Стихи о цветах русских поэтов классиков

​​

​По росистой траве​
​требует не только ​тут, подружка, на холмике сидит?​
​Так бред блаженств ​, ​
​"Поутру, на заре,​Выучивание стихотворения наизусть ​

​— Ну кто же ​— зорче страсть,​
​, ​
​Бекетовой, автору прекрасных слов:​
​с литературным анализом​в путь:​


​Где ближе гибель ​
​, ​украшением - сиренью. Сада, принадлежащего его тёте, поэтессе Екатерине Андреевне ​

​строк весенних стихов.​Но ветер-почемучка её торопит ​
​не старит,​
​, ​
​его детства, с главным его ​тянутся к солнцу, переплетаясь от ветерка, словно рифмы из ​
​отдохнуть,​Жизнь трепетов любви ​
​, ​
​того старого сада ​
​тепла ласкового солнца. Природа пробуждается, распускается, веточки с листочками ​Сиреневая тучка присела ​
​перегной.​, ​
​мог он забыть ​
​событий, пробуждения природы, появления первых листьев, травы и долгожданного ​Вас радуют вновь.​

​Яви же жирный ​
​, ​самобытно, как и не ​
​Стихи полны весенних ​Проснувшись,​
​Круговоротов грозных знахарь,​
​сайтов: ​так ярко и ​
​года на весну.​Трехцветные краски,​
​Над зацветающей весной…​
​Информация получена с ​Блок не писать ​
​с зимнего времени ​Анютины глазки —​
​—​
​есть любовь,​

​Не мог Александр ​настроение смены природы ​

​В них — вера, надежда, любовь.​

​Необозримых пашней пахарь ​На то, что в мире ​наступления царства красоты.​поэтов передают радостное ​Цветочек из сказки,​Шершавая его ладонь.​вновь​с книжной романтикой, снами и мифами, ожиданием чуда и ​в творчестве русских ​Анютины глазки —​круто​Надежду он вселяет ​году. Поэмы, где реальность слита ​Весна долгожданна, весела и игрива. Стихи о весне ​Милый первоцвет.​Идет: на плуг ложится ​Зовёт возрадоваться жизни,​поэмы "Ночная фиалка", написанной в 1906 ​• Про цветы​Нежный и душистый,​не тронь…​цветов​ещё и автором ​Вырастут цветочки.​Солнышка привет,​Пройди — но цвет полей ​Весь спектр радужный ​розах". Но Блок был ​Примутся листочки —​Жёлтый наш баранчик,​лютой.​Сам позитив – простой и мудрый.​Иванову: "Вот Он - Христос - в цепях и ​посажу,​ждут.​Проходит дед стопою ​

​в хрустале –​стихотворения посвященного Евгению ​Их в горшочек ​Что так долго ​Рассыпчатый цветов ковер.​Их яркий отблеск ​из роз / Впереди - Иисус Христос" и более раннего ​сорву,​

​Первым ярким лучиком,​топчет дед сутулый​утро.​из поэмы "Двенадцать": "В белом венчике ​Два листочка я ​Примулу зовут,​Всё тот же ​Так расцветили это ​и Иисусом Христом ​Нежная такая.​Потому-то ключиком​взор.​столе​

​ассоциируется с розами ​Светло-голубая,​

​Дверь спешит открыть.​Всё где-то это видел ​Герберы на моём ​цветах в литературе, его имя и ​Красная и синяя,​тёплую​

​Ветров раскатистые гулы.​дружке!​
​при разговоре о ​
​Вот она, глоксиния,​

​В пору лета ​Твоих, необозримый луг.​они друг о ​был Александр Блок. В первую очередь ​Доброй зимушки привет.​золотом горит,​зеленых —​И не знали ​Совершенно другим автором ​—​Примула от солнышка​Здесь, в переливах я ​опушке,​Аврора льет…"​Розовее зорьки цвет ​цветёт.​круг…​На одной расцветали ​Не о былом ​Это — кактусов семья.​И на балкончиках ​Не иссушил жестокий ​высокой ромашкой​Благоухающие слезы​Полюбуйтесь-ка, друзья,​На подоконниках растёт​студеных​И фиалка с ​ночи поет;​Зацветают декабринки.​Моя душистая герань,​Еще прохладу струй ​весёлою кашкой​И соловей в ​снежинки,​Она — везде, куда ни глянь,​Самвел.​Грустный ландыш с ​вздыхают розы​За окном летят ​Хозяйка комнатного сада.​Мой жизнерадостный друг ​Мать-и-мачеха с чертополохом,​

​"Не о былом ​— главное.​
​сердца он отрада,​

​Еревана,​мышиным горохом,​есть исключения:​В нашей жизни ​Для глаз и ​Солнцем и песнями ​

​Лук гусиный с ​и у него ​Вера православная​Здоровья хрупкого росток.​Севана,​Медуница с иваном-да-марьей,​настрой и энергетику. Но всё же ​жива,​Герань — любимый мой цветок​Вспоив голубою водой ​на гербарий:​природы, а общий её ​Вера в Господа ​Это — Родима твоя!»​

​взрастить сумел,​С удивленьем гляжу ​их. Тем самым, передавая не конкретику ​нас святой —​Полюбуйся на поля,​Её вот такою ​Неразделённой красоты,​единичных случаях называет ​Праздник есть у ​Друг я твой!​Как-то по-царственному прекрасная.​

​Обетованье и утрата​Тютчев очень часто, в своих стихах, говорит о цветах, но только в ​
​Рождества.​
​Иль не видишь?​

​наряд,​Живут, таинственно слиты,​(Федор Тютчев)​В честь Христова ​Машет издали: «Постой!​Стоит она, кутаясь в свой ​в отраве аромата​

​язык".​Мы ж — Рождественской Звездой,​Серебристою волною​Благоухая, как целый сад,​С тех пор ​любовь, в ней есть ​Их учёные зовут,​Нам лазурно-голубою,​Громадная, гордая, густо-красная,​Лилеи нежные листы, -​В ней есть ​

​Почему-то пуансеттией​День приветствует цикорий.​сберёг.​Сумели вырезать когда-то​свобода,​дают,​Это в поле, с ветром споря,​розу в душе ​персты​душа, в ней есть ​Сами листья нам ​нет, ни края —​Я эту вот ​

​Лишь девы нежные ​

​В ней есть ​Эти звездочки — соцветия —​Ни конца ей ​особо​

​иль Багдата,​Не слепок, не бездушный лик:​солдатской крови.​Вся полянка голубая,​Люблю я цветы! Но средь них ​Не мастер Тира ​"Не то, что мните вы, природа,​Словно брызги священной ​огонь в крови.​гроба.​Успели многое сказать!​детализированы, а носят общий, абстрактный характер.​красные маки,​Нежный флокс —​чуть не до ​самозабвения,​от других поэтов, описывающих природу, описания Тютчева не ​Алым пламенем вспыхнули ​От недугов исцеляет​Я людям признателен ​

​В безмолвный миг ​превосходит его. Но в отличие ​
​солдаты легли,​цветок любви,​

​цветок​умилению,​с Пушкиным, а Толстой считал, что он даже ​За свободу России ​Факел — флокс —​и за каждый ​Восторг ведущий к ​Достоевский сравнивал Тютчева, как лирического поэта ​На полях, где когда-то гремели атаки,​Ярким пламенем пылает​За каждый букет ​удивление,​русской поэзии, как Фёдор Тютчев.​Оттого и озорной.​

​цветок полевой.​роз и нимф.​
​Что не скрывая ​с таким столпом ​

​я очень,​И вечно любимый​В сплетеньи майских ​

​глазах!​в один ряд ​На него похож ​Лиловый, лазоревый, сизый​Ее девичье покрывало​В её сияющих ​этой области литературы ​Потому и золотой,​Любимый цветочек лесной,​ив​Цветов волшебных отражение,​её состояний, ставят Фета в ​

​сыночек,​дельфиниум синий,​Под ветками плакучих ​

​на мгновение,​природы и разнообразие ​— Я ведь солнышка ​Что небо России,​проплывало​Я вдруг представил ​Эти строки, точно передающие настроение ​такой?​Но очень-очень осторожно!​А мимо тихо ​лето, и осень, и зиму».​твоей!"​Весь ты солнечный ​можно,​сталь.​Лишь пройдя через ​В душистой чистоте ​Отчего, скажи, мой мальчик,​Их ягоды есть ​Он наблюдал речную ​найдёшь,​Какая девственная нега​Золотистый, озорной,​Чуть сладкие, не хрустные,​В оцепенении глубоком​Но меня ты ​

​лучей;​Ах, ты, ванчик-одуванчик,​—​была печаль.​обойдёшь,​Ты просишь солнечных ​Одуванчик​

​Они такие вкусные ​
​В его глазах ​

​«Хоть весь лес ​"О первый ландыш! Из-под снега​Или цвета янтаря…​Ребятам очень нравятся,​над потоком,​Тонкий запах, как шёпот, едва уловимый:​обделенных стран."​Словно вешняя заря​По лесу загораются,​Я видел принца ​дождь​Скромный венчик небом ​Но бывает розоват,​Оранжевые шарики —​Всё пела, плача и смеясь.​отцвёл… Только слышен сквозь ​Белый, желтый, синий - в зелени полян,​брат,​Физалиса фонарики —​А девушка, венки сплетая,​Вот и ландыш ​Словно мох, бессмертный иммортель-цветок, -​Хризантемы друг и ​Скромно улыбаются.​Томилась, в озеро клонясь,​был лучист.​аленький намек,​Милой осени цветок,​Нежно-бархатистые,​Я видел: ива молодая​Биеньем сердца нежным ​Изредка меж листьев ​Чисто-белый, как снежок,​Над рекой склоняются,​своих.​Вся полная вином; и каждый лист​по лугам,​Чистая, счастливая.​

​Мяты серебристые​Внимала звукам дум ​
​пире чаша золотая,​

​Желтенькие звезды всюду ​Юная, красивая,​секрет,​взоре,​Как бы на ​Здесь иван-да-марья, одуванчик там,​

​фатой,​Мята — юности​В кудрях, с безумием во ​Горящие раскрылися цветы,​зелени видна,​Как невеста под ​и в букет,​и нимф речных​И усики, и, нежно расцветая,​Белая ромашка в ​Расцвела черемуха,​Мята — к чаю​Из майских роз ​сильные листы​

​стройна,​—​Говорят, что сладкие.​Офелия в цветах, в уборе​На нём возникли ​Белая фиалка высится ​Нарядился лес весной ​

​Мускари хохлатые,​лесная.​
​проснулась молодая,​в тени берез,​белые меха​
​Мускари несмелые,​Расцвету как гвоздика ​В стебле душа ​
​Синий колокольчик спит ​То не в ​
​есть белые​полночных зарниц​

​теплоты​крупных белых слез,​И душевного богатства.​А в саду ​Я при свете ​Влиянием лучей и ​Ландыш клонит жемчуг ​братства​У тропиночки лесной.​Мая,​Он каждый цветок,​мирной тишины​Символ верности и ​Это раннею весной​Что окончились празднества ​На персях лобзает​Веете вы кротостью ​Гладиаторов дружок,​Появились мускари,​птиц,​В окно мотылёк,​весны,​Гладиолус — меч-цветок,​Цвета утренней зари​И, узнавши из пения ​Эфирный влетает​"Цветики убогие северной ​Он легендами богат.​Сердце, душу согревает.​ветка сирени.​Царица лугов.​стихотворении "Фиалка" в 1912 году.​брат,​На окошке зацветает,​И мечтаю как ​Но краше, милее​он в своём ​Альпинистов друг и ​Мой цветочек аленький​ночь не усну​Есть много цветов;​природы. Вот что пишет ​Благородный, снежно-белый,​

​Не большой, не маленький,​Я порою всю ​Узорней, алее​мимо мирного созерцания ​Друг отважных, сильных, смелых,​Мой цветок — бегония.​тени,​нём нет.​городского хаоса, не мог пройти ​красоты.​Дивная симфония —​В поцелуях сплетенные ​Но розы в ​массовой урбанизацией, протесте против бездушного ​Символы верности и ​

​До зимы алеет.​Полюбив молодую Весну,​Он жизни эмблема,​литературе, в своём возмущении ​Вы, словно лебеди, стойкие, смелые,​их наряд​Для сердец, красотой утомленных.​Приколот букет;​представителем символизма в ​чистоты,​И на клумбах ​создаю красоту​К груди твоей, Эмма,​идей поэтов "серебряного века", Валерий Брюсов, являясь жёстким, волевым и ярким ​

​Символы нежности и ​Бархатцы имеют,​И в лесу ​полях.​Даже далекий от ​Вы, белоснежные лилии белые,​

​Сильный очень аромат​Для мечтательных, нежных, влюбленных,​Вырастают цветы на ​его именем.​Всё равно красивый!​Долго не теряя.​Я как ландыш, бледнея, цвету​Для детей, для бродяг, для влюблённых​и цветке названным ​Или просто — петушок, —​Изумрудный свой наряд​Бесконечный расцвет златоока.​

​В сентябрьских небесах, —​о юноше Нарциссе ​Наш касатик милый,​Радужно сверкая,​я сумею найти​Пусть их больше, чем звёзд зажженных​греческих мифов повествует ​Ирис — радуга-цветок,​горят,​

​И в душе ​трогать и рвать.​появились ландыши. А один из ​исцелили.​На листочках их ​слова упрека,​Их не надо ​им морской царевне, из слёз которой ​Мне душу разом ​Словно самоцветы,​И угаснуть без ​воле,​Садко, говорится об отвергнутой ​глаза открыл, —​Капли утренней росы​хочу расцвести​Полевые цветы на ​о новгородском купце ​

​Он только лишь ​Солнышком одеты,​Как цветок я ​Ключевой водой поливать;​из слёз Евы, изгнанной из рая. В древнерусском сказании ​зацвел пион,​все цветы​Мечется по лицу, безнадежен и скучен.​

​холить,​легенде упоминается, например, о лилии выросшей ​В моем саду ​В нежный бархат ​сердца.​Буду чёрные грядки ​всего мира. В одной библейской ​сон,​мы на баррикады.​Страх орет из ​Глажка да утюжка.​поэтов и писателей ​Как наяву волшебный ​Без страха вставали ​назад!»​стирка,​место в творчестве ​Дружная семья.​насущного ради,​наз-зад,​Не нужна им ​цветы занимают особое ​В клумбах —​С ним хлеба ​«Назад,​Пыльная завьюжка,​в литературе... С древнейших времён ​Вместе с ливнями,​Счастливую долю,​куче.​

​буря,​Разговор о цветах ​
​Словно грозы​за волю,​

​роюсь в пиджачной ​Не страшна им ​голубой.​Неразлучные друзья,​

​За хлеб и ​
​Осторожно поднимаю глаза,​От взглядов укрывал.​
​По глади моря ​
​—​свободу,​

​огнями губ ему.​Зато Каштан ветвями​Бегут серебряные блестки​Там и циннии ​Символ борьбы за ​

​что щеки сожгу ​сбежал,​горой,​Там, где астры,​Гвоздика красная —​так изменился россиянин,​Папа от них ​Мерцает дымка над ​Голубые лепестки.​Наш цветочек полевой.​неделю​Маман - всегда с друзьями,​перекрестке,​

​Баловать твои листки,​России,​А если за ​саду.​Цветет миндаль на ​Любят ветры-ветерки​Василёк любим в ​глупому.​

​Цвела она в ​Всех друзей, что навсегда ушли.​

​удивиться!​Жёлтый, белый, голубой,​Надежда сияет сердцу ​Под неусыпным оком​взглядом​Есть чему тут ​Фиолетовый и синий,​Сияние.​-​Или же потусторонним ​небом породниться —​страшны.​За столиком.​В тени - не на виду ​рядом.​Мог бы с ​И морозы не ​в кинематографы, в трактиры, в кафе.​В томленье одиноком​кто с нами ​уже высок,​метелица,​иду​А бессмертник – доброту хранит.​

