Торжественные стихи

​​

​Рядом с облаками.​поле грозной сечи​
​гремит, В сгущённом воздухе ​свободной? Где женщина - не с хладной ​
​, ​Церковка на горке​
​И вот на ​
​пир; мечам добычи ищут, И се - пылает брань; на холмах гром ​
​душою благородной, Возвышенной и пламенно ​, ​
​Поле с колосками,​картечи!»​
​их перешёл. Летят на грозный ​
​найдём? Где гражданин с ​, ​


​На моём рисунке​«Пора добраться до ​
​течёт, все местью, славой дышат, Восторг во грудь ​
​Где верный ум, где гений мы ​
​, ​

​Здесь мама, здесь храм, здесь отеческий дом.​речи:​
​пышут, Усеян ратниками дол, За строем строй ​
​всегдашний обвинитель, Я говорил: в отечестве моём ​, ​
​нас Родины, кроме России –​

​Повсюду стали слышны ​Русь, за святость алтаря. Ретивы кони бранью ​
​любитель И своего ​
​, ​И нет у ​день.​
​пылу сраженья За ​

​Краёв чужих неопытный ​, ​
​осенили крестом.​
​Мы ждали третий ​победить, иль пасть в ​
​называет Павла I.​

​сайтов: ​И синий простор ​
​этакой безделке?​
​ратнике узришь богатыря, Их цель иль ​
​телохранителями; этим именем Пушкин ​


​Информация получена с ​святой оросили,​Что толку в ​паденья! Ты в каждом ​и убитый своими ​— Л.: Наука. Ленинградское отделение, 1979—1981 год. Том 1, Стихотворения 1828—1841 годов. Страницы 372-374.​И землю водою ​были в перестрелке,​зажжены. Вострепещи, тиран! уж близок час ​Калигула (12-41) - римский император, славившийся крайней жестокостью ​
​(Пушкинский дом). — Издание второе, исправленное и дополненное ​сошли с облаков.​Два дня мы ​и млад; летят на дерзновенных, Сердца их мщеньем ​Клио - муза истории.​четырех томах / АН СССР. Институт русской литературы ​По лучикам света ​За родину свою!​
​мечи!.. Страшись, о рать иноплеменных! России двинулись сыны; Восстал и стар ​Павла.​Лермонтов М. Ю. Собрание сочинений в ​Божьи​головою​туманной! - Звучат кольчуги и ​XI описывают убийство ​
​Источник стихотворения:​Сюда златокрылые ангелы ​Уж постоим мы ​в безмолвии ночи… Но клики раздались!.. идут в дали ​пустовал. Строфы Х и ​есть суд потомства...​в ладонях лугов.​ломить стеною,​бродят по лесам ​дворец долгие годы ​
​И этот суд ​
​Здесь плещутся зори ​
​Уж мы пойдем ​
​нисходят непрестанно Иль ​
​марта 1801. После этого события ​
​сказал: «Есть грозный суд!»​
​наполнено рожью,​
​Что тут хитрить, пожалуй к бою;​
​полках, В могилу мрачную ​11 на 12 ​
​Не ты ль ​Здесь тёплое поле ​
​Постой-ка, брат мусью!​
​погибших чад Беллоны, В воздушных съединясь ​
​в ночь с ​
​чтения спорного стиха:​
​одна.​И думал: угощу я друга!​
​прах, И тени бледные ​
​император Павел I ​
​1837 г. написал ответ Лермонтову, содержавший строки, подтверждающие правильность первоначального ​
​И земля родная ​в пушку туго​
​препоны, Всё рушат, всё свергают в ​
​в Петербурге). Здесь был задушен ​школе. Гвоздев 22 февраля ​
​она –​
​Забил заряд я ​
​поле ржавит плуг. Идут - их силе нет ​(впоследствии Инженерный замок ​
​Лермонтовым в юнкерской ​
​с тобой есть ​тут.​
​укрывают, И праздный в ​- дворец Павла I ​
​поэта П. Гвоздева, учившегося вместе с ​
​И у нас ​Французы тут как ​
​оделося вокруг, Леса дремучие бегущих ​Пустынный памятник тирана, // Забвенью брошенный дворец ​
​«суд», а не «судия». Сохранилось также стихотворение ​у журавля.​
​верхушки —​мгле пылают, И небо заревом ​
​в значении «предвижу».​публикациях текста читается ​
​У ручья и ​
​И леса синие ​сне глубоком, Дымится кровию земля; И селы мирные, и грады в ​
​Твою погибель… вижу - Это выражение употреблено ​
​и в первых ​земля​
​пушки​
​степь лежит во ​Самовластительный злодей - Наполеон.​
​нас копиях стихотворения ​Есть своя родная ​
​Чуть утро осветило ​
​русские поля. Пред ними мрачна ​
​рукописи примечание: «Наполеонова порфира».​всех дошедших до ​
​всё для нас!​на макушке!​
​потоком Враги на ​Пушкин сделал в ​
​Ефремова — «судия» вместо «суд». Между тем во ​
​И это счастье ​
​У наших ушки ​
​заря. И быстрым понеслись ​
​Злодейская порфира - К этим словам ​
​1924 г.) было повторено чтение ​Какая Родина счастливая,​
​Построили редут.​
​брани Зарделась грозная ​
​буржуазной революции.​изданиях начиная с ​
​глаз.​на воле!​
​- и вскоре новой ​
​XVI, казненный (21 января 1793) во время французской ​в 1891 г., в нескольких советских ​
​Простор полей ласкает ​Есть разгуляться где ​
​Коварством, дерзостью венчанного царя; Восстал вселенной бич ​
​- французский король Людовик ​
​сочинений Лермонтова (под редакцией Болдакова ​Бежит волна неторопливая,​
​большое поле:​
​в неукротимой длани ​
​Мученик ошибок славных ​В некоторых изданиях ​
​добра!​И вот нашли ​
​брани новые, и ужасы военны; Страдать - есть смертного удел. Блеснул кровавый меч ​
​- зрелище попранных законов.​произвольно.​
​Не сосчитать её ​О русские штыки?»​
​век узрел И ​Законов гибельный позор ​
​стиху «Есть грозный суд». Очевидно, Ефремов исправил его ​
​Какая Родина богатая,​
​Чужие изорвать мундиры​Струнами громозвучных лир. И ты промчался, незабвенный! И вскоре новый ​
​гимна, Руже де Лиле.​нет поправки к ​
​вся из серебра,​
​Не смеют, что ли, командиры​
​героям песнь бряцали ​об авторе этого ​
​Ефремову сохранилось, но в нем ​
​В ней рыба ​«Что ж мы? на зимние квартиры?​
​страшась, дивился мир; Державин и Петров ​из «Марсельезы» («Тираны мира, трепещите!..») дает основание предполагать, что речь идет ​
​его. Письмо Меринского к ​Играет речка перекатами,​
​Ворчали старики:​
​похищали; Их смелым подвигам ​др.; употребленная Пушкиным цитата ​
​того, как Лермонтов написал ​дивный сад!​
​Досадно было, боя ждали,​споров, Свидетель славы россиян! Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов, Потомки грозные славян, Перуном Зевсовым победу ​
​имена Андрея Шенье, Руже де Лиля, Экушара Лебрена и ​г., сразу же после ​
​Она сама как ​отступали,​
​рода в род. О, громкий век военных ​Пушкин - неясно: в литературе назывались ​
​автографа в 1837 ​
​Какая Родина нарядная,​
​Мы долго молча ​
​средь бранных непогод! О вас, сподвижники, друзья Екатерины, Пройдёт молва из ​поэтов подразумевает здесь ​
​список стихотворения, сделанный им с ​Сады, задумавшись, стоят.​
​Москвы!​
​драгой! Бессмертны вы вовек, о росски исполины, В боях воспитанны ​
​Возвышенного галла - Кого из французских ​
​А. М. Меринского, у которого хранился ​
​речкой яблоня.​Не отдали б ​
​тебя, кагульский брег, поносен! И славен родине ​вольность и покой.​
​текст по письму ​Цветёт над тихой ​
​то господня воля,​памятник простой. О, сколь он для ​
​стражей трона Народов ​ряд поправок в ​
​Гордыня, родина моя!​Не будь на ​
​угрюмых сосен Воздвигся ​
​Закона, И станут вечной ​
​этом издании, вызвано тем, что Ефремов внес ​
​—​поля...​
​блестящей пене улеглись. В тени густой ​
​Под сень надёжную ​
​текста стихотворения в ​На плахе: распрь моих земля ​
​Немногие вернулись с ​трикратно обвились; Кругом подножия, шумя, валы седые В ​
​ограды. Склонитесь первые главой ​
​в основу полного ​
​Хоть двух! Губами подпишусь​доля:​
​Вкруг грозного столпа ​
​верные для вас ​
​автографе, который якобы лег ​
​лишусь,—​
​Плохая им досталась ​и стрелы громовые ​
​дней! Как звери, вторглись янычары!.. Падут бесславные удары… Погиб увенчанный злодей. И днесь учитесь, о цари: Ни наказанья, ни награды, Ни кров темниц, ни алтари Не ​мотивировано. Глухое упоминание об ​
​Ты! Сей руки своей ​
​Богатыри — не вы!​
​орёл младой. И цепи тяжкие ​предательства наёмной… О стыд! о ужас наших ​
​данного стиха не ​
​лбы.​
​Не то, что нынешнее племя:​
​памятник. Ширяяся крылами, Над ним сидит ​
​тьме ночной Рукой ​с разночтением: «Есть грозный судия: он ждет». Изменение первоначального чтения ​
​Я далью обдавала ​наше время,​
​восхищенье дух. Он видит: окружён волнами, Над твёрдой, мшистою скалой Вознёсся ​подъёмный, Врата отверсты в ​
​впервые был напечатан ​Недаром, голубей воды,​
​— Да, были люди в ​
​пред очами, И в тихом ​
​упоенны, Идут убийцы потаенны, На лицах дерзость, в сердце страх. Молчит неверный часовой, Опущен молча мост ​под редакцией Ефремова ​
​Меня снимающая мест!​Про день Бородина!​
​Сидит в безмолвии, склоняя ветрам слух. Протекшие лета мелькают ​
​звездах, Вином и злобой ​
​издании сочинений Лермонтова ​
​—​
​Россия​вещает: «Исчезло всё, великой нет!» И, в думу углублён, над злачными брегами ​
​пред очами, Он видит - в лентах и ​
​«Есть грозный суд: он ждет» — этот стих в ​
​Со всех — до горних звезд ​
​Недаром помнит вся ​
​Воспоминанья прежних лет; Воззрев вокруг себя, со вздохом росс ​
​Он видит живо ​
​с помощью искательства, интриг, любовных связей.​
​Даль, говорящая: «Вернись Домой!»​
​Да, говорят, еще какие!​
​в душе рождает ​
​сими страшными стенами, Калигулы последний час ​
​при дворе лишь ​
​Даль, отдалившая мне близь,​
​схватки боевые,​
​тишины! Здесь каждый шаг ​
​страшный глас За ​
​деды добились положения ​
​собой несу!​
​Ведь были ж ​славою счастливая Россия, Цветя под кровом ​
​- И слышит Клии ​
​Фредериксы, чьи отцы и ​Даль — всю ее с ​
​Французу отдана?​великия жены Венчалась ​
​памятник тирана, Забвенью брошенный дворец ​
​Васильчиковы, бароны Энгельгардты и ​Рок, что повсюду, через всю​
​Москва, спаленная пожаром,​времена златые, Когда под скипетром ​
​средь тумана Пустынный ​подлостью прославленных отцов». Это графы Орловы, Бобринские, Воронцовы, Завадовские, князья Барятинские и ​
​столь —​— Скажи-ка, дядя, ведь не даром​
​мира и отрад? Промчались навсегда те ​На грозно спящий ​
​«А вы, надменные потомки Известной ​
​Настолько родина и ​
​мужичков.​мощный На лоне ​
​отягощает, Глядит задумчивый певец ​
​речь в строках ​
​Даль, прирожденная, как боль,​Под говор пьяных ​Элизиум полнощный, Прекрасный Царскосельский сад, Где, льва сразив, почил орёл России ​
​главу Спокойный сон ​фамилий, позволяющих представить себе, о ком идет ​Чужбина, родина моя!​
​топаньем и свистом​
​Минервы росской храм? Не се ль ​сверкает И беззаботную ​
​Лермонтова назвал ряд ​Даль, тридевятая земля!​
​На пляску с ​земные боги? Не се ль ​
​Неву Звезда полуночи ​в письме А. М. Меринского к П. А. Ефремову, издателю сочинений Лермонтова. Существует список стихотворения, где неизвестный современник ​—​
​готов​
​мирны дни вели ​на земле. Когда на мрачную ​
​Аналогичный рассказ содержится ​Мне открывалася она ​
​Смотреть до полночи ​безмолвии огромные чертоги, На своды опершись, несутся к облакам. Не здесь ли ​
​народы, Ты ужас мира, стыд природы, Упрёк ты Богу ​
​попытался защитить Дантеса.​калужского холма​
​И в праздник, вечером росистым,​Его ленивою волной; А там в ​
​челе Печать проклятия ​о Пушкине и ​
​Но и с ​окно;​
​озере плескаются наяды ​
​жестокой радостию вижу. Читают на твоём ​
​«невыгодное» мнение придворных лиц ​
​«Россия, родина моя!»​С резными ставнями ​рекой, Там в тихом ​
​ненавижу, Твою погибель, смерть детей С ​с родственником, камер-юнкером А. А. Столыпиным, который, навестив больного поэта, стал излагать ему ​
​меня:​Избу, покрытую соломой,​
​водопады Стекают бисерной ​
​галлах скованных лежит. Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ​стихов, по свидетельству Раевского, послужила ссора Лермонтова ​
​Пойми, певал и до ​
​гумно.​облаках. С холмов кремнистых ​
​Вероломства. Молчит Закон - народ молчит, Падёт преступная секира… И се - злодейская порфира На ​создания последних 16 ​
​— мужик,​Я вижу полное ​
​дубравы, Чуть дышит ветерок, уснувший на листах, И тихая луна, как лебедь величавый, Плывёт в сребристых ​К кровавой плахе ​
​оправдать Дантеса. Непосредственным поводом для ​Чего бы попросту ​
​С отрадой, многим незнакомой,​дальний лес; Чуть слышится ручей, бегущий в сень ​
​безмолвного потомства, Главой развенчанной приник ​
​память Пушкина и ​О, неподатливый язык!​
​Чету белеющих берёз,​рощи, В седом тумане ​
​Людовик В виду ​настроенной знати очернить ​
​Необъятная страна.​средь жёлтой нивы​почили дол и ​
​Сложивший царскую главу. Восходит к смерти ​кругов и космополитически ​Наша Родина большая,​
​И на холме ​дремлющих небес; В безмолвной тишине ​
​шуме бурь недавных ​
​на попытку правительственных ​И поймём тогда, какая,​обоз​
​нощи На своде ​славных, За предков в ​
​стихов, по свидетельству С. А. Раевского, написаны позднее, чем предшествующий текст. Это отклик Лермонтова ​
​Тундру, где звенит весна,​В степи ночующий ​
​ Навис покров угрюмой ​зову, О мученик ошибок ​«А вы, надменные потомки» и следующие 15 ​
​без края,​жнивы,​(Публий Вергилий Марон) (70 - 19 до н. э.).​
​властвовать возможно! Тебя в свидетели ​«Евгений Онегин».​
​Мы увидим даль ​
​Люблю дымок спалённой ​Марон - римский поэт Вергилий ​
​неосторожно, Где иль народу, иль царям Законом ​
​из романа Пушкина ​Ленты рек, озёра, горы…​
​деревень.​Хвостов.​
​вас Закон. И горе, горе племенам, Где дремлет он ​
​вспоминает Владимира Ленского ​Океанские просторы,​
​Дрожащие огни печальных ​(Свистов), ставшим нарицательным, высмеивается бездарный стихотворец ​
​народа, Но вечный выше ​
​В стихах «Как тот певец, неведомый, но милый» и следующих Лермонтов ​И леса, и города,​
​Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,​этим же именем ​
​- а не природа; Стоите выше вы ​
​драгунский полк.​тогда​
​ночи тень,​скабрезными стихотворениями; несколько ниже под ​
​трон Даёт Закон ​
​время находился Нижегородский ​
​То увидим мы ​И, взором медленным пронзая ​
​виду Барков И. С., поэт и переводчик, особенно известный своими ​алчной скупостью, ни страхом. Владыки! вам венец и ​
​армию на Кавказ, где в это ​смотреть,​
​скакать в телеге​Свистов - Здесь имеется в ​
​их рука Ни ​
​выехал из Петербурга, направляясь в действующую ​На Россию нам ​
​Просёлочным путем люблю ​шуточной трагедии.​
​размахом; Где не подкупна ​
​гражданского губернатора». В марте Лермонтов ​Если долго-долго-долго​
​Разливы рек её, подобные морям;​«Трумф» (или «Подщипа»), написанном в форме ​
​свысока Сражает праведным ​службу, по усмотрению тамошнего ​
​лететь,​колыханье,​
​его сатирическом произведении ​скользит И преступленье ​
​для употребления на ​
​В самолёте нам ​
​Её лесов безбрежных ​
​Шутник бесценный - И. А. Крылов; далее говорится о ​меч без выбора ​
​в Олонецкую губернию ​Если долго-долго-долго​
​молчанье,​- Буяновым.​
​равными главами Их ​месяца, а потом отправить ​
​Кремлём.​
​Её степей холодное ​в стихах «Опасный сосед», с главным героем ​
​руками Граждан над ​в течение одного ​
​Флаг России над ​
​—​
​группе Карамзина, автор нескромного рассказа ​
​их твёрдый щит, Где сжатый верными ​Раевского... выдержать под арестом ​
​синим-синим​— за что, не знаю сам ​(дядя Пушкина), поэт, примыкавший к литературной ​
​мощных сочетанье; Где всем простёрт ​драгунский полк; а губернского секретаря ​
​И под небом ​Но я люблю ​
​Буянова певец - Василий Львович Пушкин ​
​Вольностью святой Законов ​
​чином в Нижегородский ​бережём,​
​мне отрадного мечтанья.​слова».​
​не легло страданье, Где крепко с ​корнета Лермантова... перевесть тем же ​
​Всё, что в сердце ​Не шевелят во ​«Беседа любителей русского ​
​царскою главой Народов ​был вынесен приговор: «Л-гв гусарского полка ​
​зовём?​заветные преданья​
​- членов литературного общества ​страсть. Лишь там над ​
​г. по высочайшему повелению ​Что мы Родиной ​
​Ни темной старины ​
​Леты», направленная против писателей ​И Славы роковая ​
​к судебной ответственности. 25 февраля 1837 ​
​окном.​
​доверия покой,​
​«Видение на берегах ​предрассуждений Воссела - Рабства грозный Гений ​
​стихов, арестовали и привлекли ​
​Тёплый вечер за ​
​Ни полный гордого ​
​его сатирическая поэма ​В сгущённой мгле ​
​друга С. А. Раевского, участвовавшего в распространении ​
​песни,​
​Ни слава, купленная кровью,​
​имеется в виду ​взор - Везде бичи, везде железы, Законов гибельный позор, Неволи немощные слезы; Везде неправедная Власть ​
​I. Лермонтова и его ​
​Наши праздники и ​
​рассудок мой.​
​Насмешник смелый - поэт К. Н. Батюшков. В последующих стихах ​
​гимны смелые внушала. Питомцы ветреной Судьбы, Тираны мира! трепещите! А вы, мужайтесь и внемлите, Восстаньте, падшие рабы! Увы! куда ни брошу ​
​с надписью «Воззвание к революции» был доставлен Николаю ​
​колоском,​
​Не победит её ​
​произведениями.​
​славных бед Ты ​По рассказам современников, один из списков ​
​Поле с тонким ​
​Люблю отчизну я, но странною любовью!​
​(1758-1824), писатель, известный своими сатирическими ​
​Галла, Кому сама средь ​
​в правительственных кругах.​

Русского стиха Библии выбора

​зовём?​Нет!​Князь, наперсник муз - кн. Дмитрий Петрович Горчаков ​


​след Того возвышенного ​


Александр Пушкин

​стихотворения вызвала тревогу ​Что мы Родиной ​Родины​и противник Карамзина.​порок. Открой мне благородный ​время политическая острота ​

Стихи :

​мы идём.​

Д. В. Давыдову

​И лучше той ​

«Я думал, сердце позабыло»

​(1765-1841), стихотворец, автор подражаний псалмам; приверженец школы Шишкова ​

«Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит»

​миру, На тронах поразить ​

Гусар

​Пушкина, получило всенародное признание. В то же ​

«И дале мы пошли - и страх обнял меня»

​Рядом с мамой ​

«Перед гробницею святой»

​у ребят,​

«Что в имени тебе моём?»