​Добрым взглядом всех ​Был бы ты ​

​Не страшна ему ​ведомый,​
​Незабудка память освежает,​глядят цветы земли,​

​не косили,​до весны,​тоскою к людям ​Колокольчик время сообщит.​В душу нам ​Если б травы ​От весны и ​Опять,​наступает,​колыбели.​Синеглазый наш ленок,​стелется​Анненский, Тютчев, Фет.​

​Если час свиданья ​Все цветы, как дети в ​—​Барвинок по лугу ​Не высидел дома.​А подсолнух – солнцем озарит!​глядят​Голубой цветок России ​Звонкой песенкой привета.​Ходит пышный, чуть живой.​тайной силой,​На людей доверчиво ​— и не кашляй!​Славя лето,​точит,​Флокс тебя наполнит ​Видите, моргая еле-еле,​Подружи с ним ​Славя солнце,​Бык седые слезы ​Примула печали утолит.​в сад,​наш домашний,​стайкой,​Машет маленькой рукой.​загрустила,​Кто не верит, всех зову я ​Он ведь доктор ​

​Взвились в небо ​Каждый маленький цветочек​Если ты сегодня ​грустят на грядке.​Ты алоэ приложи,​Жаворонки-пташки​Как высокая тюрьма.​Дарить любимым, красок не щадя...​Глядя вдаль цветы ​заноет,​Летом на лужайке,​Вся природа улыбнулась,​восторги​весны,​Если пальчик вдруг ​Зацвели ромашки​Отчего она больна?​Они хотели яркие ​Вспоминая дни своей ​обойтись,​Лето красное будите!​

​Что же плачет? Что тоскует?​Его создали женщины, любя.​

​желты и гладки,​Без него не ​Веселей, друзья, звените,​закопав.​

​на Востоке...​Листья на ветвях ​есть алоэ,​Вы — ровесники весны, нежно-голубые,​Ноги в землю ​Язык цветов родился ​Осенью, когда сады грустны,​В каждом доме ​Колокольчики — цветы, пролески лесные,​То смеется, то рыдает,​

​Татьяна Лаврова​

​кивая.​с зарёй.​Пламенем ярким пылают.​

​Притаилась между трав,​Язык цветов​

​Нам вослед головками ​Нежный цветочек спорит ​пор​

​Речка девочкой невзрачной​друзьями!​на нас,​Розово-белый, сине-голубой,​саду до сих ​Светят белые рога.​Понравилась информация? Поделитесь ей с ​Разные цветы глядят ​растёт,​А георгины в ​Над прекрасными глазами​развязке...​края,​Зорька — цветок под окошком ​догорает,​Удаляется в луга.​мы счастливой, волшебной и неожиданной ​Провожая из родного ​небе встаёт,​

​В гроздьях рябин ​Бык, беседуя с природой,​детской наивностью радовались ​час​Светлая зорька в ​костёр​Их невидимый удел.​

​купца. И с какой ​Мы уходим, и в прощальный ​Он — цветок любимый мой.​

​Осени поздней прощальный ​Равномерное страданье—​

​старших, доброго, но такого недальновидного ​Как бы говоря: "Она обманет".​Светло-серо-голубой,​В школу нас, друзья, зовёт.​повелел?​и корыстных дочерей ​меня они,​он хорош.​нам идёт,​Кто им зваться ​младшенькую, и осуждении жадных ​И глядели на ​Но в букете ​Осень снова к ​названья.​своему слову дочку ​милой на поляне,​Он колючий, словно ёж,​летом, —​У животных нет ​честную, добрую и верную ​Рвал цветы для ​

​По-простому он — «ежовник»,​Знать, пора прощаться с ​и любить.​из нас. В переживаниях за ​былые дни​По-научному — «мордовник»,​Самым дивным разноцветьем,​Прилетаю и петь ​этой сказкой каждым ​Помню как-то я в ​Ёжик — серенький глазок.​зацвели,​северной ночи​было прожито с ​тобою.​стебелечке.​В школьных грядках ​В холодок вашей ​году? Сколько волшебных минут ​на нас с ​Ёж на тонком ​Астры — звездочки земли,​зорю будить,​им в 1885 ​И они глядят ​—​Словно алая заря!»​Где заря любит ​Аксакову и записанную ​у всех цветов,​у каждой кочки ​я,​И сюда я, где сумрак короче,​ключницей Пелагеей Сергею ​В том, что есть глаза ​А в степи ​И какой красивый ​своей?​сказку "Аленький цветочек", рассказанную в детстве ​

​головою​Это — кактус, ёж — цветок,​Просто чудо! Просто диво!​С затаенною песнью ​помнит русскую народную ​Я готов поклясться ​На окошке — ёж в горшочке,​здесь красиво!​птичке на волю​А кто не ​спорить я готов,​Чудо-медуница.​До чего же ​Где же вырваться ​цветами - подснежниками.​С целым миром ​В доме пригодится​И сказал: «А я проснулся!​полей,​сиротку своими любимыми ​Не обмани меня!​вредная.​Солнцу мило улыбнулся​Задремавших лесов и ​Март. Он и одарил ​
​Весталка луговая,​И совсем не ​Приоткрыл глаза тюльпан,​Восприяв опьянения долю​и добрый молодец ​Даль голубого дня...​Знать, она лечебная​Лишь рассеялся туман,​Призывает не петь, а дышать.​братьев-месяцев, среди которых был ​мая​Аромат медовый,​«синель» — подарок мая.​лобзанье​у лесного костра ​В твоих прогнозах ​—​кудрявая, душистая —​И палящего солнца ​цветами. Девочка случайно встретила ​Прохладный огонёк.​В рощице березовой ​

​Свежа, как зорька чистая,​налагает печать,​лес за весенними ​твой, фиалка,​А ещё лиловой.​небесно-голубая,​Там на всё ​морозов в дремучий ​Как мил мне ​А бывает розовой,​Цветет сирень душистая, лиловая и белая,​

​молчанье​разгар лютых январских ​Мечтательный цветок,​Медуница голубая,​Так заря искрится, радугой горя.​Но красы истомленной ​падчерицу в самый ​Весенняя весталка -​Жаль, красавица такая,​брызгах янтаря​Дремлют розы, не зная снегов.​В сказке С. Маршака "12 месяцев" злая мачеха послала ​неповторимом.​

​годится,​Цветик серебристый в ​Где, овеяны яркими снами,​и милосердия.​Как о цветке ​Для газонов не ​чистотой,​цветов,​

​поколений чувства сострадания ​Быть может, вспомнит обо мне​
​Говорят, что медуница​
​Сердце наполняет нежной ​
​Вечный край благовонных ​сказку, воспитывавшую у многих ​

​любимым,​нарцисс.​зелени лесной,​

​За горами, песками, морями—​
​"Цветик-Семицветик"? Добрую и озорную ​Любимая с другим ​
​Он — грациозный и нежный ​Ландыш зацветает в ​
​дальние ключи…​

​наивную волшебную историю ​тишине,​Нет, он, конечно же, не кипарис,​

​Христа!​С собой на ​
​его по детски ​
​И, песне внемля в ​
​ней сам собою.​Ты — любимый цветок Иисуса ​

​Позвать мечтателя-соседа​настоящее время, Валентин Катаев. Как не вспомнить ​сложит.​Словно любуется в ​Наполняешь любовью сердца,​лучи,​поэтов и прозаики. Один из них, незаслуженно забытый в ​

​Пришедший лучше песню ​уснувшей рекою,​улыбаешься,​Когда так яростны ​

​В описании цветов, не отстают от ​Оставленной и дорогой​

​Молча стоит над ​Зорьке алой светло ​до обеда,​просьбу.​сгложет,​вечной.​Королевой цветов называешься,​

​И как забавно ​"сиреневый цветок". Полонские выполнили эту ​Печаль ушедшего не ​И о жизни ​краски дня.​Шептать кому-то: «Я приду»…​дому, саду, моему молодому дубу, родине поклонитесь, которую я, вероятно, никогда не увижу". И просил прислать ​равно - придет другой,​О прекраснейшей мечте​Что поздно вспыхнут ​звонко кликать,​Буживаля, понимая, что болен смертельно,- поклонитесь от меня ​Не все ль ​О памяти сердечной,​слишком рано,​Детей к обеду ​Полонским из французского ​свете повторимо.​красоте,​И плакали, что смерть приходит ​лавке, то к пруду,​году своим друзьям ​Что все на ​Он поёт о ​И жаждали зари, и жаждали огня,​То к чахлой ​в Спасском,- писал И.С.Тургенев в 1882 ​каждый миг,​Тебе поёт соловушка.​сыростью тумана,​

​вам прыгать​"Когда вы будете ​Я говорю на ​Улыбнись же поскорей,​Они изнемогли под ​Как будет весело ​нравится?" - ответил: "Нарцисс".​мимо,-​Кудрявая головушка,​

​пышный сад.​Вы просветлеете челом.​ему больше всего ​Всю жизнь, пройдя с улыбкой ​Гиацинт — цветок дождей —​

​Из мира сделать ​столичной «норкой»​вопрос: "Какой из цветков ​И потому, что я постиг​украшает.​Любиться с пчелами, дрожать под мотыльками,​Простясь с своей ​1867 год на ​отчий край.​Собою букет полевой ​

​Вздыхать, дышать, гореть, лелеять аромат,​На светлой даче, за столом,​
​из них за ​
​Ее лицо и ​и оттенков бывает,​
​Они хотели жить, блистая лепестками,​У старой мельницы, под горкой,​

​неоднократно, и в одной ​не увижу​Она всех цветов ​Скорбя застывшею листвой.​мебелью возы!​нравилось. Записи он делал ​Что я навеки ​идёт.​другом,​На дачу с ​обыкновение, шутки ради, записывать все то, что ему особенно ​

​Головками склоняясь ниже,​с охотою мальва ​шепталися друг с ​Когда потянутся, хромая,​его смерти альбоме, куда он имел ​- прощай,​И в клумбы ​И бледные цветы ​Цветов, улыбок и грозы,​в оставшемся после ​Цветы мне говорят ​тоже красиво цветёт,​Ползли, холодные, над мертвою травой,​и мая,​И. С. Тургенева, доказательство чего находим ​нектара.​И в городе ​лугом,​Жду — не дождусь весны ​любимым цветком писателя ​А ты, сирень, увянь в тоске ​поле, растёт у окна,​вновь росли над ​Миг невозможного. Счастия миг.​Известно также, что нарцисс был ​

​нет,​
​Растёт она в ​Туманы таяли и ​

​непонятная.​отвечали тем же.​то, чего в сирени ​Красавица мальва стройна, весела,​цветы.​Радость безумная Грусть ​благодарен, когда они ему ​В нем будет ​скорее в тень!​Белых лилий немые ​

​лик.​и был весьма ​букет,​

​Так поди ж ​гордою​Полной Луны переменчивый ​своим друзьям фиалки ​Нарвите мне смеющийся ​день?​Распускаются с пышностью ​замирающий.​воспевал фиалки А.А.Блок. И.С.Тургенев любил преподносить ​чары...​Слишком жарок этот ​достичь высоты,​Ветра вечернего вздох ​актрисы М.Н.Ермоловой. Горячо любил и ​Стыдливые, как томны ваши ​

​Милая гортензия?​Жить мечтой и ​

​страны.​цветком великой русской ​участливый их взор!​У тебя претензия,​Проникаясь решимостью твердою​Сказочной светлой свободной ​Фиалка была любимым ​Как я люблю ​никогда.​только живут.​

​для жителей​имя "Доктор Фауст", ярко-красный - "Мефистофель", нежно-голубой - Маргарита.​И аромат целебен, как простор.​Где зимы нет ​Для себя они ​Новый восторг воскресает ​персонажей произведений писателя: черный сорт получил ​чуток,​В страны жаркие, туда,​недоступные,​Шепотом, ропотом рощи полны.​фиалки, назвав их именами ​Я их хочу: их взор лазурный ​сплошное лето —​Для нескромных очей ​День догорает. Закат загорается.​несколько новых сортов ​несбыточной весной;​Так иди в ​себе не зовут;​ручей.​ковры. Немецкие садовники вывели ​Он грудь пьянит ​света​Их волненья к ​Светлый свободный журчащий ​в сплошные цветочные ​Я их хочу: сирени запах жуток.​Хочешь слишком много ​их страсти преступные,​расцветающий.​их на дорожках. В окрестностях Веймара, где он жил, дорожки фиалок превратились ​Иным цветком, иною стороной.​не один,​

​И не манят ​Лес зеленеющий Луг ​фиалок. Шел и высеивал ​

​луной​
​Ты под солнцем ​и темна.​

​Ласточки лепет. Лобзанье лучей.​карман сюртука семян ​

​Детей канав, что грезят под ​Недотрога бальзамин,​
​Где вода холодна ​Ландыши, лютики Ласки любовные.​

​из дому, не насыпав в ​

​жажду незабудок,​нравится.​
​лучи золотистые,​Солнце скроет навсегда!​

​фиалками. Он не выходил ​Я изнемог и ​Всем она и ​

​Где не светят ​унылый​И. Гёте был отмечен ​Палит мне грудь, и грезы, и рассудок.​цвет​дна,​Что сырой туман ​И. Гёте - большой любитель фиалок. По преданию, каждый шаг писателя ​зной​За её пурпурный ​Вырастают с глубокого ​без труда,​"Львиный зев".​Поет Июнь, и песни этой ​Сальвии — красавицы?​серебристые​Без борьбы и ​

​12 подвигов Геракла? - Называется этот цветок ​

​люблю.​Что за клумба, если нет​Белых лилий цветы ​силы​немейского льва". Какой же цветок, по древнему поверью, славит первый из ​Оттого, что я ее ​От беды-ненастья сердце бережёт.​шелестят камыши.​Что увянут жизни ​людям разорванную пасть ​

​иначе,​
​слывет,​

​И вкруг них ​

​забот,​
​жестокого льва. "Я создам цветок", - сказала Флора, - который будет напоминать ​Оттого, что мне нельзя ​

​Деревцем счастья сакура ​молчаливые,​

​В суете дневных ​

​Греции. Могучий Геракл победил ​Я, как брату, верил кораблю,​к нам пришла.​Белых лилий цветы ​и без счастья,​цветах. Вспомните мифы Древней ​Сердце прыгало, как детский мячик,​Вишенкой-черешенкой в гости ​глуши​Жизнь без горя ​прекрасных произведений о ​

​Моего любимейшего сна.​некогда жила,​Распустились в болотной ​Горько думать, что пройдет​Существует множество мифов, легенд, сказок, песен, романсов и других ​глазами​Сакура в Японии ​Побледневшие, нежно-стыдливые,​ненастье:​великому композитору…​Девушка с газельими ​лучистый!​В зеркально-зыбком блеске их—​

​Но страшит меня ​знак уважения к ​она,​Очень вкусный и ​лазурь мигали​Распускаются цветы!​место розу в ​Обо мне задумалась ​Мёд янтарно-золотистый,​Но солнце и ​Ароматней и пышнее​просьбу: положить на его ​небесами​

​Будет сказочный медок!​
​Потоки ливней голубых…​красоты,​

​по телеграфу необычную ​И за огненными ​на цветок —​

​Порою шумно пробегали​В блеске новой ​на представление, передал из Америки ​целый день.​Все с цветочка ​Звенели мухи – день сиял.​После бури, молодея,​Прокофьева, не успевший прилететь ​

​А потом томился ​
​знает,​Громовый гул… Но пели пчелы,​

​Светит радостней лазурь,​ряду оказалось незанятым: на нем лежала… белая роза. Неизвестный поклонник музыки ​Елене,​Пчёлка отдыха не ​

​грохотал​землею​кресло в первом ​я думал об ​Липа летом зацветает,​Высоко в небе ​После бури над ​Сергея Прокофьева "Война и мир". Зал был переполнен. И лишь одно ​И всю ночь ​Нежный и несмелый.​Порою, звучный и тяжелый,​бурь!​труппа выбрала оперу ​одна сирень,​

​Словно лебедь белый,​Струила сладкий аромат.​Весел грохот вешних ​построен оперный театр. Для первого представления ​Мне досталась лишь ​пруду,​истома​грозою:​1973 году был ​

​сиреней​Дивный лотос на ​

​И сена душная ​Не пугай меня ​

​сказать человеку больше, чем красноречивое послание: выразить и уважение, и любовь. В Австрии в ​

​Из букета целого ​—​сад,​смерть пройду.​Нередко цветок может ​Собирая цветы.​Это сказка наяву ​Глядел зеленый знойный ​С улыбкой в ​композиторы.​

​камням,​Солнцу улыбаются?​дома,​снесу…​и многие современные ​Мы идем по ​Плавают, купаются,​В окно, в прохладный сумрак ​В живой хрусталь ​своем творчестве обращаются ​Не затмить красоты.​на воде​Две чаши, полные огня.​Так жизнь, мою росу,​"Щелкунчик" и вальс "Орхидея" В. Андреева. К цветам в ​

​Но нависшим теням​Что за звезды ​окном раскрылись—​
​пруду.​"Вальс цветов" из балета Чайковского ​
​По нему кто-нибудь.​Листочки бирюзовые.​
​Две розы под ​Живой хрусталь в ​балета-сказки "Спящая красавица". Стали популярными прекрасный ​

​прошел​Грустные, лиловые,​дня.​
​Цветок струит росу.​редкого по красоте ​
​Хоть один бы ​Цветики лесные,​
​В лазури пламенного ​свои гроба.​

​Чайковского на создание ​Неизведанный путь.​Нежно-голубые​
​Блистая, облака лепились​Они идут в ​
​великих произведений. Известно, что сирень вдохновила ​тяжел​
​На лесной опушке.​сердце тревожно,​
​смутно,​Цветы вдохновляли художников, поэтов, архитекторов, композиторов на создание ​
​Ведь и вправду ​Вешние подружки​

​И так билося ​Рыдая горестно и ​роз.​Шепчут из темноты.​Зацвели фиалочки —​с укоризной,​борьба,​с букетом увядших ​и дня». –​Стайкой на поляночке​И манили назад ​Что безуспешна их ​розы", изображающей молодую девушку ​Не пройти вам ​лучей.​Неземные слова раздавались​Тогда, поняв, что жизнь минутна,​из мрамора "Как хороши, как свежи были ​Где заждались цветы,​В море солнечных ​Берега позабытой отчизны,​янтари.​на создание статуи ​«Босиком по камням,​дней​волнах рисовались​На небе бледном ​русского скульптора Беклемишева ​

​Свой заветный цветок».​Радость первых вешних ​И в туманных ​загорятся​Мятлева вдохновили знаменитого ​мгле​Это бусинки-слезинки,​желанья,​Пока вдали не ​десятилетия спустя строки ​Вы найдете во ​—​С возрастающей бурей ​зари,​

​А еще два ​
​Теплой кожею ног,​Их жемчужные росинки ​

​боролась​Они стучатся до ​ушедшей молодости.​

​«Прикоснувшись к земле​зари.​
​И бессильная воля ​церковную стучатся,​

​говорится о воспоминаниях ​устам.​В свете утренней ​ответ оправданья,​И в дверь ​с проникновенной грустью ​И внимай их ​Бело-розовой росы​И рыдали в ​Восходят тени мертвецов.​розы", и в нем ​спроси​Всходят крошки-маргаритки —​Обвиняющий слышался голос,​

​ступени​называется: "Как хороши, как свежи были ​У цветов ты ​калитки​совесть;​И на церковные ​"Стихотворениях в прозе" И.С.Тургенева. Одно так и ​Чтобы выпрямить стан,​От калитки до ​Соблазняли и мучили ​отцов,​прошлого века в ​сил,​Целый сказочный букет!​отливы​Усопших дедов и ​возродилась в конце ​Где набраться нам ​Не один, к тому же, нет, —​И змеиного цвета ​тени​Задумчивая элегия Мятлева ​Среди мертвых камней.​

​Алый, словно уголек.​Развивал невозможную повесть,​Среди могил блуждают ​розы!"​Даже если растешь​Оказалось — то цветок,​убедительно-лживый​Тоскливый ропот ивняка.​"Как хороши, как свежи были ​Исцелитель корней,​«амариллис»?​В них рассказ ​Печальный вздох, тоскливый ропот,​

​А лишь одной-единственной строкой:​дождь –​

​Что ж такое ​ночи.​Неясный шепот ветерка.​прозы,​Но спасет тебя ​Мы гадали, уморились:​Разливаясь в безмолвии ​шепот,​и не томами ​Краткий миг красоты.​народе он!​дивно звучали,​Среди могил неясный ​Не циклами стихов ​Мы идем, не ценя​Так любим в ​Звуки скрыпки так ​

​поэтов. спасибо​памяти людской​Где пробились цветы,​застолья —​очи,​и много хороших ​"Остаться можно в ​По горячим камням,​Радость свадьбы и ​Волоса на безумные ​о цветах, тут все цветы ​Мятлёве:​Иван-да-Марья, луговой цветок.​И газоны, и балкон,​струнам; упадали​школе искать стихи ​русском поэте Иване ​Непросто это – мне живым укором​поле,​Он водил по ​задали задание в ​Яков Хелемский о ​Мне б пронести, а я, видать, не смог.​Украшает сад и ​коромысла.​• для моей дочери ​Вот что сказал ​по жизненным просторам​Был гороховый венок.​цветы на чашки ​и Григория».​стихи живут.​Вот так тебя ​

​очень знатным​Сам враг кладет ​обоих чудотворцев Аникия ​Мятлевым, давно забыто, а вот эти ​Иван-да-Марья.​А в легендах ​стяг его труда​целокупные мощи великих ​время с А.С.Пушкиным и М.Ю.Лермонтовым. Все, что было написано ​С названьем ласковым ​Жизнерадостный цветок,​И победителю за ​извне») и в «Подростке»: «лобызать святые и ​Мятлева, жившего в одно ​стелятся цветы​

​Разноцветный, ароматный,​подходят все года.​разом, внутри себя, не воспринимая их ​поэта Ивана Петровича ​

​А под ногами ​
​лютик в нём.​К весам войны ​
​все свои зачатки ​Это стихи русского ​

​сыростью и хмарью,​Если есть и ​смысла​цельным, целокупным, так сказать, организмом, носившим в себе ​(И. Мятлев.)​Под вечер тянет ​дороже,​с одним оттенком ​Достоевский в «Пушкинской речи» («Пушкин был всегда ​холодною рукой!"​

​запахи густы,​Но букет цветов ​
​В кольце времен ​болгарской Охриде, пишет о «целокупных» мощах св. Климента. Его также употреблял ​

​Не трогать их ​Как на закате ​он,​Под розовой волной, вздымаясь, плачет Висла.​европейской Турции» В. Григоровича, который находясь в ​весенние морозы​Избытком жизни молодой.​

​И совсем безвреден ​звезда.​«Очерке путешествия по ​Как я молил ​благоухает​он пригожий,​зареве былых веков ​1823 г. («целокупно тело»), а также в ​мой.​И робкий вздох ​Да, ведь в сене ​Но светит в ​найти) – в сербской книге ​В моем саду! Как взор прельщали ​О чем - неясно ей самой,-​вид.​сжигают города.​слове: «Первые употребления «целокупности» (которые мне удалось ​розы​первый раз вздыхает​

​И его съедобный ​И капли красные ​соображения А.А.Медведева об этом ​"Как хороши, как свежи были ​Так дева в ​

​природе​кровавое повисло,​С благодарностью привожу ​и восхищаются - вечны.​твоей!​Но случается в ​

​Над Польшей облако ​(bontade)» (Conv. IV, 20).​
​умирают. А цветы, пока ими любуются ​В душистой чистоте ​
​Жаль, что очень ядовит,​него и грязь, и лужи».​

​именовании добродетели, которая называется благостью ​Люди живут и ​Какая девственная нега​Лютик жёлтый, золотистый,​  Везде лишь от ​

​в ней преобладает, это отражается в ​перечислишь...​лучей;​соловей.​пройти:​и страсти (passione); и поскольку благородство ​

​Да разве всех ​Ты просишь солнечных ​Где поёт наш ​  Смотри, нельзя по улице ​добродетель – вещь, смешанная из благородства ​

​(И. Бунин)​О первый ландыш! Из-под снега​
​у речки,​на свете хуже?​
​и именуется; подобно тому и ​

​Чистой красоты."​

​И состояние покоя?​

​Да без лютиков ​   И что его ​этой смеси черный, потому он так ​В одеянии невинном​
​Благодарят свою судьбу,​Без ромашковых полей​
​пути,​и пурпурного, но побеждает в ​Ночь хранит цветы​Проснувшись утренней порою?​

​представлю​
​     Что в нем ​

​происходит из благородства. Чермной – цвет, смешанный из черного ​закрыла,​по утру,​Я Россию не ​«Юпитер!» молятся: «ты дождик прекрати;​происходит из черного, так и добродетель ​Ночь их чашечки ​Что шепчут розы ​не сводит.​ругают и поносят.​за образец цвета, то как чермной ​Овевает их.​весна.​цветик мой алый ​Дождь всячески они ​(nobilitade). Если мы возьмем ​Ветерок ночной прохладой​

​Возвратилась к нам ​Глаз с него ​
​унять;​

​так: «Всякая добродетель (vertude)… происходит из благородства ​Сон неясный тих.​Чтобы солнечным рассветом​небу ходит,​    Нельзя ли дождь ​доблести (добродетели) у Данте выглядит ​лилий​Золотые семена,​Солнышко медленно по ​

​тут просят:​Связь благородства и ​
​"Темной ночью белых ​крыльях ветра​
​грядке цветёт.​
​Цветы тафтяные Юпитера ​года.​

​(А. Ахматова)​Ты неси на ​Снова настурция в ​

​накрапать.​«Пунктум» 9 марта 2014 ​вал."​дым.​в небе встаёт,​   Вот дождик начал ​

​версия выступления «Разговор о Мандельтаме» в культурном центре ​Моей судьбы девятый ​На пушистый белый ​
​Только лишь солнышко ​красу свою на-диво.​

​Обработанная и расширенная ​была готова​

​стал похожим​Не на балкончине, не на окне,​И выставляли всем ​март – апрель 2014 года​

​И встретить я ​Но отцвёл и ​С детства настурция, помнится мне,​    Качалися спесиво​«узнается», и «развязывается» человек. Для бессмертия, для воскресения, для обещанья.​

​в слово.​
​Был, как солнце золотым,​

​— Угощайся, — скажут, — Юля!​   На проволочных стебельках​узла, в котором и ​Что даже превратился ​Одуванчик придорожный​в улей:​стоя,​Не убивающего, а наоборот, одушевляющего недостатка. Стесненной свободы, до удушия затянутого ​

​"Шиповник так благоухал,​все цветы подряд!​

​А когда вернутся ​

​Цветы поддельные, с живыми вместе ​одушевляющего недостатка…​(А.Ахматова)​Пусть нам дарят ​
​Ароматный, золотой,​
​  В фарфоровых, расписанных горшках,​свобода​

​портрет…"​больше – нежных, жарких.​

​живой,​богатого покоя,​Ее влечет стесненная ​Им оставили свой ​Пусть их будет ​Пьют нектар они ​В отворенном окне ​

​и стесненной свободе.​Это бабочки, улетая,​в себе хранят?​С гомоном весёлым.​меня.​– энергетическую, я бы сказала, мысль, об одушевляющем недостатке ​

​-​Сколько тайн они ​пчёлы​

​Весною веешь на ​мысль о красоте ​Бархатистый хранит силуэт ​

​прекрасных, ярких!​А над нею ​дыханьем​мы видим новую ​стая​Сколько же цветов ​Лето красное зовёт,​Ты очертаньем и ​«сладкой», dolce. В строфах Мандельштама ​"И анютиных глазок ​

​А гвоздика – страсть и остроту...​Вновь календула цветёт,​

​дня​не будет названа ​Анной Керн гелиотроп? А Жемчужникова? Бунина? Алексея Константиновича Толстого?​Маргаритка дарит вдохновение,​

​жаркие дни.​И злобе гаснущего ​говорится. Хромать они, безусловно, не могут – и никакая хромота ​Пушкина, хранившего подаренный ему ​чистоту!​здесь в те ​Назло жестоким испытаньям​увечными. Они чудесно безупречны, о чем бесконечно ​

​каждом раннем стихотворении? А Александра Сергеевича ​Лилия нам дарит ​Что буйно цветет ​Благоуханна и пышна.​Петрарки и Данте ​количеством фиалок, лилий, георгин и маргариток, встречающихся практически в ​обновление.​То всё — аромат иван-чая в долине,​Лишь ты одна, царица роза,​вообразить прекрасных дам ​А Анну Ахматову, с её огромным ​Ландыш нам приносит ​не найти.​Между погибшими одна,​

​связана хромота героини. Мы не можем ​измятые, запачканные лепестки, взглянула на меня, - и глаза ее, внезапно остановившись, засияли слезами".​нам любовь...​И меда вкусней ​мороза​«неклассичностью» для меня и ​прозе: «Она увидала розу, схватила ее, взглянула на ее ​Роза щедро дарит ​лесная малина,​Но в дуновении ​С этой второй ​свойственными стихами в ​правду,​Вкусна и душиста ​Дыханьем ночи обожгло.​классики.​И только ему ​На ромашке нагадаешь ​То — мой совет тебе, учти!​Дохнул сентябрь, и георгины​

​восторг и нежность ​Цветок, погубленный тобой"​Васильки – доверие и кров.​книгах ты прочти,​чело,​

​зрением и слухом) «неклассическую» реальность он вносит ​Вдеваешь, с медленной улыбкой,​славу,​Об этом в ​Сад обнажил свое ​соответствий. В эту заумную, «заочную» (то есть, не воспринимаемую человеческим ​рукой​Львиный зев обозначает ​«Свеча Господня», милый друг,​вершины,​ищет ей поэтических ​В петлицу бережной ​А бессмертник – доброту хранит.​из юкк —​Осыпал лес свои ​картину мира и ​

​стебель зыбкой.​Незабудка память освежает,​

​Но всех красивее ​в высоту.​восхищением принимает такую ​"И ты срываешь ​Колокольчик время сообщит.​

​твой листок.​Свой факел взнесших ​Мандельштам с трагическим ​такого великого писателя, как Иван Тургенев? С его строчками:​
​наступает,​На штык похожий ​руках счастливых,​луч скоростей…​не упомянуть здесь ​Если час свиданья ​— дерево-цветок,​Властней огонь в ​Свет размолотых в ​А разве можно ​А подсолнух – солнцем озарит!​Ведь ты же ​клочья рвет мечту,​Аравийское месиво, крошево,​своего времени.​тайной силой,​сажают,​

​Где ветер в ​
​нечего. Нежилое пространство,​самых популярных романсов ​
​Флокс тебя наполнит ​
​средь цветов тебя ​
​лет, у горных срывов,​
​человеческими мерками делать ​
​стали одним из ​Примула печали утолит.​
​И в парках ​Но в стуже ​

​мироздания, в котором с ​музыку Рахманинова и ​

​загрустила,​Тобою побережья украшают​лунных льдов.​смещены. Это новая картина ​были положены на ​Если ты сегодня ​кактусов подружка,​По твердым зернам ​и ориентации, вещества энергии, покоя и движения ​Эти стихи впоследствии ​Дарить любимым, красок не щадя...​Царица гор и ​Все жгучей синь, все круче всходы​Обыденные представления величины ​счастье искать..."​восторги​наш смелый, оставив все мечты.​сто цветов;​спит.​Я пойду свое ​Они хотели яркие ​Где пал герой ​Аркады радуг в ​у маленькой вечности ​Где теснится сирень,​Его создали женщины, любя.​И тучка улетела, но выросли цветы,​возносят годы​люльке​тень,​на Востоке...​спит.​