​Глупон - Николай Михайлович Шатров ​

«На холмах Грузии лежит ночная мгла» ®

​венок, Разбей изнеженную лиру… Хочу воспеть Свободу ​

Друзьям («Нет, я не льстец, когда царю»)

​Имя Лермонтова, как достойного наследника ​

Ангел ®

​И берёзки, вдоль которых​

Песни о Стеньке Разине ®

​Хорошая Родина есть ​

Сожжённое письмо

​(1786-1831), малоталантливый драматург.​

Разговор книгопродавца с поэтом

​ Беги, сокройся от очей, Цитеры слабая царица! Где ты, где ты, гроза царей, Свободы гордая певица? Приди, сорви с меня ​

Птичка

​современников.​

Друзьям («Вчера был день разлуки шумной»)

​тобой живём,​

Муза ®

​свет!​

«Погасло дневное светило»

​Визгов - Степан Иванович Висковатов ​

К А. Б

Дорида

​Ода​

Сказки

​множестве списков среди ​

Безверие

​Дом, где мы с ​

Друзьям («Богами вам ещё даны»)

​Повсюду доходит их ​

Городок

​и новой литературы».​

К другу стихотворцу

​сатире «сказками».​стихах, которые разошлись во ​зовём?​Над нами горят,​«Лицей, или Курс древней ​и названы в ​настроения в мужественных, исполненных поэтической силы ​Что мы Родиной ​Кремлёвские звёзды​критик Жан-Франсуа Лагарп (1739-1803), автор шестнадцатитомного издания ​обещал «даровать» России конституцию. Эти невыполненные обещания ​русского общества. Лермонтов выразил эти ​Родина моя.​И шумят, расцветая, поля...​- французский драматург и ​марта 1818, в которой он ​среди передовой части ​На моём рисунке​И гремят, не смолкая, заводы,​Грозный Аристарх… в шестнадцати томах ​Царства Польского 15 ​вызвали глубокое возмущение ​Радуга и я,​земля,​и Психее.​открытии первого сейма ​кругах придворной аристократии ​На моём рисунке​


​Широка и привольна ​мифа об Амуре ​в Варшаве при ​
​против поэта в ​Всадник на коняшке,​воды,​Наперсник милый Психеи, златокрылой - поэт Богданович, автор поэмы «Душенька», написанной на сюжет ​

​речь Александра I ​

​Пушкина, клевета и интриги ​скачет​

​Глубоки наши светлые ​«Кандид» - философско-сатирический роман Вольтера.​воли. - Имеется в виду ​общественный резонанс. Дуэль и смерть ​Вдоль по тропке ​Но такой, как у нас, не найти.​Арьоста.​права людей… Отдам из доброй ​Стихотворение имело широкий ​Выросли ромашки,​различные страны,​намекает Пушкин, называя Вольтера внуком ​И людям я ​Коментарий к стихотворению:​На моём рисунке​Есть на свете ​поэмы, например «Орлеанская девственница» Вольтера, на которую и ​- петербургский обер-полицеймейстер.​году​


​Родина моя.​

​пролети:​«Неистовый Роланд» восходят позднейшие шутливые ​Горголи Иван Саввич ​написано в 1837 ​На моём рисунке​Надо всею землёй ​(1474-1533), к поэме которого ​комитете.​Поэта праведную кровь!​Песенка ручья,​Поезжай за моря-океаны,​Арьост - итальянский поэт Ариосто ​части в цензурном ​черной кровью​На моём рисунке​она одна!​страстные публицистические произведения.​- секретарь по российской ​смоете всей вашей ​Солнышко и лето.​Но у всех ​Швейцарии, где он создавал ​Соц Василий Иванович ​И вы не ​Рощица и речка,​Родина бывает разная,​имении Ферней в ​в министерстве полиции.​поможет вновь,​Лучики рассвета,​Золотая целина...​


​лет в своем ​

(Из Пиндемонти)

​- директор исполнительного департамента ​Оно вам не ​На моём рисунке​Или степь, от маков красная,​- французский писатель Вольтер, живший последние двадцать ​Лавров Иван Павлович ​прибегнете к злословью:​Родина моя.​Громкий радостный гудок.​Фернейский злой крикун ​мундирах армий союзников.​Тогда напрасно вы ​стесняет балагура. Всё это, видите ль, слова, слова, слова. * Иные, лучшие, мне дороги права; Иная, лучшая, потребна мне свобода: Зависеть от царя, зависеть от народа ​На моём рисунке​фабрики​Рифмов - Ширинский-Шихматов.​появлялся иногда в ​наперед.​Мама и друзья,​И большой соседней ​(1797-1874).​Пруссии Александр I ​дела он знает ​На моём рисунке​


​ * Hamlet (Примечание А. С. Пушкина).​

​каток,​

Д. В. Давыдову

​Пушкина кн. Николаю Ивановичу Трубецкому ​в Австрии и ​И мысли и ​Рядом с облаками.​Где недавно был ​ Стихотворение обращено, вероятно, к другу детства ​мундир. - Во время пребывания ​звону злата,​Церковка на горке​кораблики,​попами Молебен отслужу.​австрийский // Я сшил себе ​Он не доступен ​


​Поле с колосками,​В лужах первые ​сдержу) Я с сельскими ​И прусский и ​Есть грозный суд: он ждет;​На моём рисунке​двор.​круговой; Тогда, клянусь богами, (И слово уж ​Аахенского конгресса.​божий суд, наперсники разврата!​краю родном!​Свой родной московский ​горе За чашей ​1818 вернулся с ​Но есть и ​Мы живём в ​А другим, наверно, вспомнится​я с тобой, То мы уходим ​Александра I, который 22 декабря ​и правда — всё молчи!..​Под счастливою звездою​И ромашковый бугор...​И ябеды оплот. Но, друг мой, если вскоре Увижусь ​их несколько). Это сатира на ​Пред вами суд ​с каждым днём​— скромница​крючковатый Подьяческий народ, Лишь взятками богатый ​нашего времени (известно, что он создал ​сению закона,​Всё светлей ты ​У реки берёзка ​люблю, А с ними ​рождении Христа. «Сказки» - единственный ноэль Пушкина, который сохранился до ​Таитесь вы под ​Детство наше золотое!​ворот.​терплю, Что сельских иереев, Как папа иудеев, Я вовсе не ​евангельский рассказ о ​палачи!​Весь цветёт, как вешний сад.​Толстый тополь у ​Затем лишь не ​истекший год, непременно облекались в ​Свободы, Гения и Славы ​Край родной, навек любимый,​Старый дом, в саду смородина,​Боюсь, боюсь беседы, И свадебны обеды ​их деятельность за ​у трона,​бросишь взгляд —​встаёт​тобою, Служителей твоих, Попов я городских ​государственных сановников и ​Вы, жадною толпой стоящие ​И куда ни ​Сразу в памяти ​время провождать, Но, боже, виноват! Я каюсь пред ​- рождество). Куплеты эти, высмеивающие чаще всего ​родов!​Солнцем залиты долины,​«родина»,​душою С ним ​куплетов, называвшихся «ноэль» (от французского Noеl ​Игрою счастия обиженных ​


Странник

​вперёд.​Если скажут слово ​С булатным палашом. Всегда я рад ​форме сатирических рождественских ​обломки​И зовут они ​тишине.​на дол кровавый ​традиционной во Франции ​Пятою рабскою поправшие ​Всё бегут, бегут дороги,​Плывущий в красной ​ядром И пал ​ Стихотворение написано в ​отцов,​—​шар огромный,​славы, Но встретился с ​наконец, Послушавши, как царь-отец Рассказывает сказки».​Известной подлостью прославленных ​Посреди родных широт ​Я вдруг увидел ​Летел на встречу ​глазки; Пора уснуть уж ​А вы, надменные потомки​гор высоких,​окне,​На раненой груди, Воспомнит ту баталью, Где роты впереди ​деле? Неужто не шутя?» А мать ему: «Бай-бай! закрой свои ты ​его печать. —​От морей до ​Высоко стоя на ​В прошедшем углубясь, С очаковской медалью ​постеле Запрыгало дитя: «Неужто в самом ​И на устах ​такой!​заемной,​ним. Вечернею пирушкой Старик, развеселясь, За дедовскою кружкой ​воли». От радости в ​и тесен,​Где найдёшь ещё ​Над позолотой их ​дружбы Хлеб-соль откушать с ​моей, Отдам из доброй ​Приют певца угрюм ​Край родной, навек любимый,​Крылами стали золотить.​Майором отставным, Зовёт меня из ​права людей, По царской милости ​опять:​рекой.​крыши​сосед, Семидесяти лет, Уволенный от службы ​место вам Горголи, И людям я ​Не раздаваться им ​Куст ракиты над ​И скоро пасмурные ​моё терпенье! Иль добрый мой ​замучен. Послушайте в прибавку, Что сделаю потом: Лаврову дам отставку, А Соца - в жёлтый дом; Закон постановлю на ​песен,​То берёзка, то рябина,​Белея, вытянулись в нить​мне читал, Ах! видно, бог пытал Тогда ​себе мундир. О радуйся, народ: я сыт, здоров и тучен; Меня газетчик прославлял; Я пил, и ел, и обещал - И делом не ​Замолкли звуки чудных ​своём сердце принёс.​Они белели где-то выше,​Он с жаром ​австрийский Я сшил ​обманутых надежд.​Ты ей в ​Зерно послушным голубям.​внимал, Когда свои творенья ​мир: И прусский и ​С досадой тайною ​И с клятвы, которую в юности​бросала​В столице я ​вещает: «Узнай, народ российский, Что знает целый ​мщенья,​колёс.​И розовой рукой ​Так некогда Свистова ​Спасителя стращает: «Не плачь, дитя, не плачь, сударь: Вот бука, бука - русский царь!» Царь входит и ​— с напрасной жаждой ​Со стука вагонных ​Молилась, отходя во храм,​углубленный, Не слушая её. На рифмы удалого ​весь народ. Мария в хлопотах ​И умер он ​А может, она начинается​Казалось, женщина вставала,​смиренно В мечтаньях ​Кочующий деспот. Спаситель горько плачет, За ним и ​невежд,​мы нашли.​Багрянцем одевая высь.​юбку вяжет, Болтает всё своё; А я сижу ​ Ура! в Россию скачет ​Коварным шопотом насмешливых ​Что где-то в шкафу ​Зари торжественные звуки,​


Полководец

​наказал, Антошка балалайку, Играя, разломал, - Старушка всё расскажет; Меж тем как ​Noel​мгновенья​будёновки,​воздуху неслись​Не за что ​Читает Михаил Царёв:​Отравлены его последние ​Со старой отцовской ​Ко мне по ​Капуста цвет дала, Фома свою хозяйку ​борьбы.​Язвили славное чело;​С окошек, горящих вдали.​трижды поднял руки.​моде Рогами убрала, В котором огороде ​позиции просветительства, осудив революционные методы ​сурово​родина?​Я встал и ​всех она сторон, Всё сведает, узнает: Кто умер, кто влюблён, Кого жена по ​декабристов, он перешёл на ​Но иглы тайные ​С чего начинается ​Рассвет​наболтает. Газеты собирает Со ​общества Союз благоденствия. Впоследствии, в период реакции, наступившей после разгрома ​Увитый лаврами, надели на него:​конца.​Александр Блок - стихи​вестей Мне пропасть ​философ; офицер; близкий друг Пушкина. С 1821 - член тайного декабристского ​венок — они венец терновый,​Которой не видно ​А. С. Немзер​ней; Она не приседает, Но тотчас и ​(1794-1856) - русский писатель и ​И прежний сняв ​дороги просёлочной,​публики.​к ручке, Не шаркаю пред ​ Чаадаев Пётр Яковлевич ​постигнувший людей?..​И с этой ​воздвиг нерукотворный…», 1836) или «квазиподражания» («Из Пиндемонти», 1836) - «своё» подаётся как «чужое» или утаивается от ​чаёк; Не подхожу я ​имена!​Он, с юных лет ​скворца.​лицей», 1831; «Осень», «Не дай мне, Бог, сойти с ума», оба 1833; «Туча», «Полководец», «…Вновь я посетил», все 1835) - доминируют переводы («Странник», 1835), стилизации, подражания, «вариации на тему» («Я памятник себе ​старушки Душистый пью ​самовластья Напишут наши ​ложным,​С весенней запевки ​значимых исключениях («Чем чаще празднует ​часок У добренькой ​сна, И на обломках ​словам и ласкам ​А может, она начинается​- при редких и ​волн. Или, для развлеченья, Оставя книг ученье, В досужный мне ​прекрасные порывы! Товарищ, верь: взойдёт она, Звезда пленительного счастья, Россия вспрянет ото ​Зачем поверил он ​Под ветром склоняясь, растёт.​


Туча

​источников) и «лиричны» по сути. В собственно лирике ​полн, С подругою своею, Закинув гордо шею, Плывёт во злате ​чести живы, Мой друг, отчизне посвятим Души ​дал клеветникам ничтожным,​берёзки, что во поле,​основе разных историко-документальных и литературных ​сидеть, Где лебедь белоснежный, Оставя злак прибрежный, Любви и неги ​свиданья. Пока свободою горим, Пока сердца для ​Зачем он руку ​С той самой ​разным эпохам на ​


​небосклоном Близ озера ​

​молодой Минуты верного ​и пламенных страстей?​у ворот,​замыслов, планов, отрывков обычно «эпичны» по форме (обращения к самым ​


​Мароном Под ясным ​вольности святой, Как ждёт любовник ​Для сердца вольного ​С заветной скамьи ​в религиозном чувстве, мыслится выше объективной, но ограниченной «справедливости» («Анджело» , 1833; «Капитанская дочка»; «Пир Петра Первого» , 1835). Большинство оставшихся нереализованными ​сумрачну смотреть; Люблю с моим ​томленьем упованья Минуты ​и душный​родина?​взаимопонимания и коренящаяся ​слезою В даль ​Отчизны внемлем призыванье. Мы ждём с ​


​этот свет завистливый ​С чего начинается ​истории («Медный всадник»); «милость», неотделимая от человеческого ​

​И с сладостной ​


​роковой Нетерпеливою душой ​Вступил он в ​не отнять.​«Истории Петра»); «объективизм» сменяется трагическим восприятием ​Над тихою рекою ​горит ещё желанье, Под гнётом власти ​простодушной​У нас никому ​архивные разыскания для ​один с тоскою, Встречать вечерню тень ​нежил нас обман, Исчезли юные забавы, Как сон, как утренний туман; Но в нас ​нег и дружбы ​испытаниях​его наследию (с 1832 идут ​летний день Бродить ​ Любви, надежды, тихой славы Недолго ​Зачем от мирных ​С того, что в любых ​Петру I и ​наслажденье: Люблю я в ​желаю…​Сраженный, как и он, безжалостной рукой.​мать,​важнейшим («Дубровский», 1832-33; «История Пугачева», 1833; «Капитанская дочка», 1836). Усложняется отношение к ​томный дух Находит ​лет, Но исцелиться не ​такою чудной силой,​С той песни, что пела нам ​становится для Пушкина ​упоенье? И в грусти ​надежды не живит… Вот страсть, которой я сгораю!.. Я вяну, гибну в цвете ​Воспетый им с ​А может, она начинается​между властью, дворянством и народом ​грусть-мучитель. Но всё ли, милый друг, Быть счастья в ​и глубокой Елей ​Добыча ревности глухой,​дворе.​Салтане…»). Вопрос о сложных, чреватых катастрофой отношениях ​сон? Исчезнет обольститель, И в сердце ​в нас мертвит, Коль язвы тяжкой ​Как тот певец, неведомый, но милый,​Живущих в соседнем ​к фольклору («Сказка о царе ​и стон, И где крылатый ​дремлет и горит; Оно мучительно, жестоко, Оно всю душу ​


​— и взят могилой,​верных товарищей,​близ Диканьки», взаимно стимулировало обращение ​невозвратимый! Не слышит плач ​покое Всегда не ​И он убит ​С хороших и ​и Н. В. Гоголем, занятым «Вечерами на хуторе ​вдаль? Обманет - и пропал Беглец ​и томит, В трудах, заботах и в ​руку поднимал!..​твоём букваре.​стихотворений «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Общение с Жуковским ​Уже летишь ты ​тихой дружбы свет. Но слушай - чувство есть другое: Оно и нежит ​На что он ​С картинки в ​имперских по духу ​глазах!.. Почто стрелой незримой ​ужасен, Когда б не ​кровавый,​родина?​и обусловивших появление ​груди грудью страстной, Устами на устах, Горит лицо прекрасной, И слёзы на ​путь нам был ​в сей миг ​


Осень

​С чего начинается ​
​размышлений, отразившихся в эпистолярии ​

​Склонилася она Ко ​отрады нет, Что жизни б ​Не мог понять ​– Здравствуй, Родина моя!​внутри страны - предмет его постоянных ​у меня, В порывистых томленьях ​Единой дружбою прекрасен, Что без неё ​он нашей славы;​


​Отвечаю солнцу я:​
​кровавые холерные бунты ​


К

​лица; Представь, что, на коленях Покоясь ​И я слыхал, что божий свет ​Не мог щадить ​Отвечаю ветру я,​Царском Селе. Европейские революции, польское восстание и ​прелестный, И снег её ​Бух!​и нравы;​Отвечаю травам я,​свадьбы (18 февраля 1831) Пушкины проводят в ​сердца, И граций стан ​свету Слух; Потом печатает - и в Лету ​Земли чужой язык ​– Ты скорей, дружок, расти!​Первое лето после ​небесный, Лиющих огнь в ​духом Лист; Потом всему терзает ​Смеясь, он дерзко презирал​


​в пути:​

Красавица

​времен» , 1835).​Мне милую яви, Мой свет, мой добрый гений, Предмет моей любви, И блеск очей ​ухом Свист; Марает он единым ​по воле рока;​Травы шепчут мне ​«Пиковая дама» и поэме «Медный всадник», обе 1833; «Сценах из рыцарских ​C любимцем обнимись! Мечта! в волшебной сени ​ Внимает он привычным ​Заброшен к нам ​Подпевают птицы мне.​развитие в повести ​в тишине прелестной ​уста мои шептали.​и чинов​в тишине​


​и конфликтов, принимая символические формы, подводила к «последним» экзистенциальным вопросам (эта линия получит ​
​домик тесный, Тихонько постучись И ​

​печали, И имя чуждое ​На ловлю счастья ​Я пою и ​принципиальную сложность «обыкновенной» жизни, «Маленькие трагедии», где историко-психологическая конкретность характеров ​Примчись в мой ​полон был таинственной ​Подобный сотням беглецов,​– Здравствуй, улица моя!​путей. Был завершён «Евгений Онегин», написаны «пропасть» стихотворений и статей, «Повести Белкина», открывающие поэзию и ​Покроет томны очи, На ветреных крылах ​мне виделись черты, И весь я ​диво?.. издалёка,​я:​полагал тридцатилетие) и поискам новых ​безмолвной ночи, Когда ленивый мак ​темноты Другие милые ​И что за ​Выхожу из дома ​молодости (её рубежом Пушкин ​тропой; И в час ​и снова разгорались; Я таял; но среди неверной ​дрогнул пистолет.​зовёт.​отданы подведению итогов ​ко счастью Забвения ​сменялись, Желанья гасли вдруг ​В руке не ​Нас на улицу ​творчества и любви. Три месяца были ​круговой Веди меня ​душой; Восторги быстрые восторгами ​ровно,​Утром солнышко встает,​надеждой на будущее, трудное, но дарящее радости ​И с чашей ​я негу пил ​Пустое сердце бьется ​Это тоже родина.​селе Болдино (Нижегородская губерния). «Болдинская осень» открылась стихотворениями «Бесы» и «Элегия» - ужасом заблудившегося и ​со мной, Дай руку сладострастью ​пир ночной, В её объятиях ​Навел удар... спасенья нет:​смородина —​месяца заключённым в ​горестный удел?.. Певца сопутник милый, Мечтанье легкокрыло! О, будь же ты ​и локоны златые, И бледное лицо, и очи голубые… Вчера, друзей моих оставя ​Его убийца хладнокровно​И в лесу ​оказался на три ​слёзы В юдоле, где расцвел Мой ​ В Дориде нравятся ​


​Увял торжественный венок.​Звон дождей, и шум ветвей,​свадьбе, он из-за холерных карантинов ​розы, И лить навеки ​Читает Владимир Яхонтов:​Угас, как светоч, дивный гений,​Руки матери твоей,​владение имением, подаренным отцом к ​Вотще даны мне ​имеется продолжение.​мог:​Это — Родина твоя.​женитьбе и «своем доме», добивается руки Н. Н. Гончаровой, юной московской красавицы-бесприданницы. Отправившись вступать во ​пламенею? Иль юности златой ​строками многоточия, намекая читателю, что в рукописи ​Последних вынести не ​Слышишь голос соловья?​В 1830 Пушкин, давно мечтавший о ​сестрой, Любовию младой Напрасно ​увидеть света, он заменял четырьмя ​Что ж? веселитесь... — он мучений​Это — Родина твоя.​рыцарь бедный», «Я вас любил: любовь ещё, быть может», все 1829).​Я ныне вдохновён. Мой друг, я счастлив ею. Почто ж её ​цензуры не могла ​Чуть затаившийся пожар?​Слышишь песенку ручья?​лежит ночная мгла», «Жил на свете ​мною, Но дружбою одною ​здесь душу омрачает»), которая по условиям ​раздували​Край родной!​(«Воспоминание», «Предчувствие», оба 1828; «На холмах Грузии ​и с пером, Не слава предо ​«Но мысль ужасная ​И для потехи ​


​С добрым утром,​

Эхо

​спасительную новую любовь ​окном С бумагой ​под заглавием «Уединение», вторую же (начиная со стиха ​Его свободный, смелый дар​– ни одной...​и надежды на ​лире воздохнёт. Покамест, друг бесценный, Камином освещенный, Сижу я под ​первую половину стихотворения ​гнали​В небе тучки ​


Бородинская годовщина

​расчета с прошлым ​мною вдохновенный На ​поэта за «добрые чувства», выраженные в «Деревне». Пушкин печатал лишь ​сперва так злобно ​соты,​вдоль улиц шумных», оба 1829); отсюда же мотивы ​Сын Феба молодой, Мой правнук просвещенный, Беседовать придёт И ​решили представить «Деревню». Царь лицемерно благодарил ​Не вы ль ​Пчёлы мёдом полнят ​лицом «равнодушной природы», судьбы, деспотизма («Дар напрасный, дар случайный», «Анчар», оба 1828; «Дорожные жалобы», «Брожу ли я ​предан тленью; С моей, быть может, тенью Полунощной порой ​ему эти стихи. Чаадаев с Пушкиным ​Судьбы свершился приговор!​работу,​действий, описанная в «Путешествии в Арзрум», 1835); отсюда мотивы одиночества, бессмысленности существования, беззащитности человека перед ​на Геликон. Не весь я ​Александра I, тот потребовал показать ​оправданья?​Люди вышли на ​на театр военных ​Небесный Аполлон; Сияя горним светом, Бестрепетным полетом Взлечу ​Пушкина дошел до ​И жалкий лепет ​Край родной!​мест» (планы заграничного путешествия; поездка в 1829 ​об заклад, Как знать, и мне, быть может, Печать свою наложит ​политических рукописных произведениях ​хор,​С добрым утром,​трудно реализуемым - отсюда «охота к перемене ​спорить рад, Не бьюсь лишь ​списках. Когда слух о ​Пустых похвал ненужный ​тишиной...​общественному статусу оказалось ​бессмертьем льститься?.. До слёз я ​ Стихотворение распространялось в ​рыданья,​Звонко спорят с ​с публикой. Стремление к твёрдому ​ль гордиться, Но мне ль ​Заря?​Убит!.. к чему теперь ​Птицы ранние запели,​умение доходчиво толковать ​грянет: «Бессмертен ввек пиит!» Но ею мне ​ли наконец прекрасная ​Один как прежде... и убит!​Шумно двери заскрипели,​аристократии, эпигонское просветительство, торговую хватку, чудовищное хамство и ​воспарит, Превыше смертных станет, И слава громко ​Свободы просвещённой Взойдёт ​мнений света​Край родной!​с тайной полицией, сочетавший вражду к ​неба, Он к солнцу ​царя, И над отечеством ​Восстал он против ​С добрым утром,​популярной газеты «Северная пчела» Ф. В. Булгарин, известный своим сотрудничеством ​возьмёт! Как смелый житель ​Рабство, падшее по манию ​Позора мелочных обид,​Луг в цветах, как расписной...​круга стал редактор ​Во цвете дней ​


Клеветникам России

​Витийства грозный дар? Увижу ль, о друзья! народ неугнетённый И ​поэта​зарёю,​Пушкина и его ​дар от Феба ​дан мне судьбой ​Не вынесла душа ​Мрак ночной размыт ​отчужденных до враждебных; в 1829-30 ярым противником ​пастушьею волынкой. Ах! счастлив, счастлив тот, Кто лиру в ​жар И не ​Поникнув гордой головой!..​горою,​с московскими любомудрами, отношения с Н. А. Полевым и Н. И. Надеждиным колебались от ​голос свой С ​моей горит бесплодный ​мести,​Встало солнце над ​давние союзники (Вяземский, Дельвиг) не вполне сошлись ​тиши ночной Сливаю ​тревожить! Почто в груди ​груди и жаждой ​И упрочено трудом!​в «республике словесности»: Пушкин и его ​Летает надо мной; И я в ​мой умел сердца ​С свинцом в ​когда-то взято​записку «О народном воспитании» стал вежливый выговор). Сложности были и ​лесам, Мой гений невидимкой ​рабов. О, если б голос ​Пал, оклеветанный молвой,​Все в боях ​по монаршей воле ​рощи, И шорох по ​Дворовые толпы измученных ​Погиб поэт! — невольник чести —​дом.​одобрения; ответом на поданную ​по небесам, И тихо дремлют ​идут собой умножить ​


​в ней пример.​Дорог каждый сельский ​(«Борис Годунов» не получил высочайшего ​Смеркающейся ночи Плывут ​отцов, Младые сыновья, товарищи трудов, Из хижины родной ​Чтоб видели злодеи ​Сердцу дорог,​намеченной идеальной модели ​ярком злате, И светлые цари ​бесчувственной злодея. Опора милая стареющих ​потомству возвестила,​Каждый город​граф А. Х. Бенкендорф) были далеки от ​зари Потонет в ​цветут Для прихоти ​Твой правый суд ​Голубые небеса.​шеф тайной полиции ​закате Последний луч ​не смея, Здесь девы юные ​в позднейшие века​Рек сверканье голубое,​(обычным посредником выступал ​В Элизий пренесён. Когда же на ​в душе питать ​Чтоб казнь его ​


​Горы, степи и леса:​конфликтов. Отношения с императором ​углублён, То мыслями своими ​влекут, Надежд и склонностей ​накажи убийцу,​Все вокруг свое, родное:​гарантировало от внешних ​с ними, То в думу ​до гроба все ​Будь справедлив и ​границы.​Оправдание действительности не ​Беспечности часы. Мой друг! весь день я ​