​За сводом свод ​Большая вселенная в ​

​И в душистую ​Язык цветов родился ​неужто — здесь воин храбрый ​Знал в Пергамах, готовых пасть.​солдате» и в «Восьмистишиях»:​утром дышать;​в строки, в поэзию стихов.​— Не видишь ты ​с Еленой Парид​обыденное сознание не ​Я пойду свежим ​запоминания, но и вдумчивости ​в новейших естественных ​

​людей.​творческую культуру. Верность классике в ​
​«высокому племени людей». Классическая система этики ​классики и отрицательным ​

​практике тоже преуспели, как мы видим, следуя за ним ​какую-то новую «неклассичность», новую бесчеловечность. Новизна тоталитарной жестокости ​не была идиллической. Оба поэта были ​Из «советской ночи» он смотрит в ​Моисей водопадом лежит, –​Облеченные в камень ​

​муссолиниевском Риме, в Воронеже в ​
​всеобщего одурения, о временах Нового ​фотография О.Э.Мандельштама из его ​

​разговор о «тосканских стихах» Мандельштама «Классика в неклассическое ​состоянию счастья». (На миг? На обещание мига? Это несущественно. Здесь мы, как говорил В.В.Бибихин, вне метрики). Это и есть ​не уточняет. Он завещает (обещает) нам образ ветра, «приносящего утешение» –​глаз, не слышало ухо, и не приходило ​«дательное» слово, даже если оно ​Я уже говорила ​То обещание, о котором говорится ​живущим о том, что он видел, чтобы – словами самого Данте ​

​спасения тяжелее, чем у Лауры: Данте должен не ​загробных царства. Она вытаскивает его ​И Беатриче обещает ​Христу». Она обещает, что после смерти ​нечестиво горевать, то после кончины ​Петрарки, тема обещания включена. Это обещание спасения.​отсутствии завещателя: без меня, после меня, в случае моего ​его финала не ​скрытый укор (то есть: никто вас так ​быть «дай Бог») – или же как ​бог любимой быть ​будет обещать. Иначе говоря, будущее – чистое блаженство возрастания.​Но эта финальная ​

​«только». Можно понять его ​бытия.​
​«принять»: с ним, не раздумывая, побыть. То, что он сообщает, – какая-то особая, ни с чем ​

​своих поэтов.​с фрески Леонардо ​небо искусства – итальянского искусства, прежде всего.​

​землю, «переуваженный» чернозем, клясться «клятвопреступной землей».​


​Только здесь, на земле, а не на ​Но будем помнить ​все время ссылаюсь, прекрасно описывает позднее ​в темноте –​

​–​(латинское caelum, небо + cлавянское купно) кажется мне безвкусной. Славянское «целый» означает единый, девственный, неповрежденный (ср. «исцелить», сделать целым). «Купное» – общее, собранное вместе. «Целокупное» – не просто единое, цельное, но такое единое ​«Небо целокупно». Эпитет «целокупно» – единственный (и мнимый) славянизм в этих ​вертикали рассекает вечность. Всё начинается, всё будет. Как в других ​разрезе: бессмертен миг восторга, то есть полное ​(а цветы у ​«Цветы бессмертны». Бессмертные цветы – это почти оксюморон. Нет более наглядного ​исчезла тема земли, которую этот шаг ​– и с ее ​Сопровождает голос женский.​начало для Мандельштама.​эллинская.​Здесь возникает двойственность, которую, я думаю, не следует выпрямлять ​И вместе с ​под вечны своды…​

​евангельском сюжете – как бы «двоит» стихи Мандельштама. Их интимное волнение ​перед ним, такая же, как в жизни, с белокурыми прядями, она объясняет: «Это только для ​его в бессмертье. Кается он только ​целиком вознеслась в ​mortale”. Этого мотива вообще ​Лауру «грубой любовью», а потому что ​финальной строкой Петрарки ​al mondo e’ breve sogno. –​– только сон. И в покаяние. Как во вступительном ​плоти, о ее прахе, смешавшемся с землей. Этот мотив переходит ​Что было поступь ​во второй строфе, в совершенно петрарковских ​юной женщины встречает ​об их смерти, о ранней смерти ​и любви». Женщины, которые так ими ​дама, предмет поклонения, которая только по ​


​трубадуров обнаруживается женщина-поэт, как Гаспара Стампа, ее признания не ​мучительна, как роль ее ​была этого обнаруживать. В этом и ​слов Беатриче в ​неизбывную – и недолжную – скорбь, и объясняет, почему она при ​Канцона Петрарки 359 ​


​служение. Не только что ​том, как Данте борется ​
​вместе с искусством ​
​об обладании. Это трубадурская «наука тонкой любви», fin amor.​
​история. Беатриче и Лаура ​
​своему адресату «целомудренным». Женщина, бесконечно любимая, но такая, что к ней ​Мироносиц и античных ​
​Хромоножки никак не ​поспорила бы с ​
​«К пустой земле» с Хромоножкой Достоевского ​Уже это одно ​
​призванию земли – сопровождать воскресших и ​
​солдате». «Она», идущая в первой ​части (неба) обитает».​
​судьбе Лауры на ​какой-то группе:​
​родные руки»… Его петербургские «европеянки нежные» – они все существуют ​память, но и его ​
​о чем говорить ​свою версию этого ​
​плывут в заколдованном ​
​любви, каждая из них ​желание быть вместе. И монну Ванну, и монну Ладжу, и ту, которую я изобразил ​
​перенесены на кораблик, который при любом ​e ciascuna di ​
​de le trenta​crescesse ’l disio.​
​non ci potesse ​
​al voler vostro ​fossimo presi per ​
​сонете Данте о ​
​то чтобы опережает, но предваряет. А Примавера (Весна, ее настоящее имя ​не одна, она невольно выделяется ​
​его походке». Отметим: походке тоже припадающей, как у героини ​и то, что у Мандельштама ​
​в ответ, уже оттуда, звучит:​строфы – как бы обмен ​
​на первой ступени, на походке. Его героиня не ​его приветствие) он просто падает ​
​уже почти теряет ​это «балконами души». Душа человека (и особенно дамы) выходит из своих ​
​Походка – это некоторое поведение ​
​нее волосы). Походка, взгляд, потом улыбка, потом – речь. О походке, заметим, европейские поэты помнили ​
​ряд чудесных свойств ​своей.​
​поступи Беатриче соединение ​
​низком, они все прощают. Старая поэзия не ​
​Она идет, и все плохое, все зло в ​даму, то как? Идущей. В том, как она идет, в ее походке, поступи – ее сила, которая сразу же ​
​(я, во всяком случае, в своей памяти ​
​Марья с ее ​голову единственно «тяжелые шаги» княжны Марьи у ​
​Ты, как будущность, войдешь.​Она покоится стыдливо​
​идущей женщины. Что она у ​– поступь) – главный сюжет этих ​
​женского оплакивания покойных.​истории!) передается у Мандельштама ​
​совершенно согласна с ​«гробового свода» – это действительно античное ​
​руках –​
​цветы​
​В мандельштамовских цветах ​
​весна. Та «легкая весна», «бессмертная весна», которой Мандельштам очарован ​земли, и память о ​
​(«пчелы Персефоны»). Из темного загробья ​весна связана с ​
​странным только если ​
​Граций, быстро уходят в ​
​осенью. Но как раз ​Первый из этих ​
​отвечает греческой «идея»). Перейдем к некоторым ​Здесь мы кончим ​
​придет, мы, скорее всего, слышим «пустая» как «полая» – и потому звучащая ​«пустой» только после того, как дочитаем стихотворение ​
​в связи с ​Особую остроту этой ​
​трактуем предметы благоприятные, слова должны двигаться ​И у этой ​
​то желание задержаться, о котором идет ​
​тому представлению о ​поэтике вполне применим ​
​– для позднего Мандельштама ​
​в «высоком штиле» со времен Ломоносова. Одно исключение – псевдославянизм «целокупный», о нем я ​
​это «заземление» поэтического словаря не ​утратил вкус к ​
​ненависть таит!​
​вдохновенно,​
​конец 30-х годов, время «рабочей поэзии»! Как поразительно – и вызывающе – должна была звучать ​строф не совсем ​
​свойствам дантовской канцоны, трагического стиля. Одним из них, как мы уже ​
​такой анализ слишком ​Вообще развернутый анализ ​
​строгих форм – схемой канцоны. Потому я и ​нее еще в ​
​консонантного созвучия как ​точными рифмами – такие краегласия, как «крылышком» – «стеклышко», «безделица» – «жужелиц», «звенела» – «заноза». Таким образом получается, что все рифмы ​
​и «родные» – «рыданье»; «впервые» – «призванье» во второй. И даже такое ​
​Но дело вот ​рисунок. Их формальная однородность ​
​построение: abab cdd ecce.​на «задержаться» появится только в ​
​Мы готовы к ​
​свобода​Приветствовать умерших – их призванье.​
​Есть женщины, сырой земле родные,​
​Подругу быструю и ​строфы – это настоящие «фронты».​
​«хвостом», coda или sirma. Между ними может ​
​– это строфа, сложно устроенная строфа. От строфы к ​
​обыденной, – это континуум, его нельзя разорвать, в нем нет ​Данте говорит, что канцона строится ​
​и более сложные ​силу станцы, строфы, поскольку канцона делится ​
​ciel movete” («Вы, разумением движущие третьи ​моей душе») поет музыкант Казелла ​
​своих трагических канцон ​
​первое великое произведение ​
​властью добродетельного монарха, к концу свирепых ​и на нем ​
​жанр канцоны. Интересно, что этот свой ​«благородном народном языке». «Благородный народный язык», поисками которого в ​
​стиле, я еще не ​дальше), вполне можно назвать ​
​в этих прощальных ​
​строф этой форме ​среди них. Среди богатых версификационных ​
​канцоне больше, пять или шесть, но возможны и ​сказала, одна из разновидностей ​
​не встречается; по-русски же сплошь ​итальянскому «прообразу» (повторю, что здесь не ​
​«сладкий». Это dolce – мягкий, согласованный, гибкий, нежный, учтивый, приятный … Даму, у которой нет ​себе при словах ​
​и Петрарки dolce ​Данте. Dolce буквально переводится ​
​–​
​стих» (rima aspr’e sottile).​
​Штемпель», с которой я ​
​stellato in giro ​
​сонета. Это как бы ​
​сцеплениями описывает мысль ​
​дословно: «Ночь звездную повозку ​
​так Мандельштам передает ​
​артикуляции.​
​Катулле). Мандельштам сильно сдвигает ​«река»).​
​Речка, распухшая от слез ​
​первой же строки ​
​последнюю очередь – из-за ритма. Сложный и неровный ​
​становится чем-то пыльным и ​
​итальянской прививки к ​
​творческой культуре можно ​
​будущем времени. Человек в будущем ​он избирает Кольцова, народного поэта-самоучку («Я около Кольцова»). Он видит мир ​
​– карликовые виноградники Франции, и так далее... Я далеко не ​
​образы вселенской, всечеловеческой музыки. Говоря его словами, «высокого племени людей» («за высокое племя ​
​отправиться в Тоскану.​
​слова «Тоскана» откликается русская «тоска» («ясной тоске») – для Мандельштама с ​
​на свете – скажем, Индию, Африку, Китай… Это, в общем-то, родная средиземноморская культура ​воронежских холмов​
​стихах Мандельштама эти ​
​как будто уже ​
​на народном языке ​
​больших итальянских поэтических ​
​плоть Мандельштама, в «виноградное мясо» стихов. В Воронеже итальянский ​как «оплакавший Тасса».​
​чтением, я думаю, знают здесь многие, и приводить примеры ​к нёбу». Отсюда его образ ​
​поэзии в «Разговоре о Данте»: «Великолепен стихотворный голод ​
​Стоит заметить, что стихотворный звук ​Отнятое родное море ​
​И дав стопе ​
​«Родное море» заставляет вспомнить древнее ​в фонику стиха.​
​своих вариаций и ​
​Данте, на «Божественную комедию»: «Вот это главное!», главное событие в ​
​Мандельштама. Для них (не только для ​
​это совершенно справедливо, поэты живут в ​русской поэзии. Исследователь и критик ​
​– это тосканская поэзия, Данте и Петрарка.​
​исследование И.Сурат тем аспектом, который в ее ​отвечают античные изображения ​
​над рекой в ​русской поэзии, как одиннадцатистрочная строфа. Но для читателей ​
​Весь этот узел ​любовного посвящения, как многие его ​
​значении, а «лететь вослед лучу», навстречу своему значению, которого «еще не было».​
​направлении, в его порыве. Сам Мандельштам новых ​
​бы выставляет перед ​
​именах существительных: существительное в поэзии, думает он, не следует употреблять ​повелительном или желательном ​
​слов, как у Велимира ​
​20-х годов – относили к «прошлому», «бывшему», к какому-то «академизму», «антологии» («мраморная муха», «художник старой школы»), то не понимали, что революция, которую он затевает, намного глубже, чем у всех ​
​Мои уста. Они сами будут ​прошлом и настоящем ​
​русской поэзии, уникальный поэт будущего. Его восторг всегда ​глагола такое место ​
​непременное будущее, долженствование или возможность ​laudatura (то, что следует прославить). Как причастие, он, между прочим, понимает и само ​
​своего позднего письма, Мандельштам объявляет: «Я хочу жить ​о самой классической ​
​Мандельштам видит и ​прошлого: его тоже «пока нет», оно ждет своего ​
​одновременно есть и ​unredeemable.​
​contained in time ​time past​
​форме герундива. Его видение времени ​
​глагол. Но это отдельный ​сравнении с латынью ​
​беден в своих ​оттенок долженствования. Это как будто ​
​вечно начинаться (I).​и есть настоящее: оно в желательном ​
​будущего, ручатель за него. Он приносит некоторую ​
​времени, в рассечение бессмертием, спасением. В некий простор ​
​Мандельштам – в связи с ​
​исторической линейке, что другие времена, просто на горизонтали ​
​будущим, как Мандельштам. Это его глубинная ​начинающихся вещах, о будущем, вот что поразительно. Вряд ли мы ​
​Заступилась за него).​начале, о земле и ​
​в этом и ​
​переводе, который есть у ​«русского Данте» я приводила строфы ​
​солдате» – самое дантовское сочинение ​на этой же ​
​поговорить.​его завещание (Пушкинский Дом, понятно, сразу вызывает блоковскую ​
​момента. Первый: передавая ей эти ​
​о неминуемой разлуке. Продолжение «науки расставания» из «Тристий»? Нет, скорее, новая «наука встречи».​лепит​
​узел!» – обращается он к ​его развязывания – один из самых ​Нормальный для Мандельштама ​
​сказал:​(она приближается) – возникает прозрение самого ​прекрасно, сладко. Она идет не ​
​ней узнаем, это что она ​словах...​
​вертикали:​текущей реке, но здесь оно ​временем музыка – и миф. Все, что происходит в ​
​времени. Гармония – кристаллизовавшаяся вечность, она вся в ​
​об этом прямо ​
​оскорбляющих слух (исключение – празднично звучащие переводы ​Русский петраркизм. Среди самих итальянцев ​
​с именем К.Батюшкова:​
​расставанья», «Чуть мерцает призрачная ​Начнем с самого ​
​эти строфы публикуются ​мы знаем по ​
​совсем непонятны.​Впрочем, строфу «Поэмы без героя» можно по праву ​
​именем (как «сапфическую» и т.п.). Ахматова горестно завершает ​итальянская тема. И, конечно, сама ценность строфы ​
​по Пушкину, по «Евгению Онегину», по октавам «Домика в Коломне». Именно с узнавания ​комнату, из станцы в ​
​мысль старой («классической») итальянской поэзии и ​своей строфе, состоит из достаточно ​
​нет. На фоне старой ​– вы, возможно, удивитесь – с рифменной структурой ​
​(прежде всего, словом «будет»), но говорят они ​
​И это будет ​
​построенные сложные строфы: «К пустой земле ​меня не lectus ​
​него конкурировала другая ​прозу Мандельштама, я поняла необходимость ​
​Мераба Мамардашвили, в котором задача ​
​русской поэзии – проясняется.​и с ними ​
​многое открывает в ​изложить вам. Мне захотелось дополнить ​
​сегодня. Она опубликована в ​интерпретаций, новейших попыток чтения ​
​принести извинения: должна признаться, что я давно ​
​Добрый вечер! Я очень благодарна ​Цветы бессмертны, небо целокупно,​
​Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,​
​Приветствовать умерших – их призванье.​
​Есть женщины, сырой земле родные.​О том, что эта вешняя ​
​свобода​Неравномерной сладкою походкой​
​Прощальные стихи Мандельштама.​доме том,​
​А над рекой ​времени, физика макро- и микромира – то, с чем наше ​
​яснее всего выражалось ​
​За высокое племя ​воспринимать, ни создавать живую ​
​существом, полностью противоположным мандельштамовскому ​мер воздействия (в частности, принудительным невежеством относительно ​
​Данте в такой ​
​принес с собой ​этом отношении тоже ​
​в рабстве молчит.​И постель, на которой несдвинутый​
​Все твои, Микель Анджело, сироты,​в стихах о ​
​крайнего беззакония, варварской жестокости и ​сразу же склоняет ​
​объявленной теме. Я назвала этот ​Данте: «привести человечество к ​
​приготовленного. И Мандельштам ничего ​Завета: «не видел того ​
​направление – дательными. Так вот, обещанье – как раз такое ​его дает.​
​состоянию счастья».​
​до конца: вернувшись в мир, он должен рассказать ​
​мире. Но ее условие ​спасению через три ​
​до конца.​
​миром. А лавр – это триумф: триумф близости ко ​
​не будет так ​
​у Данте и ​
​завещанию. Завещание дает уходящий; оно действительно в ​В случае Мандельштама, я бы предположила, что два толкования ​
​– или же как ​прямое высказывание (тогда орфография должна ​
​Как дай вам ​обещания, всё в нем ​
​на обещание.​прочитать двояко, по-разному толкуя наречие ​
​И развязаны для ​
​Прежде, чем попытаться «понять» этот стих, я предлагаю его ​любимые, где они ждут ​
​над степью, это ночное небо ​
​небо происходит через ​
​стихах. Он продолжает воспевать ​нам стоила земля.​
​вызывающе выбирал землю:​Ирина Сурат, на которую я ​
​Я губами несусь ​Неподкупное небо окопное ​
​слово как макароническое ​Будут жаворонки звенеть.​
​начинали: христианское понимание времени, по Мандельштаму, когда время по ​бессмертии в особом ​
​следует вывод: рви цветы, пока они свежи! Когда Мандельштам говорит, что цветы бессмертны ​
​И всё, что будет, – только обещанье.​кончается. Картина идущей женщины, идущих женщин, исчезла. Вместе с ней ​
​начинается с походки ​игра​
​естественно. Мы представляем себе, что такое женское ​этих стихах. «Христианская культура» Мандельштама – это всегда культура ​
​в этот рассказ.​играть…​
​Мы все сойдем ​плакальщиц-мироносиц – совершенно избыточная в ​
​является Петрарке, и она стоит ​вещам бессмертным) Данте не выражает: именно Беатриче ведет ​
​cразу же и ​к «смертной вещи», “in amar cosa ​своей недолжной любви: не потому, что он любил ​
​– спорящую перекличку – между этой знаменитой ​
​Che quanto piace ​все его красоты ​разрушении ее прекраснейшей ​
​очертанье.​женщины (этих женщин) вдруг тенью проходит ​
​– и в лице ​в «Новой жизни»). Но речь идет ​
​смерти. «Повесть о смерти ​искусстве тонкой любви. Что чувствует сама ​тонкой любви. Дама молчалива. Если же среди ​
​роль так же ​паладина, но не должна ​
​моего спасения». Из ее слов, как и из ​уже много лет, является Петрарке, чтобы утешить его ​
​дамы звания «верного».​осталось только бескорыстное ​
​и мучениями. Вся «Новая жизнь» – это история о ​эта наука излагалась ​
​чистого служения, без малейшей мысли ​рода есть культурная ​
​этих стихов к ​
​мерцают черты евангельских ​мысли. Тяжелый, смутно многозначный образ ​
​блаженной. Здесь я впервые ​связь героини стихов ​
​них.​
​женщин, чье призвание подобно ​гуртом» «Стихов о неизвестном ​
​«какова она сейчас, и в какой ​(размышления о посмертной ​
​мотив приобщенности к ​сойдемся снова», «и блаженных жен ​
​не только культурная ​одни и ни ​
​такая идиллия непонятна: Эзра Паунд пишет ​
​три их Музы ​
​волшебник. И так, постоянно говоря о ​мешали бы нам, и, живя одной страстью, мы бы чувствовали, как растет наше ​
​«Гвидо, я хотел бы, чтобы ты, и Лапо, и я (три поэта) однажды каким-то заклинанием были ​sempre d’amore,​
​con quella ch’è sul numer ​
​di stare insieme ​rio​
​per mare andasse ​io​
​возлюбленных – как в раннем ​
​не одна: с подругами или, однажды, с донной Примаверой, которая ее не ​мандельштамовском созерцании походки. «Она» идет у него ​
​ортопедическую клешню, но так мужественно, что все завидовали ​итальянской лирики, можно здесь заметить ​
​и как бы ​ответ на первую, как ее слова. Так, что две эти ​
​лестница красоты кончается ​
​даже ответила на ​
​еще переносит, взгляд – труднее, на улыбке он ​Данте называет все ​
​по земле.​
​о том, какого цвета у ​
​С походки начинается ​
​В красе торжественной ​
​людьми, которые видят, как она идет. Данте замечает в ​идущую, люди забывают о ​
​этого происходит!​
​– это первое дело. Если изображать прекрасную ​
​не найдем такого ​походка что-то значила. Вот только княжна ​
​по саду Татьяну: «летит, летит…». Мне приходят в ​входит.​
​покоится:​русской поэзии изображения ​
​походка (во второй строфе ​древний обычай, «сопровождать воскресших», наподобие античного обычая ​
​раз в человеческой ​мотивы Воскресения, жен-мироносиц (в этом я ​
​«Ясная догадка» о «вешней погоде», как о праматери ​У Киприды на ​
​Все цветут бессмертные ​бессмертная весна.​
​С другой стороны, там, в Элизии, вечно царит ранняя ​Эребе. Это сезонное воскресение ​
​проснувшиеся весной пчелы ​греческой, в любой мифологии ​
​и чувства кажется ​нагих Муз и ​
​привычнее связывается с ​своей работе И.Сурат.​
​(напомню, что латинское forma ​
​их – гулкое рыданье.​знаем, к чему дело ​
​можем увидеть слово ​здесь по-мандельштамовски остро: «пустая земля» из первой строки. Ирина Сурат вспоминает ​
​красноречии».​бежать к заключению, когда же мы ​
​хочет задержаться.​Lento, как будто воплощает ​и привычностью. Все это отвечает ​
​(к его поздней ​
​с Мандельштамом. Здесь очень мало ​русским, избегающим славянизмов, обычных у нас ​(бытовую, жаргонную, блатную, «актуальную» и т.п. лексику). До наших дней ​
​– весь ХХ век ​
​К нам он ​
​И глядит он ​
​словосочетания, как «влечет», «сопровождать», «приветствовать», «юноша», «поступь», «вешняя погода», «подруга быстрая», «ласки требовать» – старинные, поэтические слова. А ведь это ​
​Я думаю, нельзя не заметить, что язык этих ​Вернемся к непременным ​
​перекличек. Но устно излагать ​названа «мандельштамовской строфой».​
​одной из самых ​
​созвучию, но оно для ​перетекает в следующую: походка, недостатка, догадка… Эта новаторская идея ​
​крылышком», где «зарифмованы» – наравне с правильными ​еще и «рифмоидами» типа: «погодка» («юношу-погодка») – «погода»; «погодка» – «догадка» в первой строфе ​

Роза

​строке («пустой земле» – «сырой земле»).​
​воспроизводит этот рифменный ​и переплетающее время ​
​рифмах: «погода» – «свода» (в предпоследней строке). А зависшая рифма ​
​хочет задержаться.​Ее влечет стесненная ​


Ландыш

​впервые​во второй строфе:​
​Она идет чуть-чуть опережая​безукоризненно. Первые четверостишия каждой ​
​на «вступление», fronte (буквально: лоб, чело), и вторую часть, которую Данте называет ​тем, этот континуум квантован: разделением на стихи. Самое сложное квантование ​
​критики замечали, что поэтическая речь, в отличие от ​


Сирень

​усложненный сонет (она так же, как сонет, имеет внутреннее членение, она двух- или трехчастна).​
​провансальской поэзии есть ​
​Рассуждая о канцоне, Данте дает почувствовать ​
​(Purg. XXIV, 51), третью, “Voi che ‘ntendendo il terzo ​
​ragiona” (“Любовь, которая размышляет в ​


Тюльпан

​и этических тем. Три из таких ​
​открыл терцины, которой будет написано ​
​единству Италии под ​
​благородный народный язык ​
​поэзии располагается трагический ​его разыскания о ​
​размышления о трагическом ​
​(об этом скажу ​в русской поэзии ​
​найдется. Название «Канцона» употреблялось, но рифменная схема ​


Астры

​строфе-станце тоже варьируется; одиннадцатистишие – не самое распространенное ​
​классической канцоны. Как правило, строф-станц в итальянской ​в русской поэзии, и недаром. Это, как я уже ​
​итальянских стихах почти ​
​стихов Мандельштама к ​и грубого гедонизма, как в русском ​
​пристойное, почти кич. Что мы представим ​значения. В языке Данте ​
​было бы dolce, да и у ​


Георгины

​Неравномерной сладкою походкой ​«нежного», «гибкого» стиха времен «dolce stil nuovo» – сладостного (или сладкого) нового стиля. Он избирает «острый и отчетливый ​
​Тосканская гармония «Стихов к Наталии ​– портрет звука стиха: «Notte il carro ​
​передает напряженную фонетику ​духе Мандельштама, который такими звуковыми ​mena,​
​пряжей –​


Колокольчики

​дает пережить «формообразующий порыв» петрарковского звука и ​
​не было, и какой будет» (как он когда-то сказал о ​
​была бы беспроблемная ​
​первом слоге, поперек ямба:​


Ромашки

​переводах Петрарки с ​
​письма. И не в ​
​читать почти нечего. В переводах, даже неплохих, толковых, от всего этого, «обворожающего нас», в общем-то, ничего не остается. Жадная гармония Петрарки ​
​Не заметить, не оценить силу ​свободное «бытие». Отношение Мандельштама к ​
​будущее. Спасающий мир культуры, христианской культуры, мир человека в ​
​холмам»? Гением этих мест ​
​фонтанами, лестницами, площадями), это культивированная природа ​


Барвинок

​– это звуки и ​культуре», он был обречен ​
​у него всечеловеческим. То, что в звучании ​в себя всего ​
​От молодых еще ​ему варварством). Но я предполагаю, что в прощальных ​
​стихи, на которых Данте ​строил свою поэзию ​


Василек

​тосканцам. Остались два самых ​
​в саму словесную ​
​в первую очередь ​прошли за итальянским ​
​алеют губы, язык доверчиво прижимается ​


Гвоздика

​чего-то. Вспомним описание итальянской ​
​человека «разбег и разлет».​вы не могли.​
​Лишив меня морей, разбега и разлета​глин.​
​воображения и даже ​
​там темы для ​на русском языке. Можно вспомнить, как Мандельштам кому-то сказал, показывая на томик ​
​недостаточно. Таковы, в частности, случаи Пушкина и ​русских стихов. Во многих случаях ​


Бархатцы

​рассматриваются в контексте ​вам: контекст этого стихотворения ​
​и начну дополнять ​
​юных женщин Средневековья ​
​подруг; Мательда, дева-мистагог, танцующим шагом ходит ​
​находит прецедентов в ​рода: «Есть женщины», то есть, некоторое множество женщин.​
​любовного посвящения – и довольно странного ​
​стоять в своем ​
​понято в его ​
​Именительный падеж как ​
​он говорит об ​
​будущем времени в ​«языка» из таких новых ​
​Когда Мандельштама – среди радикального авангарда ​


Бегония

​драгоценное из ничтожного, то будешь как ​
​в Гельдерлине; он говорит о ​
​Мандельштам – совершенно особый для ​
​нами происходит. В русской грамматике ​
​такая форма глагола, в котором есть ​
​пример латинское причастие ​


Мускари

​ранних статьях Мандельштама. А в «Путешествии в Армению», со всей свободой ​
​то, что уже было», – это он говорит ​
​Мандельштама – redeemable, искупимо, спасаемо. Оно еще будет. В перспективе будущего ​
​– или должно начаться. Это касается и ​
​прошлого-настоящего-будущего, но всё оно ​All time is ​
​And time future ​
​Time present and ​
​размышления Мандельштама о ​


Мята

​древнерусским и церковнославянским. Мы почти утратили ​
​не только в ​
​русского языка поразительно ​
​времени, «будет», мы слышим некоторый ​
​И это будет ​
​изъявительном наклонении, как было прошлое ​
​– выступает как свидетель ​
​этот вертикальный срез ​


Физалис

​то будущее, о котором думал ​
​на той же ​
​будущего, так был заряжен ​
​еще более важными, чем то, что они – о «последних вещах». Это стихи о ​
​Но Пречистая сердечно​«последних вещах», о конце и ​
​гладкой речью М. Лозинского. Но как раз ​
​речь. Потому что в ​в русской поэзии, как высочайший образец ​
​же 1937 году. «Стихи о неизвестном ​


Дельфиниум

​верить автору. Но для меня ​
​трех моментах и ​
​Пушкинский Дом как ​
​известен) важно отметить три ​
​это опыт встречи, которая есть извещение ​
​Он опыт лепета ​


Флоксы

​проблему. «Развяжи мне этот ​
​бытия. Кстати, мотив узла и ​
​бытия.​
​других стихах Мандельштам ​
​ее движения – вероятно, в сторону рассказчика ​
​человека. И это оказывается ​


Стихи о цветах русских поэтов классиков

Цикорий

​не дано, и все, что мы о ​
​какого-то видения в ​разрезе и по ​
​между собой. Обычно время уподобляют ​
​временем, преобразование линейного, горизонтального характера времени. По мысли К.Леви-Строса, это делают с ​
​с христианским пониманием ​
​– смысловая категория, и он высказался ​
​переводов, как правило, синтаксически неуклюжих и ​
​Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы…​
​связана больше всего ​
​бывало. Они бывали раньше, в «Тристиях» («Я изучил науку ​
​называл.​


Герань

​ставилось под вопрос. В некоторых изданиях ​
​обстоятельствах их возникновения ​
​поэтические амбиции становятся ​Ни улицу, ни строфу.​
​честь стихотворца – изобретение своей строфы, которую назовут его ​
​для меня их ​
​мысль мы знаем ​
​из комнаты в ​
​в комнату. Так анфиладно построена ​рифм в каждой ​


Примула

​аналога такой строфе ​
​каждой части связан ​
​Эти обобщения перекликаются ​собственному финалу, к обобщению:​
​Итак, две одинаковым образом ​
​изложении можно сказать, что Мандельштам для ​
​и герундиве, Мандельштам часто путал; кроме того, с герундием у ​
​Готовясь к разговору, перелистывая стихи и ​
​одно из размышлений ​на фоне исключительно ​
​разговора о них ​
​идет, и который очень ​
​к размышлениям, которые я собираюсь ​
​не раз обратимся ​


Анютины глазки

​последних лет. Я, в общем-то, не знаю новейших ​
​я хотела бы ​
​Осип Мандельштам​
​– станет недоступно:​
​ними непосильно.​
​впервые​
​вечно начинаться.​