​Неумолимого Владельца. Здесь тягостный ярем ​

Моя родословная

​твоим:​До любой ее ​творчества («Поэт и толпа», 1828; «Поэту», 1830).​Любимые творцы! Займите же отныне ​влачится по браздам ​Паду к ногам ​столицы​отстаивающих абсолютную свободу ​писать. О вы, в моей пустыне ​плуг, покорствуя бичам, Здесь Рабство тощее ​Отмщенье, государь, отмщенье!​Долго ехать от ​стихов гражданских и ​рад, Не стану я ​лозой И труд, и собственность, и время земледельца. Склонясь на чуждый ​Смерть Поэта​Наша Родина, ребята.​внешне парадоксальному соседству ​Свистова воспевать; Но, убирайся с богом, Как ты, в том клясться ​избранное Судьбой, Здесь Барство дикое, без чувства, без Закона, Присвоило себе насильственной ​Михаил Лермонтов​богата​на какую-либо службу, что вело к ​сплетать венок: Свистовским должно слогом ​Позор. Не видя слёз, не внемля стона, На пагубу людей ​спроси.​И красива и ​ставить свой дар ​не смею Хвалы ​Везде Невежества убийственный ​папу и маму ​Мама, Родина, Москва!​Свободно заняв «государственническую» позицию, Пушкин не желал ​умею, Хоть, право, не знаток; Но здесь тебе ​человечества печально замечает ​Об этом ты ​на свете​в эпизоде боя).​в роды: Велик, велик - Свистов! Твой дар ценить ​и гор Друг ​Руси?..​Пусть всегда живут ​эпос (ср. мощную одическую окраску ​Наездник удалой! Намаранные оды, Убранство чердаков, Гласят из рода ​здесь душу омрачает: Среди цветущих нив ​построим теперь на ​синева.​романтическая поэма, а заканчивается как ​небольшой, Но пылкого Пегаса ​зреют глубине. Но мысль ужасная ​И что мы ​Льется с неба ​«Полтаве» , которая начинается как ​лишь собой! О ты, высот Парнаса Боярин ​думы В душевной ​Простые жильцы, управдомы, строители.​светит.​«Арап Петра Великого» (1827-28) и апологетически в ​Тетради половину Наполнил ​жар во мне, И ваши творческие ​и жители:​Солнце ласково нам ​императора) становится Петр I, изображенный «домашним образом» в неоконченном романе ​детину, Что доброю порой ​сон угрюмый, К трудам рождает ​нашем доме соседи ​Мама, Родина, Москва.​


​от «Стансов» и «Друзьям» к «Герою», 1830). Любимым героем (и примером для ​

​Пленённые цари, Забыв войну, сраженья, Играют в кубари… Но назову ль ​глас. Он гонит лени ​Мы все в ​Озарятся новым светом​монарха (эта линия ведет ​совет; В трагическом смятенье ​Слышнее ваш отрадный ​Избу-Чум-Ярангу-Дворец-Небоскреб!​Станет солнечной листва.​неотъемлемое свойство идеального ​под лавкой, Там дремлет весь ​иль глупца - в величии неправом. Оракулы веков, здесь вопрошаю вас! В уединеньи величавом ​Всем хочется - сразу построили чтоб​лето.​на человечность как ​слезы льет; Здесь князь дрожит ​завидовать судьбе Злодея ​Сначала построят, а после сломают.​Пролетят весна и ​державинскую традицию («Друзьям», «Мордвинову», оба 1827); по-державински Пушкин указывает ​- с Чернавкой Подщипа ​Мольбе И не ​знают:​


​Мама, Родина, Москва.​
​дворянской чести) предполагало оглядку на ​

Стихи, сочинённые ночью во время бессонницы

​Такой оригинал! Тут вижу я ​толпы непросвещённой, Участьем отвечать застенчивой ​Что строят, строители сами не ​Их впервые прочитали:​декабристов. Государственничество (неотделимое от верности ​нарисует, Чья кисть скомпанирует ​боготворить, Роптанью не внимать ​снова ремонт.​Мы прекрасные слова.​возможность творить добро, в частности, бороться за амнистию ​


​Талье дал! Чья кисть мне ​

Заклинание

​блаженство находить, Свободною душой Закон ​Опять перестройка и ​узнали​с царём давали ​и кинжал Игривой ​освобождённый, Учуся в Истине ​Поехала крыша, пропал горизонт...​В детском садике ​государственную позицию: свободные доверительные отношения ​образец; И ты, шутник бесценный, Который Мельпомены Котурны ​и труда… Я здесь, от суетных оков ​отвалилась Аляска,​прекрасная заря?​двурушничество, но стремление занять ​


​богатый И вкуса ​

​мельницы крилаты; Везде следы довольства ​
​Лет двести назад ​

​Взойдет ли наконец ​руд…», 1827). Это было не ​гуртом потопил; И ты, замысловатый Буянова певец, В картинах толь ​бродящие стада, Овины дымные и ​То стены трещат, то посыпалась краска,​свободы просвещенной​(«Во глубине сибирских ​туманной Леты Их ​полосаты, Вдали рассыпанные хаты, На влажных берегах ​


​стучат из угла.​
​И над отечеством ​

​Николая («Стансы», 1826), сохранил верность друзьям ​леты В волнах ​холмов и нивы ​То громко соседи ​царя,​сочинений. Пушкин, отдавая должное преобразованиям ​раздражил, Как в юношески ​белеет иногда, За ними ряд ​Тут вспыхнет пожар, там труба потекла.​И рабство, падшее по манию ​себя цензуру пушкинских ​свист веселый Поэтов ​озёр лазурные равнины, Где парус рыбаря ​в квартире огромной:​Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный​взаимное признание; император взял на ​получил, Чей в аде ​подвижные картины: Здесь вижу двух ​Но нету порядка ​грозный дар?​I, результатом которой стало ​куплета Игриву остроту. И ты, насмешник смелый, В ней место ​в кустарниках шумят. Везде передо мной ​жизни удобной,​мне судьбой витийства ​аудиенцию к Николаю ​слога чистоту, И в резвости ​прохладой и цветами, Сей луг, уставленный душистыми скирдами, Где светлые ручьи ​Русском доме для ​


​И не дан ​

​в Москву на ​

Герой

​твоих, В сатире - знанье света И ​сад С его ​Все есть в ​жар,​Пушкин был доставлен ​стих В посланиях ​шум дубров, на тишину полей, На праздность вольную, подругу размышленья. Я твой - люблю сей тёмный ​часовых поясов.​моей горит бесплодный ​8 сентября 1826 ​даром получил. Ты, кажется, в сомненье… Нетрудно отгадать; Так, это сочиненья, Презревшие печать. Хвала вам, чады славы, Враги парнасских уз! О князь, наперсник муз, Люблю твои забавы; Люблю твой колкий ​двор Цирцей, Роскошные пиры, забавы, заблужденья На мирный ​Идут еще семь ​Почто в груди ​духовно-интеллектуальной эволюции автора.​сил, Двоюродного брата, Драгунского солдата Я ​и забвенья. Я твой - я променял порочный ​древних кремлевских часов​тревожить!​современных героях, но и о ​Сафьянную тетрадь. Сей свиток драгоценный, Веками сбереженный, От члена русских ​На лоне счастья ​И справа от ​мой умел сердца ​не только о ​знать) Я спрятал потаенну ​моих невидимый поток ​нем автоматика.​О, если б голос ​боящийся противоречий рассказ ​(Ты должен это ​ Приветствую тебя, пустынный уголок, Приют спокойствия, трудов и вдохновенья, Где льётся дней ​Прекрасно работает в ​рабов.​годы писания, свободный и не ​и стихам! Ho ими огражденну ​послала») у Арно нет.​с названием «Арктика»,​Дворовые толпы измученных ​начат «Евгений Онегин» - «роман в стихах», рассчитанный на долгие ​забвенье И прозе ​о друзьях («Кому судьба друзей ​А вот холодильник ​идут собой умножить​Шиллера, и пр.). В Кишиневе был ​вас! Увы! его раздался глас, - (*) И где ж ​Все школьнически толки, Лежащие в пыли, Визгова сочиненья, Глупона псалмопенья, Известные творенья Увы! одним мышам. Мир вечный и ​невежд». Этих важнейших слов, а также упоминания ​холодною нас.​Из хижины родной ​духе Гёте и ​

​самой нижней полке ​


​ * Mеmoires de Bourrienne ​читалась: «Вдали тиранов и ​

Элегия

​Что греет зимою ​Младые сыновья, товарищи трудов,​свободного творчества в ​время трачу. Кладбище обрели Ha ​французского поэта А. Арно (1766-1834) «La solitude» «Одиночество». Строка «Вдали взыскательных невежд» в рукописном тексте ​системы «Кузбасс»,​отцов,​Олеге», 1821, развивающая мотив боговдохновенности ​Лагарпа видеть вкус, Но часто, признаюсь, Над ним я ​ Вольный перевод стихотворения ​И мощная печка ​Опора милая стареющих ​«Гавриилиада», 1821; «высокое» дружеское послание «Чаадаеву», 1821, антологическое стихотворение «Муза», 1821; «Песнь о вещем ​


​шестнадцати томах. Хоть страшно стихоткачу ​

​послала, Кто скрыт, по милости творца, От усыпителя глупца, От пробудителя нахала.​
​океаны.​

Бесы

​злодея.​и Парни поэма ​Является отважно В ​трудов и лени, Воспоминаний и надежд; Кому судьба друзей ​Северный, Тихий и Атлантический ​Для прихоти бесчувственной ​разных жанрово-стилистических традициях (напоминающая о Вольтере ​Княжнин. За ними, хмурясь важно, Их грозный Аристарх ​сени, Вдали взыскательных невежд, Дни делит меж ​ванны:​цветут​эстетике Байрона. Он работает в ​Расином, Руссо и Карамзин, С Мольером-исполином Фонвизин и ​ Блажен, кто в отдалённой ​квартире три классные ​Здесь девы юные ​новороссийском генерал-губернаторе графе М. С. Воронцове) далёк от подчинения ​Под зимний вечерок.) Здесь Озеров с ​то же.​Еще есть в ​не смея,​он служит при ​от глаз отводят ​дороже. Подумать не успев, скажу: ты всех милей; Подумав, я скажу всё ​воду включи!)​в душе питать ​Заняв вакансию «первого романтического поэта», Пушкин в кишинёвско-одесский период (с июля 1823 ​выходят И сон ​стихами молвить ей? Мне истина всего ​


​(Пойди и горячую ​


Поэту

​Надежд и склонностей ​ориентированных на «восточные повести» Байрона поэмах («Кавказский пленник», 1820; «Братья разбойники» , 1822-23; «Бахчисарайский фонтан», 1821-23).​Укрылись в уголок. (Не раз они ​ Что можем наскоро ​клокочут ключи​влекут,​(«Погасло дневное светило», 1820), балладах («Чёрная шаль», 1820; «Узник», 1822), философско-политической лирике («Наполеон», 1821) и особенно в ​дивиться, Дивись: ты побежден! Воспитанны Амуром, Вержье, Парни с Грекуром ​характеристику».​У сопки Ключевской ​до гроба все ​в новых элегиях ​смел сразиться… Коль можешь ты ​выразить всю её ​горячей водою,​Здесь тягостный ярем ​и обычаи), усиление суггестивности приметны ​милый Психеи златокрылой! О добрый Лафонтен, С тобой он ​строках он сумел ​


​Находятся краны с ​Неумолимого владельца.​колориту (природа, чуждые цивилизации нравы ​тебя. Но вот наперсник ​время, удивляешься, как в четырёх ​Курилкой - Курильской грядою –​влачится по браздам​разочарования, внимание к экзотическому ​С Крыловым близ ​стихи, которые, разбирая в настоящее ​А рядом с ​Здесь рабство тощее ​свободолюбием, могучей страсти или ​привлекший в плен, Ты здесь, лентяй беспечный, Мудрец простосердечный, Ванюша Лафонтен! Ты здесь - и Дмитрев нежный, Твой вымысел любя, Нашел приют надежный ​ей в альбом ​И рыба, и мясо, и уголь, и газ.​


​плуг, покорствуя бичам,​

К вельможе


​увлечению Дж. Байроном. Поэтизация индивидуализма, сложно связанного со ​
​вдвоём. И ты, певец любезный, Поэзией прелестной Сердца ​её и написал ​различных запас,​Склонясь на чуждый ​
​слово сдержал), так и творческому ​

​Чувствительный Гораций Является ​холодна. Пушкин сразу понял ​Хранится там ягод ​И труд, и собственность, и время земледельца.​писать «против правительства» два года и ​- С Державиным потом ​ухаживали за нею, а сама была ​Кладовая Сибири:​лозой​обещал Карамзину не ​Люблю их отрывать. Питомцы юных граций ​в неё и ​Имеется в ней ​Присвоило себе насильственной ​политического радикализма (высказывания, зафиксированные современниками; перед высылкой Пушкин ​друг от друга ​(1800-1855) - артистка, сначала оперная, затем драматическая. Современник поэта рассказывал, что «она была кокетка, любила, чтобы все влюблялись ​каждой квартире,​Здесь барство дикое, без чувства, без закона,​тайных обществ (М. Ф. Орлов, В. Ф. Раевский, П. И. Пестель и др.) способствовали как росту ​


​досуга Я часто ​ Сосницкая Елена Яковлевна ​И, как и положено ​

Ответ

​избранное судьбой,​лиц, племён, наречий, состояний», контакты с членами ​Все вместе предстоят. В час утренний ​раз глупей.​дом темноват.​На пагубу людей ​восстании, бессарабская «смесь одежд и ​Вольтером Виргилий, Тасс с Гомером ​любит вас, тот во сто ​Поскольку местами наш ​Не видя слез, не внемля стона,​


​революциях и греческом ​старик! На полке за ​

​очей. Кто любит вас, тот очень глуп, конечно; Но кто не ​в миллиард киловатт,​позор.​Кишинев (сентябрь 1820). Вести о европейских ​воспитан, Издетства стал пиит; Всех больше перечитан, Всех менее томит; Соперник Эврипида, Эраты нежный друг, Арьоста, Тасса внук - Скажу ль?.. отец Кандида - Он всё: везде велик Единственный ​Чудесный жар пленительных ​И солнце горит ​Везде невежества убийственный ​Крыму, Пушкин прибывает в ​первый, Ты здесь, седой шалун! Он Фебом был ​с холодностью сердечной ​и в Анадыре.​замечает​по Кавказу и ​Минервы, Фернейский злой крикун, Поэт в поэтах ​ Вы съединить смогли ​


Обвал

​Полы на Таймыре ​Друг человечества печально ​его разрешения путешествие ​порядке стали тут. Сын Мома и ​Гурзуф.​в квартире​и гор​и совершив с ​живут. Певцы красноречивы, Прозаики шутливы В ​из Керчи в ​Роскошный ковер устилает ​Среди цветущих нив ​с новым начальником ​Со мной они ​семейством Раевских плыл ​висит потолок.​здесь душу омрачает:​Встретившись в Екатеринославе ​Под тонкою тафтою ​корабле, когда Пушкин с ​Над нею небесный ​


Кавказ

​Но мысль ужасная ​Бессарабии генерал-лейтенанта И. Н. Инзова.​восторгом забываю. Друзья мне - мертвецы, Парнасские жрецы; Над полкою простою ​ Элегия написана на ​На север, на запад, на юг, на восток.​глубине.​в распоряжение наместника ​целый свет С ​ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан…​четыре:​В душевной зреют ​не склонный. Пушкин был откомандирован ​скучаю И часто ​мной… Но прежних сердца ​ней и двери ​думы​I, по-видимому, и Карамзин, обычно к ходатайствам ​слуг Навеки распростился; Укрывшись в кабинет, Один я не ​весны златыя, И вы забыты ​Четыре окна в ​И ваши творческие ​прощение; обращался к Александру ​И тихо забываясь. Так я, мой милый друг, Теперь расположился; С толпой бесстыдных ​мной, изменницы младые, Подруги тайные моей ​квартире.​


​жар во мне,​

​тетрадь (не найдена). Тронутый рыцарским жестом, Милорадович обещал царское ​себе сзывает; Захочет - сладко спит, На Рифмова склоняясь ​я жертвовал собой, Покоем, славою, свободой и душой, И вы забыты ​Россия подобна огромной ​К трудам рождает ​крамольные стихи, заполнил ими целую ​не мешает; Захочет - аонид Толпу к ​друзья; И вы, наперсницы порочных заблуждений, Которым без любви ​Российская держава!​сон угрюмый,​Петербурга графу М. А. Милорадовичу и, сознавшись в том, что загодя уничтожил ​одному В постеле ​предала. Искатель новых впечатлений, Я вас бежал, отечески края; Я вас бежал, питомцы наслаждений, Минутной младости минутные ​Непобедимая страна,​Он гонит лени ​к военному губернатору ​хлопочет! Никто, никто ему Лениться ​сердце хладное страданью ​слава,​глас.​в Соловецком монастыре. Пушкин был вызван ​горе, Гуляет в колпаке, Пьёт, ест, когда захочет, О госте не ​изменила радость И ​Привет тебе и ​Слышнее ваш отрадный ​Сибири или покаянии ​Не думает о ​потерянная младость, Где легкокрылая мне ​


​всех одна.​

​В уединеньи величавом​Пушкина: речь пошла о ​В укромном уголке ​бурях отцвела Моя ​И Родина у ​Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!​и возмутительными стихами ​маленький Эрот; Блажен, кто на просторе ​мне тайно улыбались, Где рано в ​


​Своей страны прекрасной.​Злодея! иль глупца — в величии неправом.​
​недовольством императора поведением ​
​Феб дружится И ​

​Впервые чувства разгорались, Где музы нежные ​

Зимнее утро

​Все – дочери и сыновья​судьбе​«Русланом и Людмилой» совпало с резким ​покое, без забот, С кем втайне ​Туманной родины моей, Страны, где пламенем страстей ​разный.​И не завидовать ​Окончание работы над ​калитку постучится… Блажен, кто веселится В ​к брегам печальным ​Хотя язык их ​мольбе​огромного успеха.​Пришед искать ночлега, Дорожною клюкой В ​морей, Но только не ​Народы – как одна семья,​Участьем отвечать застенчивой ​упрёки не отменяют ​


​Скрыпит по мостовой, Иль путник, в домик мой ​

​грозной прихоти обманчивых ​Отчизне!​толпы непросвещенной,​в Пушкине «победителя-ученика», а прозвучавшие позднее ​нет; Лишь изредка телега ​пределам дальным По ​В своей родной ​Роптанью не внимать ​прочтении поэмы признаёт ​докучный; Здесь грома вовсе ​томительный обман… Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Лети, корабль, неси меня к ​нам​боготворить,​стилистической свободой. Жуковский сразу по ​Не слышит стук ​лет безумную любовь, И всё, чем я страдал, и всё, что сердцу мило, Желаний и надежд ​Как счастливо живётся ​Свободною душой закон ​рассказ с немыслимой ​модный свет; На улице карет ​меня летает; Я вспомнил прежних ​жизни.​блаженство находить,​эпоса, а «протеический» дар позволяет вести ​поэт Живёт благополучно; Не ходит в ​замирает; Мечта знакомая вокруг ​О нашей мирной ​Учуся в истине ​сочетаются историческая героика, элегическая меланхолия, фривольность, национальный колорит, фантазия и юмор; «мелочь» карамзинистов обретает масштабы ​цветок, Невидимый для взора, Лепечет у забора. Здесь добрый твой ​слёзы вновь; Душа кипит и ​всегда вестям​освобожденный,​Батюшков. В поэме непринужденно ​ручеёк, В струях неся ​я, Воспоминаньем упоённый… И чувствую: в очах родились ​И рады мы ​Я здесь, от суетных оков ​бились Жуковский и ​нежной И быстрый ​тоской туда стремлюся ​Повсюду слышен людям.​и труда...​заказа эпохи, над которым тщетно ​Сплелся с фиалкой ​края; С волненьем и ​


​Знакомый голос твой, Москва,​

Дорожные жалобы

​Везде следы довольства ​1820), явившаяся исполнением поэтического ​сень дают; Где ландыш белоснежный ​отдалённый, Земли полуденной волшебные ​не труден.​мельницы крилаты;​в начале августа ​своды темны Прохладну ​вечерний пал туман. Шуми, шуми, послушное ветрило, Волнуйся подо мной, угрюмый океан. Я вижу берег ​Им дальний путь ​Овины дымные и ​стала поэма «Руслан и Людмила» (отдельным изданием опубликована ​часы полдневны Берёзок ​Погасло дневное светило; На море синее ​слова –​бродящие стада,​лидер. Итогом этих лет ​С черёмухой цветут; Где мне в ​Музыка: А.Верстовский.​Звучат по радио ​На влажных берегах ​


​осознаётся как признанный ​

​веселый, Где липы престарелы ​
​ Поёт Иван Алексеев.​

Сапожник

​домчится.​​Вдали рассыпанные хаты,​с Е. А. Баратынским и П. А. Плетнёвым. Молодой словесностью Пушкин ​паркет. Окошки в сад ​терзает печаль.​В неделю не ​полосаты,​исканиям поэтов-архаистов; через Дельвига знакомится ​Не кроют их ​весёлых ночей. Гляжу, как безумный, на чёрную шаль, И хладную душу ​напрямик​холмов и нивы ​и отдаёт должное ​- В них злата, бронзы нет, И ткани выписные ​


​я не знаю ​И скорый поезд ​За ними ряд ​П. А. Катенина) от безоглядного карамзинизма ​дом С диваном, с камельком; Три комнатки простые ​очей, С тех пор ​границы​белеет иногда,​(«Вольность», 1818), отказывается (не без влияния ​городке, Безвестностью счастливом. Я нанял светлый ​не целую прелестных ​


​С границы до ​
​Где парус рыбаря ​

​высокой гражданственной традиции ​

Калмычке

​святой Философом ленивым, От шума вдалеке, Живу я в ​их бросил тела. С тех пор ​Российский край, как ты велик!​озер лазурные равнины,​«Деревня», 1819), пишет стихи в ​печали, Которые играли, Стыжусь, столь долго мной; И в тишине ​мгла, В дунайские волны ​Встаёт, встречая солнце.​Здесь вижу двух ​ощутимо в стихотворении ​дверь Заботы и ​кровавую сталь. Мой раб, как настала вечерняя ​же час​подвижные картины:​Н. И. Тургеневым (воздействие его взглядов ​Я выехал теперь; Уж вытолкал за ​шаль, Отёр я безмолвно ​Дальневосточник в тот ​Везде передо мной ​убеждённым противником крепостничества ​


​четверток Измученный дьячок. Но слава, слава богу! На ровную дорогу ​мёртвой сняв чёрную ​
​оконце.​
​в кустарниках шумят.​Пушкина с П. Я. Чаадаевым, он общается с ​налоя В великой ​

​молча на деву, бледнея, взирал. Я помню моленья… текущую кровь… Погибла гречанка, погибла любовь! С главы её ​Луна глядит в ​Где светлые ручьи ​время продолжается дружба ​покоя, Увы! ни на часок, Как будто у ​долго топтал И ​спать сейчас,​Сей луг, уставленный душистыми скирдами,​дарования. В то же ​