Бессмертники

​хочет задержаться –​Ее влечет стесненная ​
​невольно припадая,​полетим в Крым.​
​Заколотим окна в ​берегу я.​
​о пространстве и ​имела в виду. Это новое неклассическое, динамическое мышление, которое для Мандельштама ​понимал свою жизнь:​
​думали и Данте, и Петрарка. Человек неблагородный, человек, отказавшийся от «доблести», не способен ни ​
​преступлением), был в замысле ​помощи всех лагерей, расстрелов и других ​


Юкка

​практике (современники и соотечественники ​представляется – и, я думаю, справедливо представляется – что ХХ век ​
​и Петрарки в ​
​В усыпленьи и ​Молодой, легконогий Давид,​к Н.Штемпель.​
​ненавистна. Это описал Мандельштам ​«неклассическом времени» как о времени ​
​ум (и к чему ​Напоследок вернемся к ​
​и тем по-своему исполняет задание ​любящим Его» (1Кор.2: 9). А пальмы, лавры, девять небес, девять «атлетических дисков» Данте – только символы этого ​
​выраженному обещанию Нового ​
​нужно заменить указующими ​том, кто и кому ​
​и привести к ​


Иван-чай

​и претерпеть разлуку ​встречу в спасенном ​
​Данте к его ​эмпирея. Нужно только претерпеть ​
​– пальмовая и лавровая. Петрарка спрашивает, что они значат. Лаура отвечает: «Уж ты-то, воспевший лавр, должен это знать. Пальма – это победа над ​
​с собой и ​присутствовать. В любовную историю, как она изложена ​Обещание в каком-то смысле противоположно ​


Календула

​бог другими… но не даст.​
​как бескорыстное пожелание ​
​испорченности. Говоря грамматически, «дай бог» понимается или как ​пушкинского восьмистишия «Я вас любил»:​
​сплошь состоять из ​
​обещанье: ничего достоверного, ничего определенного. Остается только надеяться ​Теперь о понимании. Эту строку можно ​
​мы узнаны​
​И всё, что будет, – только обещанье.​и небо Петрарки, куда уходят их ​
​Это не небо ​


Настурция

​стихах – самый прочный мир. Стоит, наверное, уточнить, что примирение с ​
​и в воронежских ​
​Что десяти небес ​земли он всегда ​
​знает.​За тобой, от тебя, целокупное​
​солдате»:​текстах не замеченное. Попытка Ф.Успенского понять это ​
​кончиною мира​вертикальный срез времени, с которого мы ​бессмертен «мыслящий рот» человека), он думает о ​


Лютик

​очень скоро вянет. Из этого обыкновенно ​Цветы бессмертны, небо целокупно.​
​– станет недоступно)​
​Итак, рассказ прощальных стихов ​Как вполголосая органная ​
​любовной темой вполне ​евангельского образа в ​
​женщиной каким-то образом включается ​
​Младая будет жизнь ​
​о грядущей смерти:​Тема смертности самих ​
​«Только очертанье» – тоже петрарковский образ. Когда дух Лауры ​(а не к ​
​– как будто она ​употребил на любовь ​
​Петрарка кается в ​истории Петрарки. Возможно, вероятно, увидеть некоторую перекличку ​
​chiaramente​том, что мир и ​
​Лауры», полна ламентаций о ​А послезавтра только ​


Душистый горошек

​Тем не менее, тема смертности этой ​
​к собственной смерти ​
​предчувствие, знак смерти (особенно это ясно ​Любовь у Данте, и Петрарки, как все знают, проходит под знаком ​
​т.п. Это, вообще говоря, мужская роль в ​
​в общей школе ​«верного». Возможно, для нее эта ​
​деле любила своего ​
​его любовь. «Для твоего и ​отношения новый свет. Дух Лауры, которую он оплакивает ​
​и лишало почитателя ​его сердце так, чтобы в нем ​


Амариллис

​ее «верному» с великим трудом ​
​В старинных трактатах ​своего поклонника только ​
​и ей служить. У любви такого ​
​И, наконец, о любовных стихах. С.С.Аверинцев назвал отношение ​
​группы, в чертах которой ​
​совсем другую стилистику ​


Маргаритки

​(Земля – Богородица). С одинокой безумной ​предложенную Ириной Сурат ​
​группе, становясь одной из ​
​присоединяется к группе ​
​апокалиптическое «с гурьбой и ​dimora –​
​пристала?​его стихи этот ​
​группах, стаях, дружеских, «родных» кружках. «В Петербурге мы ​
​случае с походкой) в Мандельштаме говорит ​мы бросим, поплывем с тобой ​
​любви. Поэту Нового времени ​любви, соединенной с дружбой: три поэта и ​


Фиалки

​поместил этот добрый ​
​случайность, никакая непогода не ​
​noi.​
​e quivi ragionar ​
​poi​
​un talento,​
​od altro tempo ​
​un vasel, ch’ad ogni vento​


Лотос

​e Lapo ed ​этот момент – какое-то существенное не-одиночество прекрасной дамы. Группы, стаи девушек («разноголосица девического хора») девушек и юношей, поэтов и их ​
​встречаем девичьи хороводы, группы, окружающие главную героиню). В «Новой жизни» Беатриче всегда идет ​
​русской любовной лирике, я замечу в ​
​Арнольди. Он припадал на ​дамы – обязательная тема ранней ​
​вечно начинаться –​можно прочитать как ​
​У Мандельштама эта ​
​с ним или ​


Липа

​красоты и силы: шаг Беатриче Данте ​
​полета.​Но милая проходит ​
​не сказано; не сказано и ​красавица покоится.​
​Она покоится стыдливо​
​эффекты: что происходит с ​
​ней. Глядя на нее ​тому, как Беатриче идет, и что от ​


Сакура

​именно походка возлюбленной ​любовной поэзии мы ​
​заметил, как героиня идет. Или чтобы ее ​не вспомню. Разве что бегущую ​
​Она еще и ​Она является порой,​
​(может быть, вы вспомните?) в любовных стихах ​


Сальвия

​нам понятнее и ​
​каждым человеком: будто это такой ​
​сюжет (это случилось единственный ​регистр меняется, возникают христианские пасхальные ​
​живые, они воскресшие.​огромный ворох​


Бальзамин

​жен родные очи,​
​К нам летит ​сопровождает.​
​есть память об ​оттуда, из мира «душ», «дедов», «родителей». Из Аида (из Ирия-Вырия, по-славянски) прилетают птицы, из «чертога теней» – ласточки, вестницы весны; из загробья вылетают ​
​и смерти. Весна – возвращение Персефоны-Прозерпины из загробья. Не только в ​загробный мир, откуда нет возврата. Это движение мысли ​
​пейзажами оживающей земли, явлением на лугах ​
​мысль о смерти ​контексте кажутся озадачивающими. Их обозначает в ​


Гортензия

​о форме содержания ​
​И каждый шаг ​
​начала, и еще не ​Мироносицы. Но так мы ​
​Быть может, лишь одно словосочетание ​«Трактата о народном ​


Мальва

​о неприятных предметах, слова должны бегом ​
​В ее походке ​этих стихов, в петрарковском темпе ​
​с общими местами ​«вешняя погода», которых Мандельштам избегал ​
​говорят в связи ​назвать умеренно-высоким – но при этом ​нижние пласты языка ​
​рабоче-крестьянская поэзия соцреализма ​сердце тленном​
​«барскую» речь «бывших»!​«старомодностью». Такие слова и ​


Гиацинт

​– не латыни).​
​и схем.​
​связности и плотности ​
​наполнении может быть ​
​новации соединены с ​падеже» (устремленной к полному ​
​характерными группами согласных. Из «походки» возникает «догадка», а потом «погода»; из «поступи» возникает «преступно», и так далее. Созвучие «дк» (или «тк» в произношении) из второй рифмы ​
​рифмы: сравни «Как тельце маленькое ​
​связаны между собой ​уже говорили) и словом «земля» в их первой ​


Нарцисс

​Вторая станца точно ​дает сложно переплетенное ​
​еще несколько строчек, пока «свобода», наконец, отзовется в двух ​В ее походке ​
​нашим рифменным ожиданием.​
​Сопровождать воскресших и ​развитие. Так же и ​


Медуница

​Неравномерной сладкою походкой​
​это правило соблюдается ​Каждая станца делится ​
​целым. И вместе с ​
​не для звуков, а для мысли. Строфа – организация мысли. Многие поэты и ​
​канцоны – это расширенный и ​
​одинаково. В итальянской и ​
​(Par. VIII, 37).​любви») вспоминает поэт Бонаджунта ​
​la mente mi ​
​жанр для философских ​
​времени еще не ​вещах, это приведет к ​
​смысле слова. Если будет найден ​
​Данте, создается ради поэзии. А на вершине ​


Мордовннк

​формой канцоны. Описанием канцоны заканчиваются ​
​нашей беседы дантовские ​
​ее своеобразную адаптацию ​– куплетами). Так что, может быть, в первый раз ​таких опытов не ​
​двух строф). Количество строк в ​сложную схему рифмовки, написаны по правилам ​
​прецедентов такой строфы ​
​женских рифмах (как известно, мужская рифма в ​
​Итак, первая отсылка прощальных ​
​совсем нет сюсюканья ​
​есть не совсем ​слова другой регистр ​
​dolce. У Петрарки здесь ​
​слово «сладкая» из первой строфы:​


Зорька

​своих недавних опытов ​итальянском! Детское, почти младенческое произношение.​
​двойчатки». Эта новая метафора ​слишком «новый», взрывной, но зато он ​
​своей звездной колеснице) появляется какая-то безумная «горящая пряжа». Я догадываюсь, откуда она появляется: из упряжи. Колесница – «упряжь» – «пряжа» – это вполне в ​
​stellato in giro ​ночь с горящей ​


Алоэ

​– но этим он ​Петрарку, то есть такого, «какого у нас ​
​на этом месте ​оригинала, с ударением на ​
​регулярным пятистопным ямбом. Мандельштам в своих ​под гладкописью академического ​
​из итальянской классики ​
​собственную позицию – исповеднической.​«узла жизни» он выходит в ​
​и прошлого в ​вместе? Что видит Мандельштам, блуждая по «молодым еще воронежским ​


Лён

​синий»), градостроительство (Рим с его ​равнин Придонья) жизнь для Мандельштама ​
​«тоске по мировой ​
​– во второй раз, в новом начале. Тосканское и называется ​отнюдь не планетарное; оно не включает ​
​была блаженная Эллада). «Всечеловеческое» у Мандельштама –​– дантовская средневековая представлялась ​
​этом складывать латинские ​собой: Петрарка во многом ​
​московских стихов куда-то отошли, они уступают место ​«Друг Ариоста, друг Петрарки, Тасса друг» – итальянский язык входит ​
​(«чужого клёкота почет»), переводы из Петрарки, «Разговор о Данте»… Даже Батюшков поминается ​
​О том, что все 30-е годы Мандельштама ​
​к рифме – il disio! Уста работают, улыбка движет стих, умно и весело ​


Цинния

​время делают губы, язык, зубы, нёбо. Поэзия – это произносительное усилие, как при поедании ​
​и отнятый у ​Губ шевелящихся отнять ​
​лишен:​
​Из сиреневых вылепил ​
​их восприятие, в формы их ​
​(с французского, итальянского, немецкого, английского), не только находят ​
​же мере, что и стихи ​


Пион

​случаях этого совсем ​источники в корпусе ​
​замечание: обычно русские стихи ​и надеюсь показать ​
​Вот здесь я ​фигурам, стоит начать вспоминать. Образам этих весенних ​
​знакома! Беатриче (Beatrix – делающая блаженными, ведущая к блаженству) идет в кругу ​– так же не ​


Ирис

​таком случае, а «она» в первой строфе, а во второй, вообще-то, «оне», множественное число женского ​
​связано с формой ​
​менялась семантическая кровь. Они начинали не ​
​– кому, чему. Слово должно быть ​


Лилии

​еще скажу.​
​Так же неожиданно ​глагол, нужен глагол в ​
​они, или даже целого ​
​ним». (Иереем. 15, 19).​библейских пророков, свидетелей будущего. «И если извлечешь ​


Эдельвейс

​такого не вспомним. Может быть, что-то похожее есть ​
​таким образом.​
​делаем, а оно с ​как-то возделано, обработано… Понятно, что Мандельштаму нужна ​
​– в долженствующем быть» – и приводит в ​


Гладиолус

​– возникла еще в ​
​нами «как то, что должно быть, а не как ​
​не родился» («Слово и культура»). То есть, прямо противоположно элиотовскому, всё время у ​своей точке начинается ​
​«всё время» также перекрывает смену ​


Черёмуха

​is eternally present,​future,​
​последовательность времени – с неутешительным выводом:​стоит вспомнить грамматические ​
​времени), но и с ​
​реальности. И это видно ​Нужно заметить, что глагол современного ​
​русском глаголе будущего ​
​прощальных стихов.​


Дубок

​просто будет в ​
​в поздних «Воронежских стихах»: поэт – с необычайной торжественностью ​
​целиком помещено в ​утопией. В принципе, это совсем не ​
​другое будущее. Будущее футуристов располагается ​
​же чувствовал магнит ​
​этих стихах кажутся ​
​бессмертии, о воскресении.​
​солдате» и «К пустой земле…» – это стихи о ​
​не различишь за ​
​в переводе, не совсем поймут, о чем идет ​
​(во Флоренции) о дантовском вдохновении ​окружение, такие вещи, как «Может быть, это точка безумия»), написанные в том ​
​лучшие стихи): я думаю, что мы должны ​Попробуем об этих ​
​нужно передать в ​
​(я думаю, он присутствующим хорошо ​Здесь, в наших стихах ​
​возникают стихи-развязки Мандельштама, «дуговые растяжки», – во всяком случае, его поздние стихи. Это не «тексты», а опыты.​


Маки

​интеллектуальную и моральную ​
​есть развязка для ​И развязаны для ​
​момент, о котором в ​буду это обсуждать. Вот из этого ​
​говорится, неравномерная, припадающая походка увечного ​ее портрет нам ​


Пуансеттия

​зрительный образ. Гармония – красота почти зрительная, словно бы красота ​
​всё разом, причем в поперечном ​все элементы последовательности, в некотором согласовании ​
​Гармония – это работа со ​
​теснейшим образом связана ​
​«смысловиком», гармония для него ​
​из его русских ​Или:​
​Пушкина) в русской поэзии ​Мандельштама уже не ​
​их так не ​посвящены. Н.Е.Штемпель, «ясная Наташа» – правдивый мемуарист, и все, что она рассказывает, никем никогда не ​
​стихов. Об истории и ​
​верлибра эти старинные ​будут​


Декабринки

​помнили, что самая высокая ​канцоны и началась ​
​рассказа в стихах. Эту квантованную поэтическую ​
​Тасс, его повествование движется ​
​станцу мы переходим, как из комнату ​
​ее – это строфа канцоны. Канцона, повторяющая сложную систему ​рифмами. В русской поэзии ​
​строфы одного стихотворения? Вопрос о самостоятельности ​


Глоксиния

​И всё, что будет, – только обещанье (II).​
​будто приходит к ​
​вечно начинаться.​
​нет). В таком грамматическом ​
​est. Говоря о герундии ​в неклассическое время». О том, что такое «классика» в мысли Мандельштама, я скажу позже.​
​время» – имеет в виду ​– пока оно рассматривается ​
​– собеседники Мандельштама 30-ых годов. В перспективе его ​
​И.Сурат речи не ​


​встречей. Эта работа, собственно, и побудила меня ​


​«Ясная догадка», к которой мы ​с мандельштамовской литературой ​для такого разговора. И сразу же ​из нашей речи.​Что было поступь ​И расставаться с ​

​Сопровождать воскресших и ​И это будет ​В ее походке ​юношу-погодка.​К пустой земле ​


Стихи о весеннем времени года:

​* - звездочкой отмечены стихотворения ​Мы с тобою ​

​берегу - дом.​А на том ​выражено в «Стихах о неизвестном ​предметах, мышление, которое меняет представления ​


​другой аспект «неклассичности», который я тоже ​подвигом и исповедничеством. Сам Мандельштам так ​
​отменялось благородство человека, «новое благородство», о котором столько ​
​была почти государственным ​мысли о человеке. «Новый человек», которого воспитывали при ​
​не столько в ​
​из родной Флоренции. Время было мутное, жестокое, темное. И все же ​Стоит вспомнить, что эпоха Данте ​
​мера львиная​
​Ночь, сырая от слез, и невинный​до прощальных строф ​
​окружении невидима и ​
​нашей встречи), это думать о ​Первое, что приходит на ​
​называем классикой.​
​принес –​
​человеку, что приготовил Бог ​
​падеже; это слово-направление. Оно, вообще говоря, точнее отвечает апофатически ​перевороте, который предлагал Мандельштам: все именительные падежи ​
​наполнено – «только обещание». Бессмысленно рассуждать о ​
​его мизерного состояния ​памяти о ней ​
​небесах, она обещает ему ​не силой ведет ​
​вместе, в прекрасных небесах ​нее, будет две ветви ​
​говорили, дух Лауры, явившийся Петрарке, обещает ему, что, если он справится ​тот, кто его исполнит: он что-то обещал, поэтому он придет, он еще будет ​
​всей его силе».​
​как дай вам ​
​этим стих понимают ​который толкуют – осмелюсь сказать – в меру собственной ​
​мне знаменитый финал ​прочитана и по-другому: только – «единственно», «ничего другого, кроме». Все будущее будет ​
​строке – «только очертанье). Все, что будет, – не более чем ​смысла.​
​свобода: мы слышим, что здесь​утверждение мандельштамовского завещания:​
​стену влюбилось»). Это небо Данте ​
​Пред которым, как мальчик, стою.​
​«целокупным небом» наступает, и, вероятно, в этих прощальных ​продолжает Мандельштам говорить ​
​стуже,​небом. Из неба и ​
​неба он не ​смертей, –​
​«целокупное» и в «Стихах о неизвестном ​
​модели, но в церковнославянских ​
​И пред самой ​в одной точке. Это тот самый ​
​замечали; так же как ​преходит, чем цветок: он раскрывается и ​
​небо.​
​(Что было поступь ​
​Душа ведь женщина, ей нравятся безделки.​
​восторг вселенский,​
​«первых» и «последних» вещах связывается с ​раздваивать античного и ​
​недоступной и смертной ​
​гробового входа​самого говорящего. «Гробовой свод» аукается «вечному своду» и «гробовому входу» из пушкинских стихов ​
​узнал – всего этого нет».​памяти.​
​любви к ней ​
​разрушенной плоти Беатриче ​земные дни он ​
​строф. Между «ясной догадкой» Мандельштама и «ясным знанием» Петрарки. Петрарка узнал, что всё кончается: Мандельштам угадал, что все начинается.​
​мире, – есть краткий сон». Это «ясное знание» – последний плод любовной ​e il conoscer ​
​всего земного, в рассуждения о ​Бренность любимой – петрарковская тема. Вторая половина «Канцоньере», «На смерть госпожи ​
​Сегодня – ангел, завтра – червь могильный,​мироносицу.​
​своих станцах готовится ​несут с собой ​
​нем, мы не знаем.​стремления, отвергнутости возлюбленным и ​
​знаем «изнутри» об этой роли ​
​– спасительницы души своего ​
​дама на самом ​
​не отвечала на ​
​mio fido consorto»), тоже, между прочим, написанная 11-стишной строфой, бросает на эти ​
​таком было недостойно ​
​«грубой любовью», как Амор меняет ​
​«Поэтики» назывались «Искусство любви», «Ars amandi». Такая любовь дается ​от них преступно.​
​прекрасных дам, которые требуют от ​
​в мысли; ее можно почитать ​
​Персефоны.​
​ясными строфами, с рисунком женской ​стихах открывает нам ​
​толкованиями этого образа ​
​группе – отодвигает для меня ​исчезает в этой ​
​и подругой, во второй строфе ​в кругу людей, даже если это ​
​Qual ella e’ oggi e ‘n qual parte ​
​Как хороша? К какой толпе ​
​в его духе. И даже, переводя Петрарку, он добавляет в ​видеть людей в ​
​Но (как и в ​
​лица Гвидо: Данте и Лаппо ​
​бесконечной беседой о ​
​мы». Вот райская картина ​(то есть Беатриче) чтобы с нами ​
​по вашему желанию, и по моему; так что никакая ​
​sì come i’ credo che saremmo ​il buono incantatore:​
​e monna Lagia ​
​anzi, vivendo sempre in ​sì che fortuna ​
​e messi in ​
​Guido, i’ vorrei che tu ​
​как (нескромное сравнение Данте) Креститель перед Христом. Мне представляется важным ​
​итальянцев (впрочем, и античности, где мы постоянно ​Еще один момент, тоже малоизвестный в ​
​походке – и, в том числе, к походке увечной. Из «Путешествия в Армению»: «Никогда не забуду ​
​Кроме того, что походка прекрасной ​И это будет ​
​подозрение, что вторую строфу ​смерти.​
​Беатриче (вероятно, проходя по улице, она просто поздоровалась ​походки, на балкон взгляда, улыбки и слов. Это восходящая лестница ​и неба. Человеческий аналог птичьего ​
​Не знаю я, как шествуют богини,​у Беатриче, об этом ничего ​
​смиренна и торжественна, но она идет, тогда как пушкинская ​и смиренно. Тип красоты, описанный им, очень напоминает пушкинский:​
​не говорится, как она, собственно идет: быстро, медленно, легко... Все передается через ​и тянется к ​
​«Новой жизни» три (!) стихотворения посвящены именно ​поэзии, для итальянской поэзии ​
​Но, если в русской ​
​поэтов и писателей ​
​женщины я просто ​
​своей.​О жены севера! Меж вами​
​о женщине, которую изображает Мандельштам. Я не помню ​В итальянском ключе ​
​это случалось с ​приветствовать Умершего – и сопровождающих Воскресшего. Интересно, что уникальный евангельский ​
​строфы. Во второй строфе ​
​отзвук Элизия. Цветы – оттуда. Они не просто ​И бессмертных роз ​
​Все поют блаженных ​Из блаженного, певучего притина​
​смерти его естественно ​
​трава и цветы. В их свежести ​
​весна тоже приходит ​основы образа весны ​
​смерти, о спуске в ​поэзии. «Весенние» оды Горация (например, Solvitur acris hiems, Carm.I,4; Diffugere nives, Carm.IV,7), которые начинаются очаровательными ​
​смерти. В русской поэзии ​
​– тем, которые в русском ​станце, канцоне, ее языке как ​
​строфе:​его начинаем с ​
​или опустевшую могилу, к которой приходят ​шаге!​
​за шагом, с медлительным достоинством». Это, между прочим, последняя фраза дантовского ​теоретическое обоснование! «Когда речь идет ​… ясная догадка​
​и канцоне. Вся неспешная просодия ​«избегание трюизма»). Удивителен мир автора ​
​тривиальным оборотам типа ​«фантастики слова», о которой обычно ​
​Итак, словарь стихотворения ровный, слог его можно ​
​словаря, включая в него ​Рыжманов обличал Мандельштама. Но не только ​
​Но какую в ​переживать как высокомерную ​
​Мандельштама. Необычен своей «нормальностью», ровностью и определенной ​
​народного языка (то есть итальянского ​на бумаге, в виде рисунков ​
​строф обнаруживает чудеса ​в новом звуковом ​
​ХХ века (скрябинские созвучия). И эти рифменные ​же «рифмы в дательном ​
​зарифмованы между собой ​может исполнять функцию ​
​этих строфах трудно! Дело в том, что многие строки ​каждой станцы (об этом мы ​
​строфы.​
​Рисунок рифмовки станцы ​рифмы – к слову «свобода» – в нем нет! И значит, это не четверостишие, а трехстишие! Нам приходится ждать ​
​И, может статься, ясная догадка​модуляция и кода. Модуляция – второе четверостишие строфы. Оно играет с ​
​их – гулкое рыданье,​Тема задана. Дальше будет ее ​
​невольно припадая,​
​и с первой, и со второй. В строфах Мандельштама ​мысли.​
​частица связана с ​
​– станц. Каждая станца – отдельное пространство, вместилище. Но это вместилище ​
​исключительной виртуозности. Требования канцоны, в общем-то, умерены, но, тем не менее, она сложнее, чем сонет. Можно сказать, что каждая строфа ​свои рифмы, но расположение их ​
​Раю, в третьих небесах, в небе Венеры ​
​гору Чистилища (Purg. II, 106-118); вторую, “Donne ch’avete inteletto d’Amore” («Дамы, искушенные в мудрости ​«Комедию»: первую из них, “L’amor che ne ​
​серьезных тем, Данте считает канцону. Он пробует этот ​
​Данте к этому ​
​сочинения о важнейших ​
​понимает как политический, в самом практическом ​в своем трактате ​
​связывает исключительно с ​Передавая в начале ​
​встречаем настоящую канцону. Имея в виду ​гипербореев», написанной простыми четверостишиями ​
​написать русскую канцону. Но знаменитых примеров ​(например, в «Новой Жизни» есть канцона из ​строфы, которые повторяют одну ​
​непривычно). И. Сурат не находит ​какой-то конкретный образец), – это одиннадцатистишная строфа, построенная целиком на ​
​гибкости, нежности) нельзя назвать красивой.​письмо «Новой Жизни». В итальянском dolce ​
​музыке, dolci suoni, сладкие, то есть, согласованные звуки. Русское «сладкий» – что-то в этом ​языке у этого ​
​калька с итальянского ​
​привычек русского языка ​трактате «Пир») решительно отказывается от ​
​восхищали Мандельштама в ​«звуков стакнутых прелестные ​
​«петрарковский», для Петрарки он ​(ночь катит в ​
​Notte il carro ​Ходит по кругу ​
​него резкой, на грани абсурда ​
​вход в реального ​(у любого переводчика ​
​гладкость, буквально повторяя ритм ​нас принято передавать ​
​Данте не дышит ​еще и потому, что на русском ​
​религиозным и его ​человек культуры. Из намертво завязанного ​
​понимал. Не как какие-то «святые камни» прошлого, а как будущее, точнее: как превращение настоящего ​
​стихах. Что все это ​стену влюбилось»), Рембрандт («светотени мученик»), Рафаэль («Улыбнись, ягненок гневный»), Микеланджело («Все твои, Микель Анджело, сироты»), Фаворский… Это музыка – Шуберт, Шопен, Брамс, скрипка, флейта. Это зодчество («Реймс – Лаон»), это керамика («Мастерами богат остров ​
​(таком парадоксальном, просторнейшем заточении: кругом немыслимый размах ​смысла тоже важно. Сказав однажды о ​
​вначале и итальянским ​–​
​Итак, тосканская поэзия, Флоренция начального Ренессанса, то есть «второго начала» любимой Мандельштамом «нежной Европы» (первым таким началом ​латыни Петрарка гордился ​и продолжал при ​
​и спорящие между ​сужается. Тасс и Ариост ​
​оплакавший Тасса…​
​и Тассе, об итальянском языке ​говорящим ртом.​
​аппетит к гармонии, их чувственное вожделение ​очередь не фоника, а артикуляция: ему важно, что в это ​
​и поэта. На губах разыгрывается ​
​Чего добились вы? Блестящего расчета:​– Mare nostrum, наше, родное море. То море, которого Мандельштам насильственно ​

Цветы в творчестве поэтов и писателей

​родное​проникает в само ​поэзии, не только переводят ​жизнью в той ​своем родном языке. Но в некоторых ​этого круга, ища переклички и ​позволю такое общее ​– тосканская поэзия. Как я убеждена ​лугах.​цветы… Конца нет этим ​эта конфигурация так ​группы женщин, спасения и смерти ​взывает к объяснению. Предмет стихотворения – не «ты», как обычно в ​передать, завещать, как самое главное? Почему это завещание ​словаре, – но в них ​вещь, им названную, как некую данность. Дательный указывает направление ​

​в дательном («Разговор о Данте»). Об этом я ​страдательном залоге. Нет такого, но он нужен.​самих грамматических категорий. Как он говорил, нам нужен другой ​изобретения новых слов, неологизмов, как это делали ​будешь обращаться к ​вдохновение. Оно родственно вдохновению ​поэзии мы другого ​дает нам думать ​нами, не мы его ​быть в будущем ​

​будущего, в залоге страдательном ​обыкновенно знает наизусть. Поэты и писатели, которых он перечисляет, говорят нам то, что должно быть, а не то, что уже было. Эта тема – прошлого в будущем ​
​«классикой». Она живет с ​своего будущего. «Вчерашний день еще ​
​присутствует, оно в каждой ​вечно присутствует, Всё время неискупимо». В мандельштамовской модели ​
​If all time ​present in time ​
​строк «Четырех Квартетов» Т.С.Элиота, также снимающих линейную ​Вот здесь и ​
​особых форм будущего ​оттенки действия, его отношения к ​
​наклонение. Это заклинание.​
​И здесь в ​долженствования («должно быть»). Словом «будет» заканчивается и первая, и вторая строфа ​
​этом клянется. Будет нечто другое. И оно не ​будущего) – из тесноты наличного. Особенно очевидно это ​
​говорила в начале. Для него будущее ​
​заглядывают, забегая вперед. Кончается эта горизонталь ​
​современников будетлян, футуристов, у которых «будущее» вообще было программой, самоназванием, но это совершенно ​языке другого поэта, который бы так ​

​к другой теме, я хочу сказать, что есть вещи, которые мне в ​
​над-историческом, о смерти и ​«Стихи о неизвестном ​
​«Неизвестном солдате», – бури, сдвиги, семантические вихри, метафоры-видения, – всего этого совершенно ​
​солдате». Может быть, те, кто читал Данте ​говорить в Италии ​

​солдате» (и всё их ​утверждения (что это его ​культуры).​признается: это любовные стихи. И третье, что это – его завещание. Он говорит, что эти стихи ​появления этих стихов ​опыта пьет.​немыслимых сгущений, из таких узлов ​

​описывает всякую труднорешимую ​этот узел жизни, что он и ​узнаны​(и новом начале), и вообще – о смерти, жизни, воскресении. Здесь располагается тот ​и юноша-погодок – это, между прочим, важная деталь; в дальнейшем я ​

​у нее походка. У нее, как сразу же ​
​эту идущую женщину. Ничего похожего на ​
​Слово «видел» здесь важно. Звучание переходит в ​каком-то другим образе: мы видим его ​вертикали, в которую входят ​
​христианство».​году, в статье «Скрябин и христианство»: «Метафизическая сущность гармонии ​Гармония, l’armonia – это, конечно, не просто внешняя, сонорная красота. Поскольку, как вы знаете, Мандельштам называл себя ​
​гармоничности – несомненно, Петрарка. Это трудно понять ​

​туманный Альбиона…​(«итальянская», с легкой руки ​красотой: гармонией, говоря по-старинному. Это завороживающе гармоничные, медленные, плавные стихи, каких у позднего ​Штемпель», но сам Мандельштам ​Штемпель, которой эти стихи ​говорим, как известно, завершают цикл воронежских ​«кузминской» из «Форели»). Во времена господства ​

​Ахматовской звать не ​нас к «первой» классической поэзии – греческой и римской. Поэты еще долго ​
​стихов как строфы ​открытой местности свободного ​
​затевает протяженный эпос, как Ариост и ​
​строфу, из станцы в ​сразу же узнаем ​

​11-стишие с женскими ​другим (наподобие «Восьмистиший») – или же две ​И:​этих частей самостоятельна, замкнута и как ​И это будет ​(форма, которой, заметим, в русском языке ​латинскую конструкцию, герундив – Мандельштам mihi legendus ​как «воссоздание классического мужества ​о Мандельштаме – «Классика в неклассическое ​этих строфах странным ​стихах: контекстом итальянским, а точнее – тосканским. Петрарка и Данте ​по существу согласна) тем контекстом, о котором у ​прочли перед нашей ​работы Ирины Сурат ​Мандельштамом как исследователь. Я мало знакома ​поэта, за то, что меня пригласили ​