​дела в хлопотах, Зевая, веселился В театре, на пирах; Не ведал я ​

​не успел. Безглавое тело я ​
​В Москве ложатся ​

Поэт и толпа

​и цветами,​ли достоин своего ​всё кружился Без ​света; булат загремел… Прервать поцелуя злодей ​вьюги.​С его прохладой ​декабристского склада, Пушкин ветрен, легкомыслен и едва ​утра Два года ​армянин. Не взвидел я ​Там холода и ​сад​службой, предпочитая ей театр, дружеские пирушки, светскую жизнь, короткие «романы» и частые дуэли, резкие стихи, остроты и эпиграммы. По убеждению, разделяемому как Карамзиным, так и людьми ​Петра, От утра до ​вхожу я один… Неверную деву лобзал ​вокруг –​Я твой — люблю сей темный ​Коллегии иностранных дел, Пушкин не обременён ​В великий град ​гречанки порог, Глаза потемнели, я весь изнемог… В покой отдалённый ​На севере снега ​На праздность вольную, подругу размышленья.​Петербургский период (лето 1817 - весна 1820) проходит бурно: формально числясь по ​Из родины смиренной ​молчала во мне. Едва я завидел ​юге.​дубров, на тишину полей,​символом братства (близкие друзья - начинающие поэты А. А. Дельвиг и В. К. Кюхельбекер, будущий декабрист И. И. Пущин).​Мне было недосуг. На тройке пренесенный ​быстром коне; И кроткая жалость ​Сады цветут на ​На мирный шум ​остался для Пушкина ​ Прости мне, милый друг, Двухлетнее молчанье: Писать тебе посланье ​позвал раба моего. Мы вышли; я мчался на ​у нас, и юг.​Роскошные пиры, забавы, заблужденья​образования, научил товариществу и ​(К​


​его И верного ​И север есть ​
​двор цирцей,​лет - Отечественная война 1812. Лицей, не дав систематического ​Ювенал (60-е гг. - после 127 г.) - римский поэт-сатирик.​злата и проклял ​Моря, леса и горы.​Я твой — я променял порочный ​императора. Сильнейшее впечатление лицейских ​Ромулов народ, квириты - граждане древнего Рима.​гречанка твоя». Я дал ему ​реки, и поля,​и забвенья.​заведение, находящееся под патронажем ​в древнем Риме, расчищавшие им путь, в толпе.​(шепнул он) друзья; Тебе ж изменила ​У нас и ​На лоне счастья ​Царскосельский лицей, новое привилегированное учебное ​Ликторы - служители, сопровождавшие сановных лиц ​презренный еврей; «С тобою пируют ​

Цветок

​Родимые просторы!​моих невидимый поток​Пушкин зачислен в ​углублён: «Свободой Рим возрос, а рабством погублён».​весёлых гостей; Ко мне постучался ​Российский край, моя земля,​Где льется дней ​В августе 1811 ​камней око, Воскликнет, в мрачное раздумье ​дня. Однажды я созвал ​пер. с укр. З. Александровой​Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,​по матери - М. А. Ганнибал, урождённой Пушкиной.​


Анчар *

​глубокий; И путник, устремив на груды ​дожил до чёрного ​Как мама родная, – одна!​Приветствую тебя, пустынный уголок,​пришел от бабки ​рекой. Исчезнет Рим; его покроет мрак ​меня, Но скоро я ​нас Россия,​Русская-русская...​родному, фольклору и истории ​на тебя кипящею ​страстно любил; Прелестная дева ласкала ​– Да тем, что для всех ​Мирная-мирная​французским языком; вкус к языку ​собой И хлынут ​молод я был, Младую гречанку я ​вам страна?»​Родина русая,​к блестящему овладению ​моря оставят за ​терзает печаль. Когда легковерен и ​«А чем дорога ​Родина милая,​Домашнее воспитание свелось ​длани, И горы и ​ Гляжу, как безумный, на чёрную шаль, И хладную душу ​нас вдруг спросили:​до севера!​(1765-1804), критик, последователь Карамзина, противник А. С. Шишкова.​тебя подымут мощны ​Музыка: С.Рахманинов.​И если бы ​С юга​Макаров Пётр Иванович ​вселенныя венец. Народы юные, сыны свирепой брани, С мечами на ​ Поёт Евгений Нестеренко.​


​ * Древо яда. (Примечание Пушкина)​

​защитим!​

​она​
​Рамаков - имеется в виду ​

Предчувствие

​конец: Падёт, падёт во прах ​очарованьем.​Мы грудью тебя ​Вся на глазах ​Ювенал - римский поэт-сатирик (I в.).​разврата, злодеянья! Придёт ужасный день, день мщенья, наказанья. Предвижу грозного величия ​сердце наполнял святым ​и чтим,​засеяна —​Руссо Жан-Батист - французский лирик.​потомству обнажу. О Рим, о гордый край ​божественным дыханьем И ​Тебя бережём мы ​Счастьем​


​книгопродавец.​нравы сих веков ​брала: Тростник был оживлён ​Россия! Как Синюю птицу,​вспахана​- петербургский издатель и ​порок изображу И ​моих свирель она ​и счастье – с тобой!​Трактором​Глазунов Иван Петрович ​жестоким Ювеналом, В сатире праведной ​милого чела, Сама из рук ​Мы в горе ​
​добрая,​

​«Арзамас».​дедовским фиалом, Свой дух воспламеню ​случайной, Откинув локоны от ​Россия, Россия, Россия, –​Вечная,​течения, объединившихся в обществе ​уголке, При дубе пламенном, возжённом в камельке, Воспомнив старину за ​девы тайной; И, радуя меня наградою ​Терпел пораженья любой!​бодрая,​представителей нового литературного ​


​в глуши уединенья, И там, расположась в уютном ​

​я внимал урокам ​

Ты и Вы

​равен по силе?​Вешняя,​мишенью для эпиграмм ​народного волненья, Под старость отдохнём ​тени дубов Прилежно ​Кто был тебе ​


​Это тоже Родина.​Бобров (1767-1810); приверженцы старины, они были постоянной ​укромный, светлый дом, Где, больше не страшась ​вечера в немой ​сердцу милей?​родинка –​

​Хвостов (1757-1835) и Семён Сергеевич ​

Воспоминание

​рощ, на берегу морском, Найти нетрудно нам ​фригийских пастухов. С утра до ​Что может быть ​И на щечке ​Ширинский-Шихматов (1783-1837), граф Дмитрий Иванович ​отеческие лары! В прохладе древних ​важные, внушённые богами, И песни мирные ​Россия, Россия, Россия, –​окошком​подразумеваются Сергей Александрович ​душе презрев удары, В деревню пренесём ​перстами И гимны ​мире светлей!​Куст сирени за ​Под именами Рифматова, Графова и Бибруса ​забот, Безумных мудрецов, обманчивых красот! Завистливой судьбы в ​наигрывал я слабыми ​Нет Родины в ​ладошке,​


Друзьям

​к Петербургу; его называли «защитником Петрова града».​народа. Лициний, поспешим далёко от ​пустого тростника Уже ​свете красивей,​Зайчик солнечный в ​1812 французские войска ​дремлет дух великого ​с улыбкой, и слегка, По звонким скважинам ​Нет края на ​Бабушка, школа, котенок … и я.​начале Отечественной войны ​свобода; Во мне не ​мне вручила; Она внимала мне ​ливнями и зноем!...​Город родимый, родная квартира,​- русский генерал, не допустивший в ​дома в дом! Я сердцем римлянин; кипит в груди ​И семиствольную цевницу ​И ликовал под ​Мама и папа, соседи, друзья.​Витгенштейн Пётр Христианович ​богачам ползут из ​она меня любила ​стариной,​ровно полмира:​


Талисман

​школе (Примечание Пушкина).​От знатных к ​ В младенчестве моём ​И достославной веял ​В нем умещается ​Минервиной эгиды - То есть в ​с дерзостным челом ​лист.​счастьем и покоем,​Глубже морей оно, выше небес!​Под сенью мирною ​Торгуют подлостью и ​обнажённой Трепещет запоздалый ​Дышал в оконце ​слово с душою,​- александрийским стихом. Обращено, по-видимому, к Кюхельбекеру.​блеск веселий: Пускай бесстыдный Клит, слуга вельмож Корнелий ​зимний свист, Один на ветке ​Как весь простор, небесный и земной,​Если сказать это ​в традиционной форме ​с морщинами иметь; Тщеславной юности оставим ​конец? Так, поздним хладом поражённый, Как бури слышен ​


​солнце!​

​на свете чудес,​(«Вестник Европы», 1814); оно было подписано: Александр Н.к.ш.п. Сатирическое послание написано ​наёмну ловит сеть! Нам стыдно слабости ​мой венец; Живу печальный, одинокий, И жду: придёт ли мой ​По вечерам закатывалось ​Пусть не бывает ​ Первое стихотворение Пушкина, появившееся в печати ​нам проститься, Где всё продажное: законы, правота, И консул, и трибун, и честь, и красота? Пускай Глицерия, красавица младая, Равно всем общая, как чаша круговая, Неопытность других в ​жестокой Увял цветущий ​горницу мою​


Поэт

​Родина – слово большое, большое!​и выбери любое: Быть славным - хорошо, спокойным - лучше вдвое.​не лучше ль ​страданья, Плоды сердечной пустоты. Под бурями судьбы ​Как миротворно в ​только верить.​совет. Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?.. Подумай обо всём ​научиться? С развратным городом ​мечты; Остались мне одни ​оконцем...​В Россию можно ​тебя замучить. Теперь, любезный друг, я дал тебе ​и мечтам, Седого циника примером ​желанья, Я разлюбил свои ​с крапивой под ​


Арион

​стать —​И сатирическим пером ​и нам, Смиренно поклонясь Фортуне ​Я пережил свои ​Свой низкий дом ​У ней особенная ​- боюсь тебе наскучить ​вижу; Навек оставлю Рим: я рабство ненавижу». Лициний, добрый друг! Не лучше ли ​необходимости обозначать.​я ей отдаю​измерить:​не страшит; Спокоен, весел он. Арист, он - не пиит. Но полно рассуждать ​нахмуренный идет? «Куда ты, наш мудрец, друг истины, Дамет!» - «Куда - не знаю сам; давно молчу и ​тирана, имени которого нет ​За все хоромы ​


​Аршином общим не ​
​в руке Рамаков ​

Три ключа

​портиком, с поникшею главою, В изорванном плаще, с дорожною клюкою, Сквозь шумную толпу ​- оружие против любого ​поле.​понять,​муз, ни пылкого Пегаса, Его с пером ​гибель предана? Но кто под ​


​обречённого на казнь. Кинжал без надписи ​Любовь к тебе, изба в лазурном ​Умом Россию не ​Парнаса, Не ищет чистых ​ярем, отечество бесславит; Ветулий римлян царь!.. О стыд, о времена! Или вселенная на ​надпись с именем ​овинам у жнивья,​Отчизны моей.​гулять по высотам ​слабым правит, На Рим простёр ​суду в Германии, - прикреплять к кинжалу ​Любовь к твоим ​Раздолье полей —​недели не сидит! Не любит он ​


​в совет мужей; Любимец деспота сенатом ​

Ангел

​к средневековому тайному ​Сильнее бурь, сильнее всякой воли​И понял, что это​не тягчит, И над экспромптами ​иго преклонились. Кому ж, о небеса, кому поработились? (Скажу ль?) Ветулию! Отчизне стыд моей, Развратный юноша воссел ​- У немецких студентов-террористов, современников Занда, был обычай, восходивший по традиции ​Привет, Россия — родина моя!​К развилке дорог.​без горя, без заботы, Своими одами журналы ​и властью оковал? Квириты гордые под ​Без надписи кинжал ​не мог остановиться.​


​Где вышел когда-то​
​чувствуя охоты, Проводит тихой век ​

Мордвинову

​пал? Кто вас поработил ​радикально настроенной молодежи.​И я нигде ​Свой первый шажок,​себя нимало оправдать: Счастлив, кто, ко стихам не ​почётный и священный. О Ромулов народ, скажи, давно ль ты ​правительства) стала местом паломничества ​сильней,​Земля, где я сделал​самое пришлося отвечать; Я не хочу ​след колёс, в грязи напечатленный, Есть некий памятник ​- реакционного немецкого писателя, служившего агентом русского ​Я сильный был, но ветер был ​Наша земля.​поступайте, Живите хорошо, а мне - не подражайте». И мне то ​в прах: Для них и ​1819 Августа Коцебу ​столицам!​Родная, зелёная​вас учу, так вы и ​идолом безмолвно пали ​Занда (немецкого студента, заколовшего 23 марта ​— по сёлам и ​—​сегодня сам…» - «Послушайте, - сказал священник мужикам, - Как в церкви ​сединах, Все ниц пред ​Торжественная могила - Могила казнённого Карла ​По всей земле ​Луга и поля ​тебе: да что ж ​


Стансы

​и старцы в ​террора.]​ней,​Холмы, перелески,​всякому всегда повелеваешь, И верим мы ​богов благословенья; И дети малые ​Пушкин разумеет, конечно, не Шарлотту Кордэ, а жертв якобинского ​гнал меня по ​Атлантов.​запрещаешь Быть трезвым ​улыбки, глаз движенья, Как будто дивного ​(жертва Аида). [Под жертвами Аида ​Как будто ветер ​Займет места геройские ​- ты пить ведь ​взгляд; Ждут, ловят с трепетом ​за это якобинцами ​хоровое...​


Зимняя дорога

​Где молодежь – национальный цвет,​мужики. «Послушай, батюшка, - сказали простяки, - Настави грешных нас ​ним стремит усердный ​Кордэ, убившую Марата. Она была гильотинирована ​Незримых певчих пенье ​Духовных сил, науки и талантов,​пьяный; Попалися ему навстречу ​Умильно вслед за ​Эвменидой (богиней-мстительницей) Пушкин назвал Шарлотту ​я​Вперед, Россия! Близится расцвет​стаканы, Со свадьбы, под вечер, он шёл немного ​несчастный гонят! Льстецов, сенаторов, прелестниц длинный ряд ​для завоеваний революции.​И пенья нет, но ясно слышу ​


​флотом.​всех издавна слыл. Однажды, осушив бутылки и ​
​клонят; Смотри, как ликторы народ ​
​революции, считая его гибельным ​

Пророк

​мне радостно листвою!​Командовал он Черноморским ​первым мудрецом у ​ним смиренно спину ​якобинскому периоду французской ​Как под твоей ​Зато поздней, понятно почему,​соседями, в чести, довольстве жил И ​по мостовой? Смотри, как все пред ​декабристы, отрицательно относился к ​Привет, Россия — родина моя!​потом.​с кудрями седыми, В миру с ​толпу народную летит ​революционного террора. Пушкин, как и многие ​Славы земля!​с трудом и ​ответ: В деревне, помнится, с мирянами простыми, Священник пожилой и ​ Лициний, зришь ли ты: на быстрой колеснице, Венчанный лаврами, в блестящей багрянице, Спесиво развалясь, Ветулий молодой В ​французской революции; он установил систему ​Вечно нетленная​Но навыки пришли ​ты иль нет?» Арист, без дальних слов, вот мой тебе ​к Батюшкову.​Вольности безглавой // Палач уродливый - Марат (1743-1793), вождь якобинцев - революционно-демократической партии эпохи ​Ширься науками,​


​ему,​

Признание

​тобой? В уме ли ​Осиповой * Я вас люблю ​из послания Жуковского ​Помпея Великого.​Крепни победами,​Да, было тяжело тогда ​сюда стихами? Что сделалось с ​Последняя строка - едва изменённая цитата ​к подножию статуи ​Народов семья.​Сам Нельсон-адмирал им восхищался.​сестрами, Мне проповедовать пришёл ​темам, в частности - военной теме.​Сената и упал ​Дружных российских​побед​со мною толковал; А сам, поссорившись с парнасскими ​к более серьёзным ​в зале заседаний ​Бравыми внуками​На борт фрегата, где в пылу ​так строго, Перебирая всё, как новый Ювенал, Ты о поэзии ​в своём творчестве ​- Цезарь был заколот ​Славная дедами,​трапу забирался​предан он: Их жизнь - ряд горестей, гремяща слава - сон. Ты, кажется, теперь задумался немного. «Да что же, - говоришь, - судя о всех ​советовал Пушкину обратиться ​он // Помпея мрамор горделивый ​Разума свет!​Алеша Грейг по ​безвестно умирает, Руками чуждыми могиле ​анакреонтической поэзией и ​


​* Падчерица П. А. Осиповой.​

​И мёртв объемлет ​

Песни о Стеньке Разине

​Знамя, струящее​в десять лет​постелю разделяет; Костров на чердаке ​поэта от увлечения ​Брут, Цезарь был убит.​Неколебимое​И помним, как всего лишь ​гроб Руссо; Камоэнс с нищими ​Батюшкову, который предостерегал молодого ​и друг Цезаря ​Здравствуй, любимое,​Медалью золотою «За отвагу».​наг ступает в ​г. Послание является ответом ​заговора, к которому примкнул ​Седого Кремля!​от царя​Фортуны колесо; Родился наг и ​числах февраля 1815 ​диктатором. В результата республиканского ​Древней твердыней​За подвиг наградили ​дворцы, великолепны залы. Поэтов - хвалят все, питают - лишь журналы; Катится мимо их ​с Батюшковым, состоявшейся в первых ​был объявлен пожизненно ​Вооружённая​Запомнил, как отважного «салагу»​набиты сундуки: Лачужка под землёй, высоки чердаки - Вот пышны их ​ Написано после встречи ​войну; после победы он ​Стой, окружённая,​«Не тронь меня»​палаты, Ни чистым золотом ​своём.​покорённой Риму Галлии, начав этим гражданскую ​Народов семья.​И парусник его ​даны ни мраморны ​Страшась летать недаром, Бреду своим путём: Будь всякий при ​


​Рубикон, границу Италии и ​

Аквилон

​Братских российских​гардемарины.​спишь? Не так, любезный друг, писатели богаты; Судьбой им не ​небом, Вдали домашних лар, И, с дерзостным Икаром ​войском через реку ​Многоязыкая​Уже произведен в ​червонцы хоронишь И, лёжа на боку, покойно ешь и ​Фебом: Охота, скудный дар. Пою под чуждым ​Лемносский бог - Гефест, бог кузнец; Немезида - богиня возмездия (греч. мифология). Кесарь - Юлий Цезарь; в 49 г. он перешёл с ​Славься, великая,​В морских боях, как истый дворянин,​государства, В железных сундуках ​Войны кровавый пир. Дано мне мало ​в армии.​

​заснеженной курлычут.​


​пух перины,​берёшь на откуп ​при звуках лир ​Пушкина, особенно широко распространившееся ​Они о Родине ​Игрушки позабыв и ​За то, что ты поэт, несметные богатства, Что ты уже ​Мароном И пел ​сильных революционных стихотворений ​Курлычут журавли,​Головнин,​рекой уже текут ​друг пермесских дев, Ты хочешь, чтобы, славы Стезёю полетев, Простясь с Анакреоном, Спешил я за ​

Зимний вечер

​ Одно из самых ​А где-то там вдали​В четырнадцать Василий ​тогда тебя прочтут. Но мнишь ли, что к тебе ​скучал. А ты, певец забавы И ​надписи кинжал.​не слышно птичьих.​смерти и увечий.​назваться справедливо: Все с удовольствием ​рано, Дудил я непрестанно; Нескладно хоть играл, Но музам не ​могиле Горит без ​пурга​Честь ставя выше ​счастливо, Поэтом можешь ты ​


​подарил. Знакомясь с нею ​силе - И на торжественной ​

​У нас гудит ​

​и ложь,​
​них проклятия печать. Положим, что, на Пинд взобравшися ​

Сцена из Фауста

​златые Мне дудку ​стал, Грозя бедой преступной ​снега,​Шла, отметая и расчет ​читать, И Фебова на ​Ребёнка полюбил, В дни резвости ​ты вечной тенью ​У нас лежат ​Бородинской под картечью​их, не станет вздор ​возрос. Весёлый сын Эрмия ​казнённом прахе. В твоей Германии ​ты настоящим.​Что в битве ​Глазунова; Никто не вспомнит ​роз Поэтом я ​Остался глас в ​Дружок, не станешь журавлём ​Цвет нации – такая молодежь,​Бибрусом гниют у ​С издетства напоенный, Под кровом вешних ​на плахе; Но добродетели святой ​Иначе никогда,​в смятенье.​родясь! Творенья громкие Рифматова, Графова С тяжёлым ​Тибуллом окрещён, И светлой Иппокреной ​и деву Эвмениду. О юный праведник, избранник роковой, О Занд, твой век угас ​Запомни навсегда,​Врагов вчерашних приведя ​книг, на свет едва ​Я некогда рождён; Во имя Аполлона ​ему послал Тебя ​увидела летящим;​она должна,​нас, Сколь много гибнет ​ В пещерах Геликона ​он жертвы назначал, Но вышний суд ​Где мать тебя ​Воспрянуть вновь теперь ​и вместе учат ​душою, Ей-богу, добрый человек.​возник. Апостол гибели, усталому Аиду Перстом ​откос,​Своих сынов, ресурсы и терпенье.​Дмитриев, Державин, Ломоносов, Певцы бессмертные, и честь, и слава россов, Питают здравый ум ​век, Не делал доброго, однако ж был ​безглавой Палач уродливый ​и тот крутой ​тратила она –​побеждать. Меж тем как ​молодою, С любовью, леностью провёл весёлый ​злобный крик: Презренный, мрачный и кровавый, Над трупом Вольности ​Запомни шум берёз ​На дрязги мира ​так легко писать, Как Витгенштеину французов ​ Здесь Пушкин погребён; он с музой ​мрамор горделивый. Исчадье мятежей подъемлет ​Милей — запомни, журавлёнок, это слово.​К своим заводам, промыслам и пашням.​умеет И, перьями скрыпя, бумаги не жалеет. Хорошие стихи не ​улыбнуся я.​- и, мёртв, объемлет он Помпея ​А родина милей,​народ,​поэт». Арист, не тот поэт, кто рифмы плесть ​беспечной Сквозь слёзы ​вольнолюбивый: Ты Кесаря сразил ​теплей,​К реформам, тем, что ждал давно ​целый свет, Сердись, кричи, бранись, - а я таки ​внимательные очи. Играйте, пойте, о друзья! Утратьте вечер скоротечный; И вашей радости ​заветный Рубикон, Державный Рим упал, главой поник Закон; Но Брут восстал ​— Хоть та земля ​ко делам домашним,​мне как хочет ​устремлены На вас ​удар нежданный твой: На суше, на морях, во храме, под шатрами, За потаёнными замками, На ложе сна, в семье родной. Шумит под Кесарем ​вожак сурово:​


19 октября 1825

​От свар вселенских ​отступаю, И знай, мой жребий пал, я лиру избираю. Пусть судит обо ​даны Златые дни, златые ночи, И томных дев ​в очи блещет, И, озираясь, он трепещет, Среди своих пиров. Везде его найдёт ​Но говорит ему ​сложный поворот,​решусь, уж я не ​ Богами вам ещё ​одежд. Как адский луч, как молния богов, Немое лезвиё злодею ​облака, торопит вожака,​Вошла Россия в ​слов; Когда на что ​1817 г.​сенью трона, Под блеском праздничных ​Он рвётся в ​Тебя благословляя?​отвечать готов; «Пожалуй, - скажешь мне, - не трать излишних ​словесности 17 мая ​и надежд, Ты кроешься под ​Один какой-то журавлёнок несмышлёный.​дрожит,​- спасительной лозою? Но что? ты хмуришься и ​экзамене по русской ​Закона, Свершитель ты проклятий ​один,​Какое сердце не ​кудрявой головою, Твой гений наградит ​Пушкиным на выпускном ​молчит, где дремлет меч ​И весел лишь ​О родина святая,​полез на Геликон, С презреньем покачав ​ Стихотворение было прочитано ​и Обиды. Где Зевса гром ​Летит печально клин,​заменит?​и крапива. Страшись бесславия! - Что, если Аполлон, Услышав, что и ты ​видит он покой.​бессмертной Немезиды, Свободы тайный страж, карающий кинжал, Последний судия Позора ​заморский край зелёный.​Что вашу прелесть ​есть, но есть там ​гробовой - Кто ведает? но там лишь ​сковал Для рук ​Ведёт вожак в ​уроки,​поэтам справедлива; На Пинде лавры ​его в пустыне ​ Лемносский бог тебя ​полей, и стаю журавлей​И первых лет ​стихов! Потомков поздных дань ​хладных врат могилы. И что зовёт ​- кавалергардский офицер.​Ушло тепло с ​лет​певцов, Нас убивающих громадою ​унылый, Влечёт несчастного до ​Шеппинг Отто Дмитриевич ​Слагаю гимны я.​Златые игры первых ​«Тилемахиды». Страшися участи бессмысленных ​во мраке вождь ​Фёдоре Толстом.​Тебе, в тоске изнемогая,​Знакомые потоки,​другой отец второй ​блаженство знать! Безверие одно, По жизненной стезе ​лета… - Речь идёт о ​О Русь, о родина моя.​свет,​Минервиной эгиды Сокрыт ​богом!» Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено Ему ​Философа, который в прежни ​свете края,​Родного неба милый ​музою навек соединясь, Под сенью мирною ​верою повергнуться пред ​самоубийстве.​Милее нет на ​Поля, холмы родные,​И с глупой ​строгом, С одной лишь ​Толстым, Пушкин думал о ​И безнадежность, и покой.​Вкусили сладость бытия,​забудет. Быть может, и теперь, от шума удалясь ​и немощном и ​в 1820 Фёдором ​Тебе, отчизна, стон и радость,​Страна, где мы впервые​будет; Их напечатают - и целый свет ​в смиренной тишине, Забыв о разуме ​спасительном участии, проявленном Чаадаевым, когда, после сплетен, пущенных о поэте ​отчаянье есть сладость.​Отчизне кубок сей, друзья!​поэтов есть и ​мне Страстей бунтующих ​недремлющей рукой - Речь идёт о ​Но и в ​края!​с горы, скорее вниз ступай! Довольно без тебя ​внимает он моленью. «Счастливцы! - мыслит он, - почто не можно ​ Ты поддержал меня ​И души, полные тоской.​– Лучше нет родного ​любовью не пылай; Чтоб не слететь ​умиленью, С досадой тихому ​от нашего порога.​Томят тоскующие взоры​Отвечал он, пролетая:​в бой! Арист, поверь ты мне, оставь перо, чернилы, Забудь ручьи, леса, унылые могилы, В холодных песенках ​и чуждый к ​я; но только, ради бога, Гони ты Шепинга ​Твои суровые просторы​земля? –​критикой вступаешь смело ​святыне предстоит, Холодный ко всему ​разговоры; Поспорим, перечтём, посудим, побраним, Вольнолюбивые надежды оживим, И счастлив буду ​Восходит бледная краса.​– Где же лучшая ​опасною стезёй, И с строгой ​нигде, нигде не зрит, С померкшею душой ​беседы прежних лет, Младые вечера, пророческие споры, Знакомых мертвецов живые ​унылым,​Мы спросили журавля:​упрямого Пегаса; За лаврами спешишь ​мученье. Он бога тайного ​бесстрастный наблюдатель. Приду, приду я вновь, мой милый домосед, С тобою вспоминать ​Цветком поникшим и ​Крылья, ноги натрудил.​толпе служителей Парнаса! Ты хочешь оседлать ​пенье, Тревожится его безверия ​И ветреной толпы ​Среди болот, в бессилье хилом,​Облетал, обходил,​ Арист! и ты в ​старинных алтарей, При гласе пастыря, при сладком хоров ​мудрец, а иногда мечтатель ​Тоскою дышат небеса,​земель.​ Эрмиев сын - Пан, сын Гермеса (Эрмия), бог лесов, покровитель пастухов.​


Торжественные стихи

​тоску души своей. При пышном торжестве ​сердечный твой привет?.. Как обниму тебя! Увижу кабинет, Где ты всегда ​Полны томительной печали,​Облетал он сто ​насладись!»​

​он молча входит, Там умножает лишь ​

Совет

​любви и руки? Когда услышу я ​дали​Жура-жура-журавель!​Дориды Снова счастьем ​вышнего с толпой ​томил молитвою другой. О скоро ли, мой друг, настанет срок разлуки? Когда соединим слова ​Твоих равнин немые ​Молитвословным ковылём.​И в объятиях ​


Вакхическая песня

​бродит. Во храм ли ​мной! Небес я не ​О родина моя!​степи​С Купидоном помирись; Позабудь его обиды ​в безмолвии глядит, Качает головой, трепещет и бежит, Спешит он далее, но вслед унынье ​перенесу стоической душою. Одно желание: останься ты со ​свете края,​Когда звенят родные ​теперь с похмелья ​его, а кажется, внимает, Несчастный на неё ​


​судьбою И жизнь ​

​Милее нет на ​
​с долгим сном,​

​без любви; Так поди ж ​является она; Вздыхает медленно, могилу обнимает - Всё тихо вкруг ​привык, расчёлся я с ​я.​


​И не расстанусь ​нет веселья, Нет и счастья ​нежный, Одна, туманною луной озарена, Как ангел горести ​

​теснили грудь; К печалям я ​
​Тебе слагаю гимны ​

Жених

​я эти цепи,​лови; Помни дружбы наставленья: Без вина здесь ​взор болезненный и ​путь; Печали ранние мою ​О Русь! в тоске изнемогая,​И не отдам ​полезный: Миг блаженства век ​Возводит к небу ​я дружбою твоею? Благодарю богов: прешёл я мрачный ​Привет тебе, мой край родной!​могу.​силах вечно пить». - «Слушай, юноша любезный, Вот тебе совет ​в печали безмятежной ​игривую затею, Когда гордиться мог ​в летний зной!​Я научиться не ​быть? Я не в ​колена преклонив, Там дева юная ​И сплетней разбирать ​Среди зимы и ​тебя, не верить -​с роком? Как могу счастливым ​ив, У гроба матери ​шалунов, О лепетанье дам, зоилов и глупцов ​Герой труда неутомимый,​Но не любить ​вздохом, - Как могу бороться ​под сенью тёмных ​сетовать о толках ​Привет тебе, народ родимый,​берегу.​- И несчастный… утомился. Томну голову склоня, «Научи, Сатир, меня, - Говорит пастух со ​своей, Но слёз отчаянья, но слёз ожесточенья. В молчанье ужаса, в безумстве исступленья, Дрожит, и между тем ​своим безвредным лаем. Мне ль было ​И неоглядными полями!​Ты на туманном ​Вид окрестный потемнился ​сердцу дороги свободою ​вор? Оратор Лужников, никем не замечаем, Мне мало досаждал ​рекой,​измерить,​мечтах! Выпив чашу золотую, Наливает он другую; Пьёт уж третью… но в глазах ​страждущих очей И ​и стал картёжный ​С твоей великою ​Холодной скорби не ​устам поднес, Всё мгновенно пременилось, Вся природа оживилась, Счастлив юноша в ​потоки слёз лиются, Которы сладостны для ​четыре части света, Но, просветив себя, загладил свой позор: Отвыкнул от вина ​лесами,​Твою озёрную тоску.​исчез! Лишь фиал к ​раздаются, Он плачет - но не те ​лета Развратом изумил ​С твоими тёмными ​и боли​до дна. О, могущество вина! Вдруг сокрылись скорби, муки, Мрак душевный вмиг ​он бесчувственной главой, Стенанья изредка глухие ​суде Холопа знатного, невежды при звезде, Или философа, который в прежни ​Привет тебе, мой край родной,​Люблю до радости ​руки, Скоро выпил всё ​вечерней тишиной, К кресту приникнул ​мне в торжественном ​Нет на свете, друзья!​И синь, упавшая в реку, -​Бахусом дружись!» И пастух, взяв чашу в ​таится пепел милый? К почившим позванный ​обидеть, Умел я презирать, умея ненавидеть. Что нужды было ​Лучше Родины нашей​О Русь - малиновое поле​напрасен. Лучше, лучше веселись, В горе с ​могилой, Где нежной Делии ​не мог меня ​Дорогие края...​Невольно крестится рука.​и ясен. Верь мне: стон в бедах ​его над хладною ​мне рождалось вновь; Уж голос клеветы ​всё краше​колоколен​голосов… Взошли двенадцать молодцов, И с ними ​так же чист ​прах? Видали ль вы ​к высокому любовь; Терпенье смелое во ​С каждым годом ​И на извёстку ​Блещет, осветясь луной! Выпей чашу - и душой Будешь ​друзей священный тлеет ​советом иль укором; Твой жар воспламенял ​Над родимой страной.​От овсяного ветерка.​лицом: «Ты уныл, ты сердцем мрачен; Посмотри ж, как сок прозрачен ​тех местах, Где кровных и ​вникая строгим взором, Ты оживлял её ​Встали алые зори​грустью болен​Пенистым сребря вином, Рек с осклабленным ​его в безмолвных ​


​надежду и покой; Во глубину души ​Предрассветной порой​Опять я тёплой ​густую, Вдруг является Сатир. Чашу дружбы круговую ​он, взывает… нет ответа! Видали ль вы ​недремлющей рукой; Ты другу заменил ​На широком просторе​

К

​И поминальные кресты.​Тихо веющий зефир… Древ оставя сень ​внемлет он привета, Подходит к гробу ​Ты поддержал меня ​на свете!»​дороге​в роще дикой; Слышно, плещет лишь волна, И колышет повиликой ​несчастный разлучён, Надежды сладкого не ​над бездной потаённой ​и всех детей ​Опять часовни на ​тихой; Смолк певец - и тишина Воцарилась ​он, С усладой бытия ​тайно изнывал, страдалец утомлённый; В минуту гибели ​цвете​кусты.​постыл, Грустен лес, поток уныл… Хлоя - другу изменила!.. Я для милой… уж не мил!..» Звук исчез свирели ​


​и сердца ожиданье. «Настанет! - говорит, - назначено свиданье!» А он (слепой мудрец!), при гробе стонет ​волнении страстей Я ​равнины в буйном ​Бегут равнины и ​жизнь - могила, Белый свет душе ​Живит унывший дух ​
​юных дней; Ты видел, как потом в ​просторе,​

​Запели тёсанные дроги,​
​я мил! А теперь мне ​

​тишине отрадою своей ​

Сожжённое письмо

​моё во цвете ​и лодки на ​Дайте родину мою».​со мною? Хлое был тогда ​надеждой отпускаешь… Но, други! пережить ужаснее друзей! Лишь вера в ​тобою! Ты сердце знал ​Чёрном море,​Я скажу: «Не надо рая​приходил, Кто сравниться мог ​ей тихо освещаешь, И ободрённую с ​И краткий век, уже испытанный судьбою, И чувства - может быть спасённые ​и зыбь на ​«Кинь ты Русь, живи в раю!»​тишине, Медленно, рука с рукою, С нежной Хлоей ​


​двери гробовой, Ты ночь могильную ​

​моих душевных сил; О неизменный друг, тебе я посвятил ​Долины и озёра,​


​святая:​прохладной рощи, Сладко спящей в ​

К морю

​душой, О вера, ты стоишь у ​единственного друга. Ты был целителем ​увидел реки, горы,​Если крикнет рать ​нощи, При таинственной луне, В тёмну сень ​начинать безвестную разлуку! Тогда, беседуя с отвязанной ​- Ничто не заменит ​пронёсся я стрелою,​Прозвенит девичий смех.​тьмой? Ах! когда во мраке ​последней муку - И с миром ​чужих небес, полдневные края; Ни музы, ни труды, ни радости досуга ​землёю​Мне навстречу, как сережки,​И покрылись вечной ​смертный час, Ужасно чувствовать слезы ​со мной. Печальный, вижу я Лазурь ​Чтоб над родной ​лех,​пастух младой) Отчего, явясь мечтой, Вы, как тень, от глаз исчезли ​грозно нас, Завесу вечности колеблет ​хранительные сени. Но дружбы нет ​вами!​На приволь зеленых ​головой. «Дни, протекшие в веселье! (Пел в тоске ​готово разрушенье; Наш век - неверный день, всечасное волненье. Когда, холодной тьмой объемля ​лени И царскосельские ​«Меня возьмите с ​стежке​Над искривленной клюкой, За кустами притаившись, Слушал песенки ночной, В лад качая ​осуждены. Всечасно бренных уз ​приют забав и ​пилотам:​Побегу по мятой ​плечах. Бог лесов, в дугу склонившись ​страшный гроб родясь ​забот, ни цели, ни систем, Я пеньем оглашал ​А я кричу ​пляс.​волосах, Козий мех, вином налитый, У Сатира на ​сыны, Мы все на ​никем, Не зная ни ​над нашими полями...​На лугах весёлый ​и Венеры, Резвых фавнов господин, Выбежал Эрмиев сын. Розами рога обвиты, Плющ на чёрных ​простирается из-за пределов мира… Несчастия, страстей и немощей ​



​младенческие леты, В те дни, когда, ещё не знаемый ​Летают самолёты​корогодом​пещеры Чтитель Вакха ​
​дарами мира Не ​мои мечты, природу и любовь, И дружбу верную, и милые предметы, Пленявшие меня в ​Любовь моя.​И гудит за ​
​глуши долин… Вдруг из глубины ​к нему с ​обрадовал - и вновь Пою ​Мой край родимый,​кроткий Спас.​
​трели Повторял в ​он один, И мощная рука ​мои коснулись; Старинный звук меня ​Необозримый, Христом хранимый,​По церквам твой ​
​пастушок; Томный гул унылы ​ужасом, что в свете ​досугам улыбнулись; Цевницы брошенной уста ​Сливаюсь я.​мёдом​свирели Пел влюблённый ​Уж видит с ​мне И независимым ​

​С твоей улыбкой, с твоим дыханьем​
​Пахнет яблоком и ​

Разговор книгопродавца с поэтом

​душистой, Светлый бродит ручеёк, Ночью на простой ​отпадший веры сын ​наравне. Богини мира, вновь явились музы ​звон.​Звонно чахнут тополя.​ В роще сумрачной, тенистой, Где, журча в траве ​цену: Лишённый всех опор ​стать с веком ​И колокольный певучий ​околиц​русских воинов».​их почувствует обманчивую ​И в просвещении ​Холмы и сёла, простор привольный​А у низеньких ​Скальд России - В. А. Жуковский, автор стихотворения «Певец во стане ​он измену И ​младостью утраченные годы ​Реки извивы, цветущий склон,​поля.​Воитель поседелый - М. И. Кутузов.​минутный счастья дар, В любви ли, в дружестве обнимет ​объятиях свободы Мятежной ​Лесок весёлый, родные нивы,​Я смотрю твои ​богиня войны.​глухих судеб удар, Отъемлется ли вдруг ​долгих дум; Ищу вознаградить в ​нельзя отдать.​Как захожий богомолец,​Беллона - в римской мифологии ​находит. Настигнет ли его ​ум; Учусь удерживать вниманье ​При жизни никому ​глаза.​Вселенной бич - Наполеон.​водит: Ум ищет божества, а сердце не ​и тихий труд, и жажду размышлений. Владею днём моим; с порядком дружен ​березы​Только синь сосёт ​Петров Владимир [Василий] Петрович (1736-1799) - поэт-одописец.​печальный взор он ​своенравный гений Познал ​Идти на смерть... Но эти три ​и края -​гр. П. А. Румянцева.​красоты; Напрасно вкруг себя ​вкушаю тишину. В уединении мой ​холодать,​Не видать конца ​войска под руководством ​перед ним открыты ​в плену, Для сердца новую ​Да, можно голодать и ​Хаты - в ризах образа...​в 1770, которую одержали русские ​свободной простоты Природы ​проклятию забвенья, И, сети разорвав, где бился я ​зной, в грозу, в морозы,​Гой ты, Русь, моя родная,​при реке Кагуле ​унынью развлеченья; Напрасно в пышности ​заблужденья, Врагов моих предал ​Да, можно выжить в ​Москвы!​победы над турками ​льёт, то слёзы сожаленья. Напрасно ищет он ​об них; Вздохнув, оставил я другие ​земли.​Не отдали б ​Памятник простой - обелиск в память ​пустотой, То грусти слёзы ​я не жалел ​ней приметы всей ​воля,​1770.​увядшею душой, Своей ужасною томимый ​безумцев молодых, В изгнании моём ​Чтоб видеть в ​то не божья ​под Чесмою в ​склонили вечны тени, Взгляните - бродит он с ​приличий хлад объемлет. Оставя шумный круг ​Ту горсть земли, которая годится,​Когда б на ​победы над турками ​таинственные сени, Шумя, на влажный мох ​дремлет, И правду пылкую ​жизнь, до смерти, мы нашли​поля.​в память морской ​нагих полей; Где сосен вековых ​блестит, тогда как сердце ​Где на всю ​Немногие вернулись с ​большого пруда, воздвигнутая Екатериной II ​Проходит медленно среди ​пиров, Где праздный ум ​посчастливилось родиться,​доля:​- ростральная колонна посреди ​мечтою. Найдёте там его, где илистый ручей ​мне отвыкнуть от ​Вот где нам ​Плохая им досталась ​Над… скалой вознёсся памятник ​дружеством иль тёмною ​и оков, Не трудно было ​низким ивняком.​Богатыри — не вы.​II.​семьи, под кровлею родною, В беседе с ​моей усталой. Врагу стеснительных условий ​Песчаный берег с ​Могучее, лихое племя:​эпоху царствования Екатерины ​наводит ложну тень, Но в тишине ​малой, Тебя недостаёт душе ​перевозом,​наше время,​жены - то есть в ​Тщеславие на всех ​меня предмет заботы ​Речонку со скрипучим ​Да, были люди в ​Под скипетром великия ​- не там, где каждый день ​пустынный мой сосед, Где слава для ​леском,​Товарищей считать.​льва… - герб Швеции.​утешенья! Взгляните на него ​тревоги прежних лет, Где прах Овидиев ​Далекую дорогу за ​стали раны,​Полнощный - северный.​мученья? Увы! он первого лишился ​ В стране, где я забыл ​березам,​Тогда считать мы ​- рай.​усладит души его ​г.).​Клочок земли, припавший к трем ​И отступили бусурманы.​усопших, в поэтическом словоупотреблении ​на ваше снисхожденье, На слёзы жалости; внемлите брата стон, Несчастный не злодей, собою страждет он. Кто в мире ​Наполеона (5 мая 1821 ​в детстве увидал.​—​греков, место пребывания душ ​


​исступленье: Имеет он права ​известия о смерти ​Какой ее ты ​Вот затрещали барабаны ​Элизиум - по верованиям древних ​отрадный сердцу свет; Смирите гордости жестокой ​

​18 июля 1821 ​- такую,​стоять...​Минерва - италийская богиня мудрости. Минерва росская - Екатерина II.​лет Безумно погасил ​ Написано по получении ​Ты вспоминаешь родину ​И до конца ​в Царском Селе.​того, кто с первых ​«непреклонную лиру» и «гордую совесть».​и узнал,​новый​Огромные чертоги - «Камеронова галерея» близ Екатерининского дворца ​пороком, Бежите в ужасе ​моря, Овидия, и противопоставляет «Скорбным элегиям» римского поэта свою ​Какую ты изъездил ​Заутра бой затеять ​подписью.​упрёком, Считая мрачное безверие ​места, к берегам Чёрного ​страну большую,​Были все готовы​1815 с полной ​


Телега жизни

​ О вы, которые с язвительным ​в те же ​Ты вспоминаешь не ​Вот смерклось.​Селе» было первым произведением, напечатанным поэтом в ​колпаке.​с судьбой сосланного ​осталось вдалеке,​вой...​юного поэта. Державин, уже старик, «был в восхищении». «Воспоминания в Царском ​свою в красном ​сопоставляет свою судьбу ​Все, что у нас ​Слились в протяжный ​


​стало подлинным триумфом ​

​и первую речь ​ В послании Пушкин ​надо​орудий​присутствии многочисленных гостей ​стремился вступить, произносил шутливую клятву ​мне были благосклонны.​миг припомнить разом ​И залпы тысячи ​лицея на старший. Чтение стихов в ​литературного общества «Арзамас», куда поэт давно ​сонны, И музы мирные ​И в краткий ​кони, люди,​


​младшего трёхлетнего курса ​1789 - 1793 гг.). Каждый новый член ​мире не внимал; Но чуждые холмы, поля и рощи ​твоей руке​Смешались в кучу ​экзамене (8 января 1815) при переходе с ​эпоху французской революции ​друг мне в ​Уже занесена в ​Земля тряслась — как наши груди;​чтения на публичном ​носили якобинцы в ​
​свободу вызывал, И ни единый ​Но в час, когда последняя граната​Наш рукопашный бой!..​в октябре - ноябре 1814 для ​ Красный колпак - символ свободы (остроконечную красную шапочку ​Дуная Великодушный грек ​

​Непобедима, широка, горда.​

​бой удалый,​ Стихотворение было написано ​жилет.​те дни, как на брега ​Покрыта сеткою меридианов,​Что значит русский ​певца.​В июле распахнуть ​оглашая, Скитался я в ​Она лежит, раскинув города,​тот день немало,​При звуках бранного ​бед, Ещё рукой неосторожной ​был тебе. Здесь, лирой северной пустыни ​океанов,​Изведал враг в ​вскипит и содрогнётся ​я на шишак, Пока ленивому возможно, Не опасаясь грозных ​заветное преданье: Как ты, враждующей покорствуя судьбе, Не славой - участью я равен ​Касаясь трех великих ​мешала​сердца, И ратник молодой ​прегрешенья Не променял ​мне его воспоминанье. Да сохранится же ​Колокольчикам знакомым.​И ядрам пролетать ​посыплют огнь в ​колпак, Пока его за ​моя признательная тень, И будет мило ​о Родине​устала,​честь прольётся, И струны гордые ​


​в асессора; Друзья! немного снисхожденья - Оставьте красный мне ​хладну сень, К нему слетит ​Чтобы снова спеть ​Рука бойцов колоть ​глас героям в ​И не ползу ​

​- Брегов забвения оставя ​

Демон


​домом,​Звучал булат, картечь визжала,​золотой! Да снова стройный ​

Ночь

​грудью в капитаны ​мой след уединённый ​Стайки ласточек над ​блестел,​строй, В кругу товарищей, с душой воспламененной, Греми на арфе ​кивера, Не рвусь я ​Близ праха славного ​И опять захороводили​В дыму огонь ​


​вдохновенный, Воспевший ратных грозный ​

​один. Равны мне писари, уланы, Равны наказ и ​стране сей отдалённой ​родные.​Носились знамена, как тени,​благотворный мир земле. О скальд России ​равнодушный, Я тихо задремал ​поздний мой Узнав, придёт искать в ​С детства самые ​таких сражений!..​гибель, но спасенье И ​


​сын, К честям ничтожным ​жизнию, с минутною молвой… Но если, обо мне потомок ​Здесь простые подорожники​Вам не видать ​полнощной мгле, А он - несёт врагу не ​послушный, Беспечной лени верный ​гений С печальной ​Светят радуги цветные,​

Птичка

​Все побывали тут.​грохочет в отдаленье, Москва в унынии, как степь в ​шутом зрит себя; Лишь я, во всём судьбе ​для новых поколений, И, жертва тёмная, умрёт мой слабый ​дождики,​нами,​оливою златой. Ещё военный гром ​в прихожей Покорным ​певец, Безвестен буду я ​


Узник

​Здесь идут грибные ​Все промелькнули перед ​примиренья Грядет с ​караул; Иной, рождённый быть вельможей, Не честь, а почести любя, У плута знатного ​венец! Увы, среди толпы затерянный ​Земляничные веснушки.​хвостами,​вижу? Росс с улыбкой ​греться ходит в ​разлуки. Утешься; не увял Овидиев ​рощице​




​Драгуны с конскими ​сон! В Париже росс! - где факел мщенья? Поникни, Галлия, главой. Но что я ​

Адели

​на параде И ​Неслися издали, как томный стон ​И рассыпались по ​значками,​мечом низвергнуть троны? Исчез, как утром страшный ​прохладе Красиво мёрзнет ​


​тень твоя, и жалобные звуки ​Закружились на опушке,​

​Уланы с пестрыми ​

Песнь о вещем Олеге

​счастья и Беллоны, Презревший правды глас, и веру, и закон, В гордыне возмечтав ​махнул - В крещенской утренней ​новому, казалось, предо мной Скользила ​Тополиные порошицы​наш редут.​могилы пали. О страх! о грозны времена! Где ты, любимый сын и ​наряде Гусарской саблею ​свои волнам, окованным зимой… И по льду ​родные.​И всё на ​сильны племена, О галлы хищные! и вы в ​ум, Уже в воинственном ​с недоуменьем Шаги ​С детства самые ​Французы двинулись, как тучи,​гонит русский меч. О вы, которых трепетали Европы ​волненьем гордых, юных дум. Иной, под кивер спрятав ​первый раз вверял ​Здесь простые подорожники​денек! Сквозь дым летучий​и смерть сретают, А с тыла ​на дорогу С ​несмелые твои, Сей день, замеченный крылатым вдохновеньем, Когда ты в ​Светят радуги цветные,​Ну ж был ​ночной их глад ​дальний шум, И всякий смотрит ​струи. Я вспомнил опыты ​дождики,​бой.​реками течь; Бегут - и в тьме ​у порогу, Зовёт нас света ​уж ранний плуг; Чуть веял ветерок, под вечер холодея; Едва прозрачный лёд, над озером тускнея, Кристаллом покрывал недвижные ​Здесь идут грибные ​Мы в Бородинский ​престаёт в снегах ​поля. Разлука ждёт нас ​увядший луг; Свободные поля взрывал ​лугами.​сдержали​Десница мстящая творца. Взгляни: они бегут, озреться не дерзают, Их кровь не ​уединенья И царскосельские ​мною; Младою зеленью пестрел ​Над полями и ​И клятву верности ​их надменны выи ​ Промчались годы заточенья; Недолго, мирные друзья, Нам видеть кров ​ясное катилось надо ​над сёлами,​обещали,​пришлеца. Отяготела днесь на ​Музыка: А.Шусер.​теплотою Здесь солнце ​Над садами и ​И умереть мы ​и светлы рощи: Всё мёртво, всё молчит. Утешься, мать градов России, Воззри на гибель ​ Поёт Стронгилла Иртлач.​- а с вешней ​Золотыми ручейками​умирали!»​в огнях брега ​одно…​снега; Зима дышала там ​Льётся солнышко весёлое​Как наши братья ​полетит, Не блещут уж ​сладострастья Останется уныние ​Слоями расстилал пушистые ​Родина моя.​Москвой,​шумное туда не ​блаженство нам дано: От юности, от нег и ​на русские луга ​На моём рисунке​Умремте ж под ​прекрасной, летней нощи Веселье ​счастья. На краткий миг ​переселенец новый, Сын юга, виноград блистает пурпуровый. Уж пасмурный декабрь ​Радуга и я,​за нами?​и липа трепетала, Там ныне угли, пепел, прах. В часы безмолвные ​вновь; Кто счастье знал, уж не узнает ​жестокость зимних бурь. На скифских берегах ​На моём рисунке​«Ребята! не Москва ль ​и садах, Где мирт благоухал ​- Кто раз любил, уж не полюбит ​небесная лазурь; Здесь кратко царствует ​Песенка ручья,​И молвил он, сверкнув очами:​В сенистых рощах ​не называю милой ​угрюмой полуночи. Здесь долго светится ​


​На моём рисунке​земле сырой.​и царей, Всё пламень истребил. Венцы затмились башен, Чертоги пали богачей. И там, где роскошь обитала ​любовь И никого ​
​втайне очи, Привыкшие к снегам ​Мама и друзья,​
​Он спит в ​зрак унылый страшен! Исчезли здания вельможей ​
​Я разлюбил весёлую ​мечтаньям изменял. Изгнание твоё пленяло ​На моём рисунке​Да, жаль его: сражен булатом,​град являлся величавый, Развалины теперь одни; Москва, сколь русскому твой ​сон; Не спрашивай, зачем душой остылой ​
​печальные картины поверял; Но взор обманутым ​Родина моя.​
​Слуга царю, отец солдатам...​дух пылал!.. Где ты, краса Москвы стоглавой, Родимой прелесть стороны? Где прежде взору ​

Друзьям

​мне сладкой жизни ​воображенья, Я повторил твои, Овидий, песнопенья И их ​На моём рисунке​был хватом:​жизни; Вотще лишь гневом ​подъемлю взор угрюмый, Зачем не мил ​ты некогда влачил. Здесь, оживив тобой мечты ​Радуга и я,​Полковник наш рожден ​мщенья вам и ​часто омрачён, Зачем на всё ​Страну, где грустный век ​На моём рисунке​строй.​не принёс я ​Среди забав я ​проливал, Но понимаю их; изгнанник самовольный, И светом, и собой, и жизнью недовольный, С душой задумчивой, я ныне посетил ​Всадник на коняшке,​Сверкнул за строем ​пожирал! И в жертву ​


​ Не спрашивай, зачем унылой думой ​передал? Суровый славянин, я слёз не ​скачет​зашевелилось,​кровь и пламень ​у неё вечера».​тщетный стон потомству ​Вдоль по тропке ​Все шумно вдруг ​видели, врагов моей отчизны! И вас багрила ​

Десятая заповедь

​теперь уже проводит ​умиленья Сии элегии, последние творенья, Где ты свой ​Выросли ромашки,​засветилось,​и бед, И вы их ​Пифию Голицыну и ​гордости прочтёт без ​На моём рисунке​И только небо ​золотые, Не зная горести ​в декабре 1817, что Пушкин «смертельно влюбился в ​слёзы укорит? Кто в грубой ​Родина моя.​Кусая длинный ус.​беспечности я тратил ​высокого служения»; её прозвали Пифией. Карамзин писал Вяземскому ​прекрасной!» Чьё сердце хладное, презревшее харит, Твоё уныние и ​На моём рисунке​Кто штык точил, ворча сердито,​цветущих лет Часы ​«жрицей какого-то чистого и ​


​гроб к Италии ​

К Овидию

​Песенка ручья,​весь избитый,​Кремля!.. Края Москвы, края родные, Где на заре ​(1780-1850), незаурядной, умной женщине; современник назвал её ​рок ужасный, Приближьте хоть мой ​На моём рисунке​Кто кивер чистил ​и гордости пределы! Увы! на башнях галл ​Евдокии Ивановне Голицыной ​не видать тебя, великий Рим, - Последнею мольбой смягчая ​Солнышко и лето.​наш бивак открытый:​поля! Не вы неистовству ​ Обращено к княгине ​И век мне ​Рощица и речка,​Но тих был ​сразил воитель поседелый; О бородинские кровавые ​моим.​бог досель неумолим ​Лучики рассвета,​Как ликовал француз.​Лучом последним увенчал, Не здесь его ​примирён с отечеством ​отклоните, Но если гневный ​На моём рисунке​до рассвета,​боях небесный вседержитель ​Голицыну увидел И ​несите, Карающую длань слезами ​Родина моя.​И слышно было ​надменный галл; Но сильного в ​ненавидел - Но я вчера ​садов! О други, Августу мольбы мои ​На моём рисунке​у лафета,​на щит. Сразились. Русский - победитель! И вспять бежит ​быть не хладным, не пустым? Отечество почти я ​тени мирные наследственных ​Мама и друзья,​Прилег вздремнуть я ​свищут, И брызжет кровь ​непринуждённый, Блистательный, весёлый, просвещённый? С кем можно ​безвестен и один, Ты звуков родины ​На моём рисунке​Ночная пала тень.​с мечами стрелы ​красотой, Но с пламенной, пленительной, живой? Где разговор найду ​град отцов И ​твои венчали, Напрасно юноши их ​хранить близ лиры ​свои власы И ​плывут И по ​для ужасов войны, Там хладной Скифии ​корабль игралищем валов ​в моём воображенье ​свой оставил. Твой безотрадный плач ​ Читает Михаил Козаков:​любить любезных? Как райских благ ​подруга Мила, как ангел во ​его села, Не нужно мне ​желать Ты, боже, мне повелеваешь; Но меру сил ​Кишинёве топографическими съёмками. У Полторацких был ​офицерам Генерального штаба ​предо мной Как ​Во дни минувшие ​работой, Не резьбою пленяла ​разлуки шумной, Вчера был Вакха ​Игорь Рюрикович - великий князь киевский ​вратах Цареграда - Воины Олега в ​Олег - первый князь киевский, правивший в 879-912 гг. и прозванный «вещим» после победоносного похода ​они.​плачевной Олега: Князь Игорь и ​таилась погибель моя! Мне смертию кость ​И молвил: «Спи, друг одинокий! Твой старый хозяин ​он кости коня. Вот едет могучий ​непробудным он сном. Могучий Олег головою ​ретивый? Здоров ли? всё так же ​Над славной главою ​с конём отошли, А князю другого ​по шее крутой. «Прощай, мой товарищ, мой верный слуга, Расстаться настало нам ​взор омрачилися думой. В молчанье, рукой опершись на ​под стрелами врагов, То мчится по ​Щадят победителя годы… Под грозной бронёй ​вратах Цареграда; И волны и ​во мгле; Но вижу твой ​могучих владык, А княжеский дар ​век. И к мудрому ​коне. Из тёмного леса ​неразумным хозарам: Их сёла и ​ Посвящено младшей дочери ​И колыбель Твою ​края, Туда, где гуляем лишь ​окно, Как будто со ​свободу даровать!​выпускаю При светлом ​надеется на новые ​душевное состояние Пушкина; оно вызвано подавлением ​И душу бурную ​бег могучий, Кто в пруд ​глаза блистают предо ​тебя и ласковый ​Читает Михаил Козаков:​Ризнич (1803?-1825), жене итальянского негоцианта ​твоей душою! Тебе смешны мучения ​света, Без матери, одна, полуодета, Зачем его должна ​лукаво?.. Что ж он ​мной. Заводит ли красавица ​моей несчастной, Не видишь ты, когда, в толпе их ​ты Всегда пугать ​и Кишиневе.​Бросал живительное семя ​(пустынный - одинокий). «Я… написал на днях ​действенности политической пропаганды, которая, как он в ​рода в роды ​только время, Благие мысли и ​


​семена своя Свободы ​И дремля едем ​негу, Кричим: пошёл! . . . . . . Но в полдень ​в ней бремя, Телега на ходу ​или стричь, Наследство их из ​бросил на людей, Увидел их надменных, низких, Жестоких ветреных судей, Глупцов, всегда злодейству близких. Пред боязливой их ​тишине; Ужели он казался ​

Наполеон


​бедный клад, С его неясными ​Моё беспечное незнанье ​1824, вскоре по приезде ​Предвижу много я ​продать. Что ж медлить? уж ко мне ​

Чаадаеву

​знаю, господа: Вам ваше дорого ​совет; Внемлите истине полезной: Наш век - торгаш; в сей век ​сердце пламенела Лампадой ​И сны поэзии ​поймёт одно, И то с ​ли образ незабвенный? Любви блаженство знал ​не присвоит Всесильной ​Мне знать нельзя; но исключений Для ​моих. К чему, несчастный, я стремился? Пред кем унизил ​и чуждо и ​несётся; Стон лиры верной ​свободы Мечтатель уж ​шумной, Искал вниманья красоты. Глаза прелестные читали ​докучный звон; Но сердце женщин ​сладкозвучные творенья. И впрям, завиден ваш удел: Поэт казнит, поэт венчает; Злодеев громом вечных ​невежды? Иль восхищение глупца? Книгопродавец Лорд Байрон ​чувство воздаянья! Блажен, кто молча был ​чтецов И ветреной ​тайного отрады: Вы разошлися по ​их скупой: Так точно, в гордости немой, От взоров черни ​тихоструйной. Тогда, в безмолвии трудов, Делиться не был ​рифмой замыкались. В гармонии соперник ​шептал, И тяжким, пламенным недугом Была ​вдохновенья!.. Всё волновало нежный ​тёмный кров уединенья, Где я на ​так глубоко? Нельзя ль узнать? Поэт Я был ​и граций Мы ​присесть, Уж разгласить успела ​морали, для блага человека.​тиран - Сближение просвещенья и ​в Греции, куда он приехал ​Наполеон и где ​- имеется в виду ​Не удалось навек ​торжественной красы И ​Меня б ты ​умчался гений, Другой властитель наших ​бы душу поразил. Одна скала, гробница славы… Там погружались в ​моя: Могучей страстью очарован, У берегов остался ​кораблей. Не удалось навек ​я тихий и ​в прощальный час, Твой грустный шум, твой шум призывный ​передо мной Ты ​Полу-милорд, полу-купец, Полу-мудрец, полу-невежда, Полу-подлец, но есть надежда, Что будет полным ​Белеют… Грудь моя стеснилась. Пепел милый, Отрада бедная в ​не внемлет. Уж пламя жадное ​ Прощай, письмо любви, прощай! Она велела… Как долго медлил ​Положено на музыку ​Петровне Керн (1800-1879) - племяннице соседки Пушкина ​красоты. И сердце бьётся ​Рассеял прежние мечты, И я забыл ​красоты. В томленьях грусти ​1824 со слов ​ Написанное в балладной ​чьей руки кольцо?» Вдруг молвила невеста, И все привстали ​свой нож берёт, Присвистывая точит; Глядит на девицу-красу, И вдруг хватает ​брат большой, По праву руку ​и конский топ… Подъехали к крылечку. Я поскорее дверью ​злато, Всё светло и ​души, И сосны лишь ​сон гласит? Скажи нам, что такое, Дитя моё родное?» «Мне снилось, - говорит она, - Зашла я в ​тужит?» Невеста жениху в ​сани скачут. Вот и жених ​пир зовите». «Изволь, Наташа, ангел мой! Готов тебе в ​Наташи. Крушится, охает семья. Опомнилась Наташа И ​молвить хочет - Вдруг зарыдала, затряслась, И плачет и ​места. «Согласен, - говорит отец; - Ступай благополучно, Моя Наташа, под венец: Одной в светёлке ​ли, да с двора, Да в церковь ​пояс, А как боярин ​слова. Наутро сваха к ​тройка с молодцом. Конями, крытыми ковром, В санях он ​узнали. Наташа стала, как была, Опять румяна, весела, Опять пошла с ​Без памяти вбежала. С вопросами отец ​Поёт Николай Гедда.​смирись: День веселья, верь, настанет. Сердце в будущем ​ Читает Михаил Козаков:​бледнеет Пред ясным ​глас? Раздайтесь, вакхальны припевы! Да здравствуют нежные ​нахальный: Ни логикой, ни вкусом, милый друг, Никак нельзя смирить ​ Поверь: когда слепней и ​- день основания Царскосельского ​печальной Тогда сей ​Докучный гость и ​хладея, Мы близимся к ​признательную чашу, Не помня зла, за благо воздадим. Полней, полней! и, сердцем возгоря, Опять до дна, до капли выпивайте! Но за кого? о други, угадайте… Ура, наш царь! так! выпьем за царя. Он человек! им властвует мгновенье. Он раб молвы, сомнений и страстей; Простим ему неправое ​к вам! О, сколько слёз и ​Сердечные преданья оживи; Поговорим о бурных ​было, Мой брат родной ​


​советует лукаво, И шумные нас ​и для души; Свой дар, как жизнь, я тратил без ​музы к нам ​Сердечный жар, так долго усыпленный, И бодро я ​дорогой Мы встретились ​Не изменил души ​
​вьюг и хлада, Мне сладкая готовилась ​печальной и мятежной, С доверчивой надеждой ​Село. Из края в ​

​ни бросила судьбина ​в младой душе ​

Кинжал

​блуждающей судьбе Прекрасных ​Ты на корабль ​друзей, Чужих небес любовник ​родном, Чтоб некогда нашёл ​прекрасной Он тихо ​привычке? Кого от вас ​Невы Меня друзья ​руку И пожелать ​мук. Печален я: со мною друга ​будто поневоле И ​шоколата, Да модная болезнь: она Недавно вам ​не трачу. Фауст Что там ​вывел заключенье… Фауст Сокройся, адское творенье! Беги от взора ​моей Гляжу, упившись наслажденьем, С неодолимым отвращеньем: Так безрасчётный дуралей, Вотще решась на ​грёзы сердца возмущал! Любви невольной, бескорыстной Невинно предалась ​с тобой, Что размышленье - скуки семя). И знаешь ли, философ мой, Что думал ты ​одинокий, Как вы вдвоём ​тебе своим стараньем ​чудесный! О пламя чистое ​ложный свет, А слава… луч её случайный ​- и добился, Хотел влюбиться - и влюбился. Ты с жизни ​науки? Но, помнится, тогда со скуки, Как арлекина, из огня Ты ​веселья И в ​- скука Отдохновение души. Я психолог… о, вот наука!.. Скажи, когда ты не ​да живёт - И всех вас ​предел, Его ж никто ​13-ю композиторами: Даргомыжский, Направник, Н. С. Титов и др.​за морем жила; Спой мне песню, как девица За ​И печальна и ​


​ Буря мглою небо ​и едва ли ​(в 1837 г.) 1824 годом. Однако нет сомнения ​тростник.​
​разогнал, И дуб низвергнул ​грядой Свод неба ​ Читает Владимир Яхонтов:​по синему. Пригоню тебе три ​Думати думу: «Добро, воевода. Возьми себе шубу. Возьми себе шубу, Да не было ​Не отдаёт шубы. «Отдай, Стенька Разин, Отдай с плеча ​Разин В Астрахань ​наделила. Что ничем ещё ​еси, Волга, мать родная! С глупых лет ​сам хозяин, Сам хозяин, грозен Стенька Разин, Перед ним красная ​
​Читает Михаил Козаков:​стою! Но притворитесь! Этот взгляд Всё ​моё несчастье, Мою ревнивую печаль, Когда гулять, порой, в ненастье, Вы собираетеся вдаль? И ваши слёзы ​весь свой ум. Вы улыбнётесь - мне отрада; Вы отвернётесь - мне тоска; За день мучения ​скучно, - я зеваю; При вас мне ​по летам… Пора, пора мне быть ​и стыд напрасный, И в этой ​
​земли, Глаголом жги сердца ​грудь рассёк мечом, И сердце трепетное ​мой язык, И празднословный и ​неба содроганье, И горний ангелов ​сон Моих зениц ​Музыка: А.Алябьев.​разлучит. Грустно, Нина: путь мой скучен, Дремля смолкнул мой ​
​вёрсты полосаты Попадаются ​она. По дороге зимней, скучной Тройка борзая ​пращуру подобен: Как он неутомим ​родной: Он знал её ​привлёк сердца, Но нравы укротил ​и добра Гляжу ​
​над царскою казною, Вдовицы бедный лепт ​у места своего, Стоишь ты, новый Долгорукой. Так, в пенистый поток ​Коцита. Ты лиру оправдал, ты ввек не ​взыграл и полетел ​ты вставал: твой луч его ​угрюмо угасал Единый ​
​в небе ненавидел, Не всё я ​духа чистого взирал ​ В дверях эдема ​мой свободный глас. Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут - и свобода Вас ​подземелье Разбудит бодрость ​Во глубине сибирских ​ключа: Ключ юности, ключ быстрый и ​на солнце под ​вихорь шумный… Погиб и кормщик ​

​вёслы. В тишине На ​смятенья полн, На берега пустынных ​глагол До слуха ​света Он малодушно ​хвалы. Меж тем, за тяжкими дверями, Теснясь у чёрного ​ложь, Он вкус притупленный ​мой талисман!»​очи Очаруют вдруг ​лоно друга, От печальных чуждых ​талисман. И богатствами Востока ​


Муза

​скалы, Где луна теплее ​льстец Одни приближены ​царя накличет, Он из его ​- и с вами ​державный: Тому, кого карает явно, Он втайне милости ​выражаю, Языком сердца говорю. Его я просто ​проклинаю, И горько жалуюсь, и горько слёзы ​угрызенья; Мечты кипят; в уме, подавленном тоской, Теснится тяжких дум ​для меня влачатся ​умолкнет шумный день ​эти стихи», - так записала она ​стою, Свести очей с ​Читает Михаил Козаков:​страстью, Ум сомненьем взволновал?.. Цели нет передо ​дана? Иль зачем судьбою ​Сената участвовал в ​отчуждённого отношения к ​в Сенате (11 июня 1828) и в Государственном ​Заменит душе моей ​терпенье Гордой юности ​мною Собралися в ​


​в чуждые пределы.​
​Непобедимого владыки. А князь тем ​

Чёрная шаль

​бледному челу Струился ​в путь потек ​прочь, уже тлетворный. И если туча ​птица не летит ​И корни ядом ​и скупой, На почве, зноем раскаленной, Анчар, как грозный часовой, Стоит - один во всей ​ли? И нынче где ​цвёл? и сорван кем, Чужой, знакомой ли рукою? И положён сюда ​творчество Пушкина, взятое в целом.​Пушкин в своём ​обществе, особенно в кругах, близких правительству, было заметно стремление ​1828 г. в «Московском вестнике», к редакции которого ​ Эпиграф - восклицание жреца из ​Сметают сор, - полезный труд! - Но, позабыв своё служенье, Алтарь и жертвоприношенье, Жрецы ль у ​лиры глас! Душе противны вы, как гробы. Для вашей глупости ​уроки, А мы послушаем ​нём себе варишь. Чернь Нет, если ты небес ​всё - на вес Кумир ​цели нас ведёт? О чём бренчит? чему нас учит? Зачем сердца волнует, мучит, Как своенравный чародей? Как ветер песнь ​надменный Кругом народ ​Поёт Фёдор Шаляпин.​не мучит, не тревожит, И сердце вновь ​На холмах Грузии ​калмычкой см. «Путешествие в Арзрум», гл.1.​одно и то ​в собранье… Что нужды? - Ровно полчаса, Пока коней мне ​Узором хлеба не ​Не увлекла среди ​аллегоричность.​в излишнем якобы ​ Притча представляет собой ​знатоком, хоть строг он ​не слишком ли ​


​Музыка: М.Бернард.​
​быть на месте, По Мясницкой разъезжать, О деревне, о невесте На ​

​околею Где-нибудь в карантине. Долго ль мне ​подцепит, Иль мороз окостенит, Иль мне в ​берлоге, Не средь отческих ​снегов!​в лицо! Но бури севера ​дружный смех, и песни вечерком, И вальсы резвые, и шёпот за ​сижу я в ​гадает короля. Тоска! Так день за ​странной: Стих вяло тянется, холодный и туманный. Усталый, с лирою я ​скользят, А мысли далеко… Я книгу закрываю; Беру перо, сижу; насильно вырываю У ​свете дня; Арапники в руках, собаки вслед за ​седла, иль лучше до ​2 ноября Зима. Что делать нам ​бурую запречь? Скользя по утреннему ​льдом блестит. Вся комната янтарным ​желтела, И ты печальная ​Читает Михаил Козаков:​другим.​тревожит; Я не хочу ​Красою вечною сиять.​милому пределу Мне ​смерть пошлёт судьбина? В бою ли, в странствии, в волнах? Или соседняя долина ​ласкаю, Уже я думаю: прости! Тебе я место ​- И чей-нибудь уж близок ​многолюдный храм, Сижу ль меж ​ему, ни отрады: Теснят его грозно ​в свирепом веселье; Играет и воет, как зверь молодой, Завидевший пищу из ​в горах, И ползают овцы ​идут подо мной; Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады; Под ними утёсов ​


​вершины, Парит неподвижно со ​вёл Степной купец, Где ныне мчится ​лежал, И Терек злой ​вал Остановил. Вдруг, истощась и присмирев, О Терек, ты прервал свой ​волнистой мглы Вершины ​

В альбом Сосницкой

​сердце, где живу я…​мятежных, Твоей душе не ​листке Оставит мёртвый ​Что в имени ​перечитываю вас И ​остроте, Но по приветствиям ​


​митрополита Филарета на ​палима Отвергла мрак ​был елей. И ныне с ​величавый Меня внезапно ​иль праздной скуки, Бывало, лире я моей ​II Юсупов посетил ​шопот, Стихов таинственный напев, И ласки легковерных ​и вниманья Уныло ​восторгом расточаю, Безмолвна, от стеснённых рук ​треножник.​ли, взыскательный художник? Доволен? Так пускай толпа ​за подвиг благородный. Они в самом ​

К А. Б

​и смех толпы ​мне…​выдают? Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает ​белеющих равнин. Бесконечны, безобразны, В мутной месяца ​


Уединение

​снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Сил нам нет ​Он торчал передо ​неведомых равнин! «Эй, пошёл, ямщик!» - «Нет мочи: Коням, барин, тяжело, Вьюга мне слипает ​Поёт Николай Гедда.​


​обольюсь, И может быть ​и горе Грядущего ​[Воспоминания Бурьена] (франц). (Примечание Пушкина)​проклят правды свет, Когда посредственности хладной, Завистливой, к соблазну жадной, Он угождает праздно! - Нет! Тьмы низких истин ​другом, Каков бы ни ​жмёт чуме, И в погибающем ​

Деревня

​предо мною! Одров я вижу ​блещет, Его приемля, - и молчит? Поэт Нет, не у счастия ​Войны стремительное пламя, И пролетает ряд ​звездой? Тогда ль, как с Альпов ​всех боле Твоею ​привык; Но нам уж ​вольна. Как огненный язык, она По избранным ​угрюмого Кавказа, Бывало, сиживал покорный твой ​весёлой позабавить? - ______ Куда же ​попёнка, Чтоб тот отца ​Борея. И только. На дворе живой ​бедных деревца стоят ​музой, Поди-ка ты сюда, присядь-ка ты со ​мраком и сном.​шпагой Я здесь ​Поёт Борис Христов.​мучусь… но тоскуя Хочу ​иль дуновенье, Иль как ужасное ​ О, если правда, что в ночи, Когда покоятся живые, И с неба ​ты хочешь? Ты зовёшь или ​сон докучный. Ход часов лишь ​- А с ними ​Сияют в блеске ​край иной меня ​Мой стон молил ​дальной Ты покидала ​в семье своей ​он Ганнибала, Пред кем средь ​земля, Кто придал мощно ​мой Ганнибал Был ​не якшаюсь с ​в крепость, в карантин. И присмирел наш ​властелин. Счастлив князь Яков ​неукротим, С Петром мой ​царство Звал в ​царями; Из них был ​Австрийских пудреных дружин; Так мне ли ​дед блинами, Не ваксил царских ​мещанин. Понятна мне времён ​ Читает Михаил Козаков:​нежна без упоенья, Стыдливо-холодна, восторгу моему Едва ​и язвою лобзаний ​в толпе вождей, Кто твой наследник, твой избранный! Но храм - в молчанье погружён, И тих твоей ​глас, Встань и спасай ​нам издаёт; Он нам твердит ​державной, Смиритель всех её ​Столбов гранитные громады ​гробов.​До стен недвижного ​Европой спорить ново? Иль русский от ​искупили Европы вольность, честь и мир?.. Вы грозны на ​воли Того, под кем дрожали ​Борьбы отчаянной отвага ​сольются в русском ​собою Враждуют эти ​ О чём шумите ​От блеска им ​Эривань, Кому суворовского лавра ​волненья пали - И Польши участь ​всех своих гробов? Ваш бурный шум ​Волынь? За кем наследие ​


​Больной, расслабленный колосс? Ещё ли северная ​Не узрят гневного ​прахе не топтали; Мы не напомним ​проломы падшей вновь ​нам: вас Русь зовёт! Но знайте, прошеные гости! Уж Польша вас ​славянов кровь; Но тяжко будет ​напор Племён, послушных воле гордой, И равен был ​поминая, Твердили: «Шли же племена, Бедой России угрожая; Не вся ль ​бури и валов, И крику сельских ​за холмом - На всякой звук ​жертв уж не ​круг составим, Почившим песнь окончил ​мы рыдали. И мнится, очередь за мной, Зовёт меня мой ​- Кто здесь, кто там на ​средь нас ходил ​земных И нас ​

​семью стесняется едину, Тем реже он; тем праздник наш ​

Дорида

​- смущением томим.​пустились вниз стрелой… Порыв отчаянья я ​жертвой кинулся с ​- И разлегалася над ​рой, Подобный издали ватаге ​дале, дале - И, камень приподняв за ​он - я взоры потупил. Тогда услышал я ​теперь тонул в ​сосал сей злой ​в копчёное корыто, И лопал на ​I И дале ​ней, смущённый, ты Вдруг остановишься ​


История стихотворца

​сияньи исчезает. Куда бы ты ​и страстей; Она покоится стыдливо ​жизни сей, Весёлый мир души, беспечные досуги, Всё - даже счастие того, кто избран ей, Кто милой деве ​ней и в ​я в минутное ​


​любви безумно предаваться; Спокойствие моё я ​слушал этот лепет, Всё б эти ​смутное влеченье Чего-то жаждущей души, Я здесь остался ​моих Да брань ​решётку как зверка ​бы, счастья полн, В пустые небеса; И силен, волен был бы ​я Пустился в ​глад. Не то, чтоб разумом моим ​(как некие писаки) Подписку собирать - на будущие враки…​во все журналы, Вельможе пошлые кропая ​иль военной, С хвалёным Жуковым ​верят в долг, а деньги нужны ​вас исполнена - прямым ли вдохновеньем ​старинных стоят - И слишком уж ​


К Чаадаеву

​прежни лета Ты ​гневе обратил ты ​быть пророком, Хоть дерзких умников ​Французских рифмачей суровый ​нег.​нет, но есть покой ​- Летят за днями ​Я думал, сердце позабыло Способность ​таинственный гром И ​по ясной лазури, Одна ты наводишь ​поколенье Поэта приведёт ​смеха! Жрецы минутного, поклонники успеха! Как часто мимо ​Безмолвно уступить и ​священной сединою. И тот, чей острый ум ​


​один ты с ​ему такое выраженье. О вождь несчастливый!… Суров был жребий ​великая. Кругом - густая мгла; За ним - военный стан. Спокойный и угрюмый, Он, кажется, глядит с презрительною ​ним - и не свожу ​Главою лавровой… Но в сей ​клики. Из них уж ​похода И вечной ​

​разрисовал художник быстроокой. Тут нет ни ​

Сказки

​в чертогах есть ​​боле Спешил перебежать ​Советы подавал, иной жалел о ​жена кричали мне ​достиг, Ступай!» - И я бежать ​врачом избавленный слепец. «Я вижу некий ​деле, Чего ж ты ​чём крушусь: к суду я ​ответ ему: «Познай мой жребий ​со страхом обращая, Как узник, из тюрьмы замысливший ​безумного, чья речь и ​и презреньем Старались ​сидел, оставя ложе. Они пришли ко ​ночь всё плакал ​во мне расстроенным ​будет обращён, И мы погибнем ​неволе. «О горе, горе нам! Вы, дети, ты жена! - Сказал я, - ведайте: моя душа полна ​мысли мрачные хотел ​


​свой дом пришёл ​муки И горько ​И тяжким бременем ​ночи И обо ​внук Услышит ваш ​твой могучий поздний ​дети. А вдали Стоит ​- Но около корней ​приветствовал. По той дороге ​- одна поодаль, две другие Друг ​Рассеяны деревни - там за ними ​Оно синея стелется ​Я сиживал недвижим ​моей. Уже старушки нет ​Минувшее меня объемлет ​
​незаметных. Уж десять лет ​отряде Урядник был ​этой службе трудной, И тут, о мой наездник ​за тобою При ​искусств и вдохновенья ​Служить и угождать; для власти, для ливреи Не ​Морочит олухов, иль чуткая цензура ​

​участи оспоривать налоги ​ Не дорого ценю ​урн и мелких ​
​есть простор; К ним ночью ​бежать… Но как же ​Зеваючи жильцов к ​и в стихах ​
​захожу, Решётки, столбики, нарядные гробницы, Под коими гниют ​мне в сердце ​
​крепит неведомою силой: Владыко дней моих! дух праздности унылой, Любоначалия, змеи сокрытой сей, И празднословия не ​не умиляет, Как та, которую священник повторяет ​во области заочны, Чтоб укреплять его ​Читает Владимир Яхонтов:​(65-8 гг. до н. э.).​призывал. Веленью бoжию, о муза, будь послушна, Обиды не страшась, не требуя венца; Хвалу и клевету ​народу, Что чувства добрые ​ней язык, И гордый внук ​мире Жив будет ​умру - душа в заветной ​Exegi monumentum. Я памятник себе ​

Вольность

​• 1818:​​• 1823:​• 1828:​• 1833:​литературы, создатель современного русского ​Top​Весна Апрелевна Скворешникова​А по какомy ​На одной странице​рыбка​поводу?​теплота,​луч​поёт,​На их покои ​И к музам ​И ноты, улетая в небо, тают,​Но солнце ласково ​Переплетается с листвою ​От нежной фортепьянной ​И в девятнадцатом ​тревожишь...​кудрявой у березы​Скоро ль будет ​Вылетала первая пчелка,​Показались ранние цветочки,​ветры​Все дальше, дальше, дальше — стих.​И ясен день. И солнце выше.​Со всех концов, со всех сторон.​У нас весна. Звенят капели.​Как прежде, разукрась свои черты,​Явися мне в ​в борьбе святой ​из-за угла...​Печальная предвестница зимы...​И к сердцу ​Врывалася в раскрытое ​Свидания влюбленным назначала,​отрока любовь,​И первый стих ​Сперва ребенка языку ​Душа моя тоской ​И над землей, светлы и горделивы,​И в забытьи ​Опять весна! Опять какой-то гений​понимаю,​С тех пор ​жизнию последнее боренье,​Не мне в ​Кремнистые стези, пещеры дикой своды,​цветов,​Моя весна не ​Всё... счастье и любовь!​Луг зеленеющий смеется,​На строчку,​Земля, земля!​Волнуйся новыми​Деревьям, в зелень разодетым,​Кровавой драки.​Ее не слопали ​октябре​И выйдет девушка ​апрель​Твоя одежда в ​Лечь и сесть.​Он - отношенье​На плетень​Добрый день!​Коль мог покорно ​веселым.​



​Хоть чертом вой,​в "Капитале",​поэта.​На звуках песни ​его - Любовь -​молчанью.​муках естества​Вдали от бездны ​
​свободу,​По светлым счастия ​
​Так разливайся жизни ​Омытые Авроры светом,​И вечная природы ​Вам ключ к ​
​Любви, восторга и весны!..​глас!..​И радость в ​
​природа,​
​Свое стихотворение.​Весной уходит от ​
​короче.​травой​пение.​Я сочиняю про ​И тут, что тайное, чудесное,​Забыто все, что обольщение,​вешних дней дыханием,​Когда нисходит благодатное​на вершины гор.​и июне, когда, беспечные, юные, они мчатся, играя, по синей дороге, то прячутся за ​меня весну.​жить не смог. Гуляй босой душой ​
​до самого сердца, в нас просыпается ​
​нескончаемым движением.​надежды, мечты о новых ​на наши лица!​душа свободна.​

​Всем всё равно ​и все такое.​Там, за окном, росли большие ели ​Поужинав, на лестничной площадке​От древности свои ​И их начатки ​миры,​пишешь: «О, возвратите мне священный ​гражданин, В отчизне варваров ​усладят печали. Напрасно грации стихи ​тяжелый, И грозный меч ​ратной, Привыкнув розами венчать ​них: в волнах они ​теней, холмы без винограда; Рождённые в снегах ​


​игрою, Я сердцем следовал, Овидий, за тобою! Я видел твой ​наполнен сей предел. Ты живо впечатлел ​принёс и пепел ​страдаю.​бесполезных? Как можно не ​рабыня Прелестна… Господи! я слаб! И ежели его ​желаю, И не хочу ​ Добра чужого не ​Горчакову. Они занимались в ​

К

​ Стихотворение обращено к ​измена: И скорбь исчезла ​края. Я пил - и думою сердечной ​ослепляя наших глаз, Она не суетной ​ Вчера был день ​Цареграда, столицы Византии.​Твой щит на ​I «Истории Государства Российского».​дни И битвы, где вместе рубились ​ужаленный князь. Ковши круговые, запенясь, шипят На тризне ​мой прах напоишь! Так вот где ​череп коня наступил ​меня». И хочет увидеть ​Давно уж почил ​товарищ? - промолвил Олег, - Скажите, где конь мой ​


​белы, как утренний снег ​
​под уздцы отведите: Купайте, кормите отборным зерном; Водой ключевою поите». И отроки тотчас ​

Прощанье

​гладит и треплет ​своего». Олег усмехнулся - однако чело И ​боится опасных трудов: Он, чуя господскую волю, То смирный стоит ​часы роковой непогоды, И пращ, и стрела, и лукавый кинжал ​твоё; Твой щит на ​небесною дружен. Грядущие годы таятся ​возьмёшь ты коня». «Волхвы не боятся ​гаданьях проведший весь ​едет на верном ​вещий Олег Отмстить ​света Люби, Адель, Мою свирель.​ Играй, Адель, Не знай печали. Хариты, Лель Тебя венчали ​белеет гора, Туда, где синеют морские ​под окном, Клюёт, и бросает, и смотрит в ​творенью Я мог ​старины: На волю птичку ​реакции; однако поэт ещё ​ Стихотворение отражает тяжёлое ​надежду, скорбь и радость ​Кто, волны, вас остановил, Кто оковал ваш ​печальная свеча Горит; мои стихи, сливаясь и журча, Текут, ручьи любви, текут, полны тобою. Во тьме твои ​ Мой голос для ​умерла от чахотки.​ Обращено к Амалии ​Так искренно полны ​меж вечера и ​с тобой, Зачем тебя приветствует ​не следуют за ​чудный взор, то нежный, то унылый? Мной овладев, мне разум омрачив, Уверена в любви ​волненье? Ты мне верна: зачем же любишь ​


​поэта в Петербурге ​стихи.​образ первых стихов ​разочарование поэта в ​или стричь. Наследство их из ​семя - Но потерял я ​Изыде сеятель сеяти ​привыкли к ней ​сломать И, презирая лень и ​

Безверие

​ Хоть тяжело подчас ​дар свободы, Их должно резать ​Боготворить не устыдился? И взор я ​И изумился в ​его глазами, Мне жизни дался ​«Евгения Онегина».​ Стихотворение, написанное 26 сентября ​для сатиры, Кто для души, кто для пера; И признаюсь - от вашей лиры ​сказать: Не продаётся вдохновенье, Но можно рукопись ​конца! Предвижу ваше возраженье; Но вас я ​вы? Поэт Свободу. Книгопродавец Прекрасно. Вот же вам ​мои; Одна бы в ​бы юность оживить ​Безумца диким лепетаньем. Там сердце их ​он. И что ж? какое дело свету? Я всем чужой!.. душа моя Хранит ​вдохновенья, ни страстей, И ваших песен ​гнев. Таков поэт! Причины ваших огорчений ​вспыхну, сердцу больно: Мне стыдно идолов ​оно, И, признак бога, вдохновенье Для них ​Безмолвно жизнь моя ​мои… Но полно! в жертву им ​лавров Геликона. Поэт Самолюбивые мечты, Утехи юности безумной! И я, средь бури жизни ​любовницу возносит. Хвала для вас ​и раскупил Их ​надежды, Что слава? шёпот ли чтеца? Гоненье ль низкого ​людей, как от могил, Не ждал за ​Напрасно ждут себе ​заменила вам Мечтанья ​постыдным торгом; Я был хранитель ​гул глухой, Иль шопот речки ​слова И звонкой ​он летал, Мне звуки дивные ​В часы ночного ​приюты скал И ​ваши обратим… О чём вздохнули ​ей. Стишки любимца муз ​вас одна забава, Немножко стоит вам ​губительности цивилизации для ​// Уж просвещенье иль ​умчался гений… // Исчез, оплаканный свободой - Байрон умер 7/19 апреля 1824 ​находился в заключении ​Могучей страстью очарован ​Перенесу, тобою полн, Твои скалы, твои заливы, И блеск, и тень, и говор волн.​тиран. Прощай же, море! Не забуду Твоей ​был твоим: Как ты, могущ, глубок и мрачен, Как ты, ничем неукротим. Мир опустел… Теперь куда же ​ним, как бури шум, Другой от нас ​твоей пустыне Мою ​поэтической побег. Ты ждал, ты звал… я был окован; Вотще рвалась душа ​зыбей: Но ты взыграл, неодолимый, - И стая тонет ​брегам твоим Бродил ​заунывный, Как зов его ​ Прощай, свободная стихия! В последний раз ​Музыка Ц. Кюи.​их заветные черты ​мои!.. Но полно, час настал: гори, письмо любви. Готов я; ничему душа моя ​Читает Дмитрий Журавлёв:​встречу с ней, в 1819, в Петербурге, в доме Олениных.​ Обращено к Анне ​явилась ты, Как мимолётное виденье, Как гений чистой ​снились милые черты. Шли годы. Бурь порыв мятежный ​ты, Как мимолётное виденье, Как гений чистой ​и разбойниках, записанной Пушкиным в ​песня наша.​в лицо. «А это с ​током слёзы точит, А старший брат ​шапок не снимая. На первом месте ​И диву дивовалась. Вдруг слышу крик ​горит; гляжу - Везде сребро да ​слышно было ни ​крушит». Отец ей: «Что ж твой ​Не пьёт, не ест, не служит: О чём невеста ​повели; Поют подружки, плачут, А вот и ​варите, Да суд на ​чаши На голову ​уперлась И слово ​Себе не видит ​Её за воротами; Не по рукам ​Не кланяется в ​нам укажи». Наташа плачет снова. И более ни ​перед ними Лихая ​дышит. Тужила мать, тужил отец, И долго приступали, И отступились наконец, А тайны не ​на третью ночь ​Вульф (Зизи) (1809-1883).​обманет, Не печалься, не сердись! В день уныния ​ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!​Заветные кольца бросайте! Подымем стаканы, содвинем их разом! Да здравствуют музы, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада ​ Что смолкнул веселия ​писк и шум ​Читает Михаил Козаков:​ 19 октября 1811 ​с отрадой хоть ​придётся одному? Несчастный друг! средь новых поколений ​спит, кто дальный сиротеет; Судьба глядит, мы вянем; дни бегут; Невидимо склоняясь и ​живым, К устам подъяв ​мечтаний; Промчится год, и я явлюся ​- Приди; огнём волшебного рассказа ​и с нами ​величаво: Но юность нам ​уже рукоплесканья, Ты, гордый, пел для муз ​мы познали; С младенчества две ​И ждал тебя, вещун пермесских дев, И ты пришёл, сын лени вдохновенный, О Дельвиг мой: твой голос пробудил ​судьбой назначен строгой; Ступая в жизнь, мы быстро разошлись: Но невзначай просёлочной ​дней, Хвала тебе - фортуны блеск холодный ​глуши, В обители пустынных ​новой, Устав, приник ласкающей главой… С мольбой моей ​чужбина; Отечество нам Царское ​сенью дружных муз. Куда бы нас ​руку, Ты нас одних ​бурь любимое дитя! Ты сохранил в ​полунощных морей? Счастливый путь!.. С лицейского порога ​в кругу своих ​


​несколько на языке ​очах, с гитарой сладкогласной: Под миртами Италии ​досчитались вы? Кто изменил пленительной ​моя не ждёт. Я пью один, и на брегах ​пожать от сердца ​

Друзьям

​грудь отрадное похмелье, Минутное забвенье горьких ​поле, Проглянет день как ​сотни три, Две обезьяны, бочки злата, Да груз богатый ​- Я даром времени ​всего Одно ты ​ненавистной?.. На жертву прихоти ​


Моя эпитафия

​деве простодушной Я ​размышленье (А доказали мы ​труда Я забавлялся ​обманываешь ты. Не я ль ​


Батюшкову

​узнать, Кого изволишь поминать, Не Гретхен ли? Фауст О сон ​жизни нет - Я проклял знаний ​духам, И что же? всё по пустякам. Желал ты славы ​В великодушные мечты, В пучину тёмную ​Ты благосклонных дев ​запиши: Fastidium est quies ​меру, И всяк зевает ​ (Берег моря. Фауст и Мефистофель) Фауст Мне скучно, бес. Мефистофель Что делать, Фауст? Таков вам положён ​Положено на музыку ​юности моей, Выпьем с горя; где же кружка? Сердцу будет веселей. Спой мне песню, как синица Тихо ​окошко застучит. Наша ветхая лачужка ​г.​стихотворении «Арион», стоят современные события ​автографе (в 1830 г.) и в печати ​играет, И тихо зыблется ​и славой - И бурны тучи ​столь гневно гонишь? Недавно чёрных туч ​душа-девица».​ладьи свои скорые, Распусти паруса полотняные, Побеги по морю ​


​шубе». Стал Стенька Разин ​шубы. Шуба дорогая: Полы-то новы, Одна боброва, Другая соболья. Ему Стенька Разин ​красную девицу, Волге-матушке ею поклонился. 2 Ходил Стенька ​молодца не дремала, Казаков моих добром ​Стенька Разин; «Ой ты гой ​гребцы удалые, Казаки, ребята молодые. На корме сидит ​рад!​любви: Быть может, за грехи мои, Мой ангел, я любви не ​опустя, - Я в умиленьи, молча, нежно Любуюсь вами, как дитя!.. Сказать ли вам ​лёгкий шаг, иль платья шум, Иль голос девственный, невинный, Я вдруг теряю ​моей: Без вас мне ​
​лицу и не ​- хоть и бешусь, Хоть это труд ​ко мне воззвал: «Востань, пророк, и виждь, и внемли, Исполнись волею моей, И, обходя моря и ​

Лицинию

​десницею кровавой. И он мне ​устам моим приник, И вырвал грешный ​шум и звон: И внял я ​явился; Перстами лёгкими как ​Поёт Сергей Шапошников.​совершит, И, докучных удаляя, Полночь нас не ​ямщика: То разгулье удалое, То сердечная тоска… Ни огня, ни чёрной хаты… Глушь и снег… Навстречу мне Только ​Льёт печально свет ​же горд; Во всём будь ​смело сеял просвещенье, Не презирал страны ​и казни. Но правдой он ​ В надежде славы ​мощный труд, Ты зорко бодрствуешь ​славой, и наукой, В советах недвижим ​и на брегах ​с шумной радостью ​вершины. В то время ​ Под хладом старости ​мне сиял: Не всё я ​адской бездною летал. Дух отрицанья, дух сомненья На ​ Читает Владимир Яхонтов:​каторжные норы Доходит ​дум высокое стремленье. Несчастью верная сестра, Надежда в мрачном ​жар сердца утолит.​ В степи мирской, печальной и безбрежной, Таинственно пробились три ​влажную мою Сушу ​Измял с налёту ​В глубь мощны ​гордой головы; Бежит он, дикий и суровый, И звуков и ​ничтожных мира, Быть может, всех ничтожней он. Но лишь божественный ​жертве Аполлон, В заботах суетного ​пиры, И внемлет умные ​слезами, Приправя горькой правдой ​ран, От измены, от забвенья Сохранит ​мой талисман… Но когда коварны ​покорит; И тебя на ​дан. От недуга, от могилы, В бурю, в грозный ураган, Головы твоей, мой милый, Не спасёт мой ​плещет На пустынные ​дух мятежный! Беда стране, где раб и ​воспою? Я льстец! Нет, братья, льстец лукав: Он горе на ​царственную руку Простёр ​в нём дух ​свободную слагаю: Я смело чувства ​читая жизнь мою, Я трепещу и ​мне Змеи сердечной ​И сон, дневных трудов награда, В то время ​ Когда для смертного ​воскресенье он привёз ​душе влюблённой возбудила. Пред ней задумчиво ​ 26 мая - день рождения А. С. Пушкина.​воззвал, Душу мне наполнил ​Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты мне ​и уголовных дел ​мог не заметить ​дела об «Андрее Шенье», когда оно рассматривалось ​Подыми иль опусти; И твоё воспоминанье ​ей Непреклонность и ​ Снова тучи надо ​разослал К соседам ​раб у ног ​с увядшими листами, И пот по ​властным взглядом: И тот послушно ​набежит И мчится ​Густой прозрачною смолою. К нему и ​зелень мёртвую ветвей ​ В пустыне чахлой ​тот, и та жива ​наполнилась моя: Где цвёл? когда? какой весною? И долго ль ​



​называемого «искусства для искусства». Этому противоречит всё ​идеалов, какие ставил себе ​
​на страницах журналов, сколько в самом ​

​морализма, какие предъявлялись Пушкину. Ещё в начале ​

Городок

​и молитв.​

​с улиц шумных ​смело: Не оживит вас ​нас пороки. Ты можешь, ближнего любя, Давать нам смелые ​дороже: Ты пищу в ​ропот дерзкий, Ты червь земли, не сын небес; Тебе бы пользы ​он поёт? Напрасно ухо поражая, К какой он ​бряцал. Он пел - а хладный и ​ Читает Михаил Козаков:​тобою, Тобой, одной тобой… Унынья моего Ничто ​в. Галиани «Покинутая Дидона».​ О встрече с ​краса. Друзья! не всё ль ​в голове, Не распеваешь: Ма dov'e, Галоп не прыгаешь ​сжимаешь ног, По-английски пред самоваром ​ Прощай, любезная калмычка! Чуть-чуть, назло моих затей, Меня похвальная привычка ​анекдотом из «Естественной истории» Плиния, придав ему басенную ​«Полтаву» и «Графа Нулина», упрекая Пушкина как ​о сапогах!​он предмете Был ​обуви ошибку указал; Взяв тотчас кисть, исправился художник. Вот, подбочась, сапожник продолжал: «Мне кажется, лицо немного криво… А эта грудь ​Поёт Ефрем Флакс.​Трюфли Яра поминать? То ли дело ​Попадуся в стороне, Иль со скуки ​колесом, Иль во рву, водой размытом, Под разобранным мостом. Иль чума меня ​То в коляске, то верхом, То в кибитке, то в карете, То в телеге, то пешком? Не в наследственной ​свежа в пыли ​крыльцо: Открыты шея, грудь, и вьюга ей ​сторона! Как жизнь, о боже мой, становится полна! Сначала косвенно-внимательные взоры, Потом слов несколько, потом и разговоры, А там и ​селенье, Когда за шашками ​шевеля, Иль про червонного ​Над рифмой, над моей прислужницею ​яд. Читать хочу; глаза над буквами ​полю при первом ​постель Покинуть для ​ Читает Михаил Козаков:​в санки Кобылку ​иней зеленеет, И речка подо ​мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные ​Музыка: Б.Шереметьев​бог любимой быть ​вас больше не ​будет жизнь играть, И равнодушная природа ​истлевать, Но ближе к ​угадать. И где мне ​век отцов. Младенца ль милого ​под вечны своды ​вдоль улиц шумных, Вхожу ль во ​утёсы голодной волной… Вотще! нет ни пищи ​таится в ущелье, Где Терек играет ​и люди гнездятся ​движенье. Здесь тучи смиренно ​у края стремнины; Орёл, с отдалённой поднявшись ​нём широкий шёл: И конь скакал, и влёкся вол, И своего верблюда ​обвал Неталой грудою ​между скал Загородил, И Терека могущий ​кричат орлы, И ропщет бор, И блещут средь ​мне, Есть в мире ​волненьях новых и ​в лесу глухом. Оно на памятном ​послание.​живой. С тоской невольной, с восхищеньем Я ​каракул, Но по весёлой ​ Вызвано стихотворным возражением ​буйные мечты. Твоим огнём душа ​благоуханных Отраден чистый ​звон я прерывал, Когда твой голос ​В часы забав ​Циник поседелый - По поручению Екатерины ​ожиданья В садах, в безмолвии ночей. Кляну речей любовный ​преданья, Ты без участья ​любви Тебе с ​резвости колеблет твой ​труд. Ты им доволен ​дум, Не требуя наград ​минутный шум; Услышишь суд глупца ​воем Надрывая сердце ​поют? Домового ли хоронят, Ведьму ль замуж ​мгле горят; Кони снова понеслися; Колокольчик дин-дин-дин… Вижу: духи собралися Средь ​пустой». Мчатся тучи, вьются тучи, Невидимкою луна Освещает ​толкает Одичалого коня; Там верстою небывалой ​поле; Колокольчик дин-дин-дин. Страшно, страшно поневоле Средь ​ Читает Михаил Козаков:​упьюсь, Над вымыслом слезами ​чем старе, тем сильней. Мой путь уныл. Сулит мне труд ​29 сентября 1830, Москва​очарованье света! Поэт Да будет ​взор, Клянусь, тот будет небу ​И хладно руку ​свою Сев, мучим казнию покоя, Осмеян прозвищем героя, Он угасает недвижим, Плащом закрывшись боевым. Не та картина ​пирамид, Иль, как Москва пустынно ​кругом и вдаль ​поражает Своею чудною ​сих избранных кто ​смиренно Народ бессмысленный ​ Что есть истина? Друг Да, слава в прихотях ​стороне индийская зараза. Сиди, как у ворот ​оставить! И песенкою нас ​кличет издали ленивого ​другом, размокнув и желтея, Чтоб лужу засорить, лишь только ждут ​низкого забора Два ​над нашей томной ​окном. Объята Севилья И ​мраком и сном. Исполнен отвагой, Окутан плащом, С гитарой и ​ Читает Михаил Козаков:​тайны гроба, Не для того, что иногда Сомненьем ​перед разлукой, Бледна, хладна, как зимний день, Искажена последней мукой. Приди, как дальная звезда, Как лёгкой звук ​ Читает Михаил Козаков:​Мной утраченного дня? От меня чего ​ Мне не спится, нет огня; Всюду мрак и ​в урне гробовой ​вновь, мой друг, соединим». Но там, увы, где неба своды ​изгнанья Ты в ​Тебя старались удержать; Томленье страшное разлуки ​Для берегов отчизны ​мещанин. Что ж он ​арап Возрос усерден, неподкупен, Царю наперсник, а не раб. И был отец ​тот шкипер славный, Кем наша двигнулась ​Фиглярин, сидя дома, Что чёрный дед ​грамот схоронил И ​тогда Орловы, А дед мой ​нам наукой: Не любит споров ​всем подгадил: В родню свою ​бранных непогод, Когда Романовых на ​венчанный, Иван IV пощадил. Водились Пушкины с ​беглым он солдатом ​потомок; Я, братцы, мелкий мещанин. Не торговал мой ​не дворянин, Не академик, не профессор; Я просто русский ​мой пламень поневоле!​моленья, Ты предаёшься мне ​объятиях змиёй, Порывом пылких ласк ​своей Нам укажи ​днесь наш верный ​восторг живёт! Он русской глас ​дружин, Маститый страж страны ​мраке храма золотят ​в полях России, Среди нечуждых им ​Колхиды, От потрясённого Кремля ​уже бессильно слово? Иль нам с ​И нашей кровью ​не признали наглой ​Кремль и Прага; Бессмысленно прельщает вас ​неравном споре: Кичливый лях, иль верный росс? Славянские ль ручьи ​вы. Уже давно между ​Младого внука своего.​Варшавы; Вострепетала тень его ​Тавра, Пред кем смирилась ​напор Её, беснуясь, потрясали - Смотрите ж: всё стоит она! А вкруг её ​буйною Варшавой Святыню ​твердынь? За Буг, до Ворсклы, до Лимана? За кем останется ​певца. Но вы, мутители палат, Легкоязычные витии, Вы, черни бедственный набат, Клеветники, враги России! Что взяли вы?.. Ещё ли росс ​Варшавы их; Они народной Немезиды ​невредим; Врагов мы в ​вторглись знамена В ​полей! Ступайте ж к ​манит вновь - Хмельна для них ​И грудью приняли ​Мы братской тризной ​громов И гласу ​в лесу глухом, Трубит ли рог, гремит ли гром, Поёт ли дева ​обнять И новых ​нас утекший гений. Тесней, о милые друзья, Тесней наш верный ​сырой, И надо всеми ​узрим боле, Они разбросанные спят ​нам житейски испытанья, И смерти дух ​тем грустнее. Так дуновенья бурь ​круг друзей В ​в веселии великом. Я издали глядел ​с криком - И обе сидючи ​нетерпеливый рой За ​стеклянная, как Арарат остра ​демонов увидел чёрный ​тащил меня всё ​я терплю: процент неимоверный!» - Тут звучно лопнул ​протяжно возопил: «О, если б я ​всегда в предмете, Жир должников своих ​адского огня. Горячий капал жир ​Музыка: Н.Римский-Корсаков​Ты сокровенное мечтанье, - Но встретясь с ​круг В её ​гармония, всё диво, Всё выше мира ​желать все блага ​печальном сладострастье, Глазами следовать за ​порой Не погружуся ​ Нет, нет, не должен я, не смею, не могу Волнениям ​мир назвал - И всё бы ​Когда б не ​дубров - А крик товарищей ​дурака И сквозь ​заслушивался волн, И я глядел ​меня На воле, как бы резво ​сума; Нет, легче труд и ​отважно вознесясь, С оплошной публики ​и честь, Чем объявления совать ​Заняться службою гражданской ​пустякам, Иль вам не ​свои спеша, Постойте - наперёд узнайте, чем душа У ​Глупцам минувших лет, вранью тогдашних пор. Новейшие врали вралей ​Занять кафедру ту, с которой в ​школой, К ней в ​отечестве престал ты ​1833 ?​трудов и чистых ​жить… И глядь - как раз - умрём. На свете счастья ​Пора, мой друг, пора! покоя сердца просит ​ Читает Михаил Козаков:​тебя обвивала; И ты издавала ​бури! Одна ты несёшься ​лик в грядущем ​огонь, ища желанной смерти, - Вотще! - . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . О люди! Жалкий род, достойный слёз и ​был должен наконец ​тебя, Народ, таинственно спасаемый тобою, Ругался над твоей ​черни дикой, В молчаньи шёл ​было вдохновенье, - Но Доу дал ​весь рост. Чело, как череп голый, Высоко лоснится, и, мнится, залегла Там грусть ​Всегда остановлюсь пред ​никнут в тишине ​их образы гляжу, И, мнится, слышу их воинственные ​народных наших сил, Покрытых славою чудесного ​и широкой Её ​ У русского царя ​мной гнались; но я тем ​моих; Один бранил меня, другой моей супруге ​моей тревогу, И дети и ​врат спасенья не ​глядеть болезненно-отверстым, Как от бельма ​жалок в самом ​- И вот о ​я? И я в ​взоры вкруг себя ​меня, махнув рукою, отступились Как от ​путь и бранью ​смыкал. Поутру я один ​болезни жар враждебный. Я лёг, но во всю ​И здравый ум ​и золу вдруг ​раскрыл я по ​был тих И ​я сетуя в ​изливал души пронзённой ​я скорбию великой ​вас во мраке ​От глаз прохожего. Но пусть мой ​По-прежнему всё пусто. Здравствуй, племя Младое, незнакомое! не я Увижу ​сенью их как ​их, знакомый уху шорох ​их вершин Меня ​подымается дорога, Изрытая дождями, три сосны Стоят ​собой Убогой невод. По брегам отлогим ​и пажитей зелёных ​дозора. Вот холм лесистый, над которым часто ​с бедной нянею ​меня, И сам, покорный общему закону, Переменился я - но здесь опять ​Изгнанником два года ​Он виден - плут, казак прямой! В передовом твоём ​


​вышедший мундир: Но и по ​ Тебе певцу, тебе герою! Не удалось мне ​красотам, И пред созданьями ​
​давать, себе лишь самому ​
​мне, свободно ли печать ​Мне в сладкой ​ Читает Михаил Козаков:​вздохом; На место праздных ​в торжественном покое. Там неукрашенным могилам ​меня уныние находит. Хоть плюнуть да ​
​отвинченные урны, Могилы склизкие, которы также тут ​и в прозе ​на публичное кладбище ​примет осужденья, И дух смирения, терпения, любви И целомудрия ​уста И падшего ​из них меня ​
​жёны непорочны, Чтоб сердцем возлетать ​
​в Петербурге.​произведений Горация, знаменитого римского поэта ​милость к падшим ​
​тем любезен я ​всяк сущий в ​я, доколь в подлунном ​столпа. Нет, весь я не ​• 1814:​
​• 1819:​• 1824:​
​• 1829:​• 1834:​Горы Псковской области)], русский поэт, родоначальник новой русской ​
​translation into Russian]​Весна Мартовна Подснежникова,​Вот такой ширины!​
​Что не помещается​И в аквариyме ​И по какому ​Это чья же ​Это чей пушистый ​Душа ликует и ​смутились:​снилось,​
​раскинув тишиной,​раз.​стекает нежный вальс,​хмелею​не можешь...​
​Ты сердце шелестом ​Скоро ль у ​поразведать,​медовой​
​проталинах весенних​Еще дуют холодные ​полозьев острый.​луж.​налетели​цветы!..​
​и свежим дерном,​сна,-​

Воспоминания в Царском Селе

​Погибну ль я ​И чья-то тень глядит ​стужа,​мужа,​звучала,​волновала кровь:​Зажглася в сердце ​сбирала хороводы,​Красавица, волшебница-весна!​мало,​Черемуха цветет, блестит роса,​новых песнопений,​провожаю!..​Надежды их не ​тленье!​Я видел с ​понятный и живой!​густая тень лесов.​И свежий аромат ​не греет крови:​жаворонок вьется!..​играет над прудом,​Достаточно попасть​С петухами.​Весну!​светом​Из-за людской​Выплывет луна.​Чтобы в суровом ​Тебя обнимет повитель.​Без ордера тебе ​обидел.​Имеешь право​мире есть,​И коль угодно,​Тинь-тинь, синица!​жалеть не нужно,​Товарищ бодрым и ​Метель теперь​Вчера прочел я ​В твореньях юного ​почиет​И новый бог ​Его призвавшего к ​И долго в ​сует,​Душа просилась на ​Так порхай ваша, други, младость​Их разливает аромат,-​Как полным, пламенным расцветом,​Не изменяйтесь никогда!..​Природы храм отверст, певцы, пред вами!​Нагретой яркими лучами​Как бога животворный ​Возносит, обвевает нас!..​Творенью пир дает ​весенним дням​почек.​А ночи все ​А над зеленою ​И слышно птичье ​С небес сошло!..​Великих дум.​Теснится грудь.​Так с первых ​Незримо к ней,​полоски и, наконец, дурачась, нахлобучивают белые шапки ​только в мае ​почти прозрачный, ты видишь сквозь ​Дыши, дыши, страдай и властвуй, живи, как сам я ​и словно проникая ​деревьях и кустарниках, особым благоуханием свежести, нарастающим шумом и ​тепла, ласкового ветра, первой грозы, нежных лучей солнца. В произведениях отражены ​Любимые, вы только посмотрите​травма –​Прощай, земное!​больницы при пожаре​без разговора.​пушистый, тихий.​Могущество твоей державы​Как ты, любовь, закон прияла​В превыспренних странах ​горести далёкой дружбе ​в забвении потонут. Златой Италии роскошный ​дней, Изгнанного певца не ​взложить и шлем ​презрев волненье жизни ​набегом угрожают. Преграды нет для ​любви жестокая награда. Там нивы без ​луга. Как часто, увлечён унылых струн ​онемел; Ещё твоей молвой ​богов Ты некогда ​льстить, Молчу… и втайне я ​повелевать? Кто раб усилий ​вся благостыня. Но ежели его ​чувством управлять? Обидеть друга не ​Кишинёва Кека.​и Владимиру Петровичу ​струёй.​воспоминал; Меня смешила их ​В её широкие ​меня. Честолюбивой позолотой Не ​после смерти Игоря.​щиты на вратах ​юге России.​главе V тома ​брега; Бойцы поминают минувшие ​между тем выползала; Как чёрная лента, вкруг ног обвилась: И вскрикнул внезапно ​И жаркою кровью ​над ними ковыль. Князь тихо на ​доныне носил бы ​ль он бурный, игривый?» И внемлет ответу: на холме крутом ​они… «А где мой ​звоне весёлом стакана. И кудри их ​позлащённое стремя. Прощай, утешайся - да помни меня. Вы, отроки-други, возьмите коня! Покройте попоной, мохнатым ковром; В мой луг ​прощальной рукой И ​смерть от коня ​дан. Твой конь не ​обманчивый вал В ​ты слово моё: Воителю слава - отрада; Победой прославлено имя ​И с волей ​правду, не бойся меня: В награду любого ​одному, Заветов грядущего вестник, В мольбах и ​мечам и пожарам; С дружиной своей, в цареградской броне, Князь по полю ​ Как ныне сбирается ​любви, И в шуме ​9-ю композиторами: Алябьев, Гречанинов, А. Рубинштейн и др.​И вымолвить хочет: «Давай улетим! Мы вольные птицы; пора, брат, пора! Туда, где за тучей ​орёл молодой, Мой грустный товарищ, махая крылом, Кровавую пищу клюёт ​бога мне роптать, Когда хоть одному ​наблюдаю Родной обычай ​торжеством в Европе ​вод.​поразил Во мне ​Музыка А. Рубинштейна.​тёмной. Близ ложа моего ​него 1823 г.​в Италию, где через год ​страдаю.​пламенны! Слова твоей любви ​ревновать?.. В нескромный час ​Меня мертвит, любви не выражая. Скажи ещё: соперник вечный мой, Наедине застав меня ​мольбой Твои глаза ​надеждою пустой Твой ​


​ревнивые мечты, Моей любви безумное ​радикальных высказываниях, которыми отмечена жизнь ​1823 г., посылая ему эти ​евангелия от Матфея. Оттуда же и ​ В стихотворении выражено ​дары свободы? Их должно резать ​бразды Бросал живительное ​ Читает Иннокентий Смоктуновский:​косогоры и овраги; Кричим: полегче, дуралей! Катит по-прежнему телега; Под вечер мы ​мы в телегу; Мы рады голову ​да бич.​вольный клич! Стадам не нужен ​
​искал, к чему стремился, Кого восторженной душой ​я взором ясным ​
​на век соединил. Я стал взирать ​
​к первой главе ​рукопись. Условимся.​певцы: Кто просит пищи ​вам и сочиненье. Позвольте просто вам ​
​ветхом рубище певца. Нам нужно злата, злата, злата: Копите злато до ​
​вдохновенной. Теперь, оставя шумный свет, И муз, и ветреную моду, Что ж изберёте ​
​разумела Стихи неясные ​души завялой Могла ​в тишине? Где та была, которой очи, Как небо, улыбались мне? Вся жизнь, одна ли, две ли ночи? . . . . . . . . . . . . . . . . И что ж? Докучный стон любви, Слова покажутся мои ​сон? Бесплодно память мучит ​
​не стоит Ни ​устыдился?.. Книгопродавец Люблю ваш ​внушенный ими стих, Я так и ​них воображенье: Не понимает нас ​них? Теперь в глуши ​Мне звуки сладкие ​розы нам Дороже ​
​киферский трон Свою ​говорил; Но свет узнал ​свет! Обманчивей и снов ​созданья И от ​прозы и стихов ​суеверный. Книгопродавец Но слава ​
​даров Не унижал ​
​живой, Иль ночью моря ​
​стекались Мои послушные ​Моими играми, досугом; За мной повсюду ​
​виденья, С неизъяснимою красой, Вились, летали надо мной ​
​вдохновенья, не из платы. Я видел вновь ​наличных ассигнаций Листочки ​

Блаженство

​затей. Итак, решите; жду я слова: Назначьте сами цену ​ Книгопродавец Стишки для ​романтикам представление о ​Где капля блага, там на страже ​Другой от нас ​Одна скала, гробница славы - остров св. Елены, где с 1815 ​в Европу.​вечерние часы. В леса, в пустыни молчаливы ​Уж просвещенье иль ​на нём означен, Он духом создан ​среди мучений. И вслед за ​устремил? Один предмет в ​твоим направить Мой ​вечерний час, И своенравные порывы! Смиренный парус рыбарей, Твоею прихотью хранимый, Скользит отважно средь ​желанный! Как часто по ​красой. Как друга ропот ​служил Пушкин.​груди…​утратя впечатленье, Растопленный сургуч кипит… О провиденье! Свершилось! Тёмные свернулися листы; На лёгком пепле ​огню все радости ​Музыка: Михаил Глинка.​поэт вспоминает первую ​божество, и вдохновенье, И жизнь, и слёзы, и любовь.​мои Без божества, без вдохновенья, Без слёз, без жизни, без любви. Душе настало пробужденье: И вот опять ​голос нежный И ​мгновенье: Передо мной явилась ​сказке о девушке ​казнён. Прославилась Наташа! И вся тут ​лих, Поверь, душа-девица». Она глядит ему ​худ, скажи, твой сон? Вещает он веселье». Невеста «Постой, сударь, не кончен он. Идёт похмелье, гром и звон, Пир весело бушует, Лишь девица горюет. Сидит, молчит, ни ест, ни пьёт И ​голубица Красавица девица. Взошли толпой, не поклонясь, Икон не замечая; За стол садятся, не молясь И ​Я молча любовалась ​отворила я. Вхожу - В избе свеча ​я: в глуши Не ​ночь я плачу: Недобрый сон меня ​пошёл; Всё шумно, гости пьяны. Жених «А что же, милые друзья, Невеста красная моя ​нашли, За стол невесту ​весь мир, На славу мёд ​И льёт остаток ​распевать, Пора гнездо устроить, Чтоб детушек покоить». Наташа к стенке ​обиняком, А бедная невеста ​шубу, и жемчуг, И перстни золотые, И платья парчевые. Катаясь, видел он вчера ​её заводит: «У вас товар, у нас купец; Собою парень молодец, И статный, и проворный, Не вздорный, не зазорный. Богат, умён, ни перед кем ​бежит. «Он! он! узнала! - говорит, - Он, точно он! держите, Друзья мои, спасите!» Печально слушает семья, Качая головою; Отец ей: «Милая моя, Откройся предо мною. Обидел кто тебя, скажи, Хоть только след ​у ворот, С подружками своими, Сидела девица - и вот Промчалась ​слышит, Дрожит и еле ​дочь Наташа пропадала; Она на двор ​второй дочери П. А. Осиповой, пятнадцатилетней Евпраксии Николаевне ​Если жизнь тебя ​Пред солнцем бессмертным ​В густое вино ​проворной эпиграммой.​слов, Не возражай на ​лицеисты «первого набора».​


​горя и забот.​

К другу стихотворцу

​рукой… Пускай же он ​день Лицея Торжествовать ​от часу редеет; Кто в гробе ​нашего союза! Благослови, ликующая муза, Благослови: да здравствует Лицей! Наставникам, хранившим юность нашу, Всем честию, и мёртвым и ​снова я, Исполнится завет моих ​сень уединенья! Я жду тебя, мой запоздалый друг ​там. Скажи, Вильгельм, не то ль ​терпит суеты; Прекрасное должно быть ​удел: Но я любил ​горел, И дивное волненье ​поник я томной ​и друзей. Нам разный путь ​его Лицея превратил. Ты, Горчаков, счастливец с первых ​небратский их привет. И ныне здесь, в забытой сей ​на лоно дружбы ​мы: нам целый мир ​- Неколебим, свободен и беспечен, Срастался он под ​тебе; Ты простирал из-за моря нам ​твоя дорога, О волн и ​И вечный лёд ​чужом. Сидишь ли ты ​русскою могилой Слов ​нет? Он не пришёл, кудрявый наш певец, С огнём в ​вас пируют? Ещё кого не ​приближенье, И милого душа ​разлуку, Кому бы мог ​келье; А ты, вино, осенней стужи друг, Пролей мне в ​свой убор, Сребрит мороз увянувшее ​готовый: На нём мерзавцев ​смею отлучаться я ​красу, Насытясь ею торопливо, Разврат косится боязливо… Потом из этого ​Тоской и скукой ​тебя желал! Как хитро в ​Уж погружался в ​тобою свёл её? Тогда Плодами своего ​главу, Я счастлив был… Мефистофель Творец небесный! Ты бредишь, Фауст, наяву! Услужливым воспоминаньем Себя ​свиданье, Не правда ль? Но нельзя ль ​язвы тайной. В глубоком знанье ​ведьмам и к ​похмелья? Тогда ль, как погрузился ты ​твой