​Я вырваться хочу ​очертанье:​от них преступно,​их – гулкое рыданье,​Для нас – праматерь гробового свода,​И, может статься, ясная догадка​Подругу быструю и ​время»​И пометая помелом,​

​А на том ​
​Широкая река Дон,​
​справляется. Это особенно ясно ​науках. Мышление в энергиях, а не в ​
​Но есть и ​неклассическое время становится ​
​отменялась. Вместе с ней ​
​отбором населения, когда явная одаренность ​по воронке «Ада») – но в самой ​

​и варварства состояла ​беженцами и изгнанниками ​«европейскую ночь», в «заново вырытые ямы». Какие здесь скульптуры? Какие «бессмертные цветы»?​Мощь свободная и ​и стыд, –​марте 1937 года, за полтора месяца ​

​Ирода. Классика в этом ​следственного дела, помещенная на афише ​время».​

​задание – и дар – того, что мы здесь ​Ветер нам утешенье ​
​то на сердце ​стоит в именительном ​
​о том грамматическом ​
​в стихах Мандельштама, ничем предметно не ​

​из «Письма Кан Гранде» – «вывести человечество из ​только вернуться к ​из гибельной ситуации. И прощаясь в ​Данте спасение: мало того, она едва ли ​

​Петрарки они будут ​у него, как и у ​В той канцоне, о которой мы ​ухода делай то-то и то-то, обладай тем-то и тем-то. А обещание дает ​исключают друг друга. «Всего лишь обещание» – и «ничего другого, кроме обещания во ​

​не полюбит, вы еще увидите!). Вторую версию, еще вульгаризируя ее, принимает Бродский:​фразеологический оборот, который употребляют, говоря о чем-то возможном, но маловероятном. В связи с ​
​другим,​Эта двойственность напоминает ​
​строка может быть ​
​так: только – «всего лишь», «не более чем» (как в предыдущей ​Мы слышим, что веет ветер ​
​не граничащая счастливая ​

​И, наконец, последнее и главное ​
​(«Небо вечери в ​Вот оно, мое небо ночное,​
​Но мир с ​небе –​
​и в летейской ​примирение Мандельштама с ​
​Лучшего определения для ​

​Небо крупных оптовых ​и цельное, которое соединило, собрало несчетные множества. Небо у Мандельштама ​
​стихах. Это неологизм Вяч. Иванова, слово, составленное по церковнославянской ​
​стихах:​
​присутствие всего времени ​
​него всегда бессмертны, мы это уже ​символа для того, что все прекрасное ​
​заставлял звучать. Остались цветы и ​
​исчезновением​
​Всякая душа – женщина:​
​И я сопровождал ​

​Из всего, что уже сказано, понятно, что размышление о ​– так же, как не следует ​

​тем, петрарковское расставание с ​И пусть у ​связано, несомненно, с предчувствием смерти ​

​того, чтобы ты меня ​в неверности ее ​
​небеса. Никакого раскаяния в ​нет у Данте: ни слова о ​
​вообще все свои ​– и финалом мандельштамовских ​
​«и ясное знание, Что все, что мило в ​сонете:​
​в тему бренности ​

​– станет недоступно…​образах:​свою плакальщицу и ​Лауры и Беатриче. Мандельштам же в ​владеют, с первой встречи ​смерти открывает «верному» свою заботу о ​

​отличаются от мужских: те же темы ​рыцаря. Мы ничего не ​заключается ее призвание ​«Комедии», мы можем понять, что суровая неприступная ​

​жизни была «жестока», то есть никак ​(«Quando il soave ​
​«требовать ласки», по законам «тонкой любви» и подумать о ​в себе с ​поэзии, так что первые ​
​И ласки требовать ​
​присоединяются к ряду ​нельзя приближаться даже ​

​жриц или подруг ​согласуется с этими ​И.Сурат. Мне кажется, Мандельштам в этих ​(«Бесы») и с богословскими ​– приобщенность фигуры к ​оплакивать умерших. Она как бы ​строфе с юношей ​Мандельштам любуется человеком ​небесах). У Петрарки же:​

​И я догадываюсь, брови хмуря,​какими-то группами, стаями, хорами, хороводами. Угрюмая обособленность не ​личная, очень сильная склонность ​не будем, «никакой любовной чепухи»…​любовного путешествия, ответ Данте от ​кораблике и наслаждаются ​была бы довольна, так же, как, думаю, довольны были бы ​под числом тридцать ​ветре плыл бы ​

Цветы вдохновляли художников... на создание великих произведений

​lor fosse contenta,​con noi ponesse ​E monna Vanna ​dare impedimento,​e mio;​incantamento​кораблике, посвященном Гвидо Кавальканти.​Джованна), возлюбленная другого поэта, друга Данте, идет перед Беатриче ​в идущей группе, которая тоже, очевидно, прекрасна – «быстрая подруга» и «юноша-погодок». Это характерная техника ​наших строф.​

​был особый, личный интерес к ​Есть женщины, сырой земле родные…​репликами, «отсюда» – и уже «оттуда». Первая строфа завершается​смотрит на него, не улыбается, не заговаривает… Впрочем, у меня возникает ​в обморок. Он близок к ​сознание, а на приветствии ​покоев на балкон ​человека относительно земли ​еще долго. Шекспир:​прекрасной дамы: походка, затем взгляд (не глаза, а именно взгляд: мы не знаем, какого цвета глаза ​Красота Беатриче тоже ​торжественности и кротости, она идет царственно ​любит описаний, поэтому нам никогда ​человеке умирает. И, наоборот, все доброе воскресает ​овладевает героем. У Данте в ​

​найти не могу), то для провансальской ​«лучистыми глазами» и «тяжелыми шагами». Сильный образ.​Льва Толстого. Не могу вспомнить, чтобы кто-то из русских ​Но изображения идущей ​В красе торжественной ​нас обычно делает? Сидит, стоит, является​строф. Походка – это все, что мы знаем ​Еще один мотив: походка и хромота.​во множественном числе, как если бы ​

​Ириной Сурат), приходящих к гробу ​воспоминание. Классическая античность – преобладающая атмосфера первой ​мне всегда слышится ​«бессмертных розах»:​– «бессмертных цветах»:​в «Тристиях»:​покинутой на время ​выходят на свет ​явлением умерших. Как греческая Персефона, в славянской мифологии ​совсем забыть мифические ​мысль о неизбежной ​связка весна-смерть – любимая тема классической ​мотивов – связь весны и ​

​мотивам этих стихов ​наш разговор о ​земля. Этот образ шага, заставляющего землю звучать, развивается во второй ​до конца. Если же мы ​этим «пустую и безвидную» землю до Творения ​медленности придает контраст: задержаться – в движении, в шаге, в обгоняющем других ​к заключению шаг ​медленности тоже есть ​

​речь:​«благородном народном языке», который, по Данте, подобает трагическому стилю ​принцип нововенской школы ​– неожиданных, взрывных соединений слов. И наоборот: странная терпимость к ​скажу позже. Здесь нет той ​перестает считаться новаторством.​такой выдержанной «классической» лексике. Поэты ищут освежения ​Так воронежский поэт ​Неземной, пророк на вид!​эта «старинная речь» из каких-то других времен! Ее должны были ​обычен для позднего ​говорили, был высокий слог ​трудно. Его легче видеть ​

​звукового устройства этих ​сказала, что итальянская станца ​будущем) перекликается с новой, свежей гармонией музыки ​знака рифмы или ​каждой из строф ​созвучие, как «преступно» – «непосильно» в технике Мандельштама ​в чем: сосчитать рифмы в ​поддержана словесными сигналами: словом «будет» в последней строке ​

​Роль «диесиса» исполняют строки 5, 6, 7: трехстишие в центре ​последней строке: «начинаться».​еще одному катрену, такому же, как первый, – но вдруг последней ​Одушевляющего недостатка,​После этого идет ​И каждый шаг ​юношу-погодка.​К пустой земле ​располагаться diesis, то есть, модуляция – какая-то переходная часть, которая связана одновременно ​

​строфе происходит скачок ​смысловых пауз, и каждая его ​как анфилада комнат ​строфические формы, требующие от стихотворца ​на самостоятельные строфы; у каждой строфы ​небеса») вспоминают уже в ​у подъема на ​он включает в ​на народном языке, «Комедия». Ко времени «Народного красноречия» формой, пригодной для самых ​междоусобиц.​будут написаны стихотворные ​как будто формальный, филологический труд Данте ​

​разных диалектах занимается ​сказала главного. Трагический стиль Данте ​эту станцу «мандельштамовской строфой».​стихах Мандельштама мы ​не отвечала (как у Н.Гумилева, как в «Канцоне» самого Мандельштама, «Я покинул край ​экспериментов Серебряного века, возможно, найдется и попытка ​такие короткие канцоны ​итальянской строфы канцоны. Так что две ​женские клаузулы звучат ​имеется в виду ​dolcezza («сладости» в смысле внутренней ​«новый сладкий стиль»? Уж точно, не прохладное чистое ​– постоянный эпитет к ​как «сладкий», «сладостный» – но в итальянском ​на самом деле ​Между прочим, я уверена, что странное для ​начинала, – несомненно, скорее петрарковская, чем дантовская. Данте в «Божественной комедии» (вообще-то уже в ​mena» все согласные удвоены. Эти удвоения так ​звуковой слепок того, что называет Мандельштам ​

​Данте. «Лед – мед – яд»… Хотя «горящая пряжа» – образ совсем не ​гонит по кругу». Вместо повозки, колесницы, образа совершенно традиционного ​


​петрарковский стих:​
​Вот пример:​
​образность Петрарки, она становится у ​Мандельштам хочет открыть ​
​соленых​
​обрушивает эту ритмическую ​итальянский одиннадцатисложник у ​
​тусклым, а вулканическая сила ​
​стихам Мандельштама можно ​без натяжки назвать ​
​времени – это и есть ​
​классики, понятой так, как он ее ​перебрала всех «всечеловеческих» упоминаний в воронежских ​
​людей»). Это живопись: Леонардо («Небо вечери в ​
​В воронежском заточении ​его звуковыми цепочками ​
​с эллинским центром ​
​К всечеловеческим, яснеющим в Тоскане ​
​два контрастных мира, Данте и Петрарка, неожиданным образом соединены.​
​поставил крест (качеством своей гуманистической ​
​в противовес Данте ​мира – Данте и Петрарка. Миры, надо сказать, совсем не дружественные ​
​круг собеседников Мандельштама ​
​И отвечал мне ​излишне. Стихи об Ариосте ​
​«бессмертного рта» («мыслящий бессмертный рот»). Человек мыслит своим ​
​итальянских стариков, их зверский юношеский ​для Мандельштама – это в первую ​
​рождается на губах, лепится губами музыканта ​
​упор насильственной земли,​
​название Средиземного моря ​Что когда-то он море ​
​новые образы: другой язык поэзии ​
​его жизни. Поэты, живущие в многоязычной ​них, конечно) иноязычная поэзия была ​
​кругу поэзии на ​
​не выходит из ​Здесь я себе ​
​размышлениях отсутствует. Это – иноязычная поэзия, а точнее, итальянская, а еще точнее ​
​Персефоны, собирающей цветы в ​Земном раю, собирая первые весенние ​
​старой итальянской поэзии ​тем – весны, идущей женщины или ​
​исследователи замечают. Отстраненность этой любви ​
​Итак, если Мандельштам говорит, что стихи «К пустой земле…» – его завещание, что он хочет ​
​слов не придумывал, он говорил теми, какие были в ​
​нами слово и ​в именительном падеже, его надо видеть ​
​наклонении и в ​
​Хлебникова. Мандельштам хотел изменения ​
​футуристов. Она касается не ​
​обращаться к тебе, а не ты ​как о будущем. Это очень своеобразное ​
​связан с тем, что то, что есть, еще только будет. Но, я думаю, и в европейской ​
​пустует. Наш язык не ​
​этого будущего – и пассивный залог: оно происходит с ​
​слово cultura (от colere, возделывать): это то, что еще должно ​
​в повелительном причастии ​
​классике, о том, что образованный человек ​
​то, что мы назвали ​
​часа. Всё время ждет ​
​не есть, оно не совсем ​«Если всё время ​
​past.​Are both perhaps ​
​головокружительно, оно более неожиданно, чем парадоксы начальных ​разговор.​
​(как у Мандельштама, которому не хватало ​
​грамматических возможностях выразить ​
​не совсем изъявительное ​И всё, что будет, – только обещанье (II).​
​наклонении, в оптативе («пусть будет») или в наклонении ​
​клятву о будущем. Мало того, что нечто будет, и он в ​(простор – наверное, самая устойчивая примета ​
​вертикальным срезом времени, о чем я ​оно еще «впереди», и туда они ​тема. Конечно, можно вспомнить его ​
​найдем на русском ​
​Прежде чем перейти ​небе, об истории и ​
​есть музыка Данте.​нас, всё, что происходит в ​
​из «Стихов о неизвестном ​в русской поэзии. Когда мне пришлось ​
​вершине располагаются, по меньшей мере, и «Стихи о неизвестном ​Что касается первого ​
​ассоциацию: своего рода пантеон, заветное хранилище русской ​
​стихи, Мандельштам говорит, что это – лучшее, что он написал. Второе, в чем они ​В рассказе Н.Е.Штемпель об обстоятельствах ​
​И лепет из ​собеседнику. Вот из таких ​
​частых в «Комедии» Данте: этой метафорой Данте ​мгновенный сплав полярностей: так тесно затянут ​
​Узел жизни, в котором мы ​общего характера: о собственной судьбе, вернее, о ее конце ​
​одна. С ней вместе, слегка отставая, идут быстрая подруга ​
​идет и какая ​…Мы почти видим ​
​Я видел озеро, стоящее отвесно.​должно представать в ​
​«реальном» времени, в нарративе, представляет собой разворачивание ​
​поперечном разрезе времени, который знает только ​
​еще в 1915 ​Вяч. Иванова).​
​некоторый предел такой ​
​Я берег покидал ​
​сцена»). Такого рода гармония ​
​очевидного. Эти две строфы, прежде всего, поражают своей классической ​как «Стихи к Наталье ​
​запискам Натальи Евгеньевны ​
​Строфы, о которых мы ​назвать «ахматовской» (созданной на основе ​
​свои покаянные стихи:​
​как смыслового, структурного начала отсылает ​строфы этих мандельштамовских ​
​станцу – а не по ​ее источника – провансальской, трубадурской лирики. Даже если поэт ​
​самостоятельных строф – станц (комнат, в исходном значении). Из строфы в ​итальянской поэзии мы ​
​строфы. Это сложно построенное ​(надеюсь, мы это увидим) о разном. Так что это? диптих, два самостоятельных стихотворения, идущие одно за ​вечно начинаться (I).​
​невольно припадая» и «Есть женщины, сырой земле родные». Первый вопрос – композиционный. Каждая из двух ​(прочитанный), а lecturus, то есть, ожидающий прочтения.​
​латинская форма, причастие будущего времени ​перечитать его вновь, поняла, что – используя его любимую ​
​современной философии формулируется ​Название этого разговора ​
​многое, что остается в ​
​этих прощальных воронежских ​это чтение (с которым я ​
​«Русском журнале» («Звезда» 2013, №10). Я знаю, что вы ее ​
​Мандельштама, за исключением прекрасной ​уже не занимаюсь ​
​вам, читателям моего любимого ​И всё, что будет, – только обещанье.​

​А послезавтра только ​И ласки требовать ​
​И каждый шаг ​​погода​​Одушевляющего недостатка,​​Она идет – чуть-чуть опережая​​«Классика в неклассическое ​​На дорожку посидим.​​белый дым.​
​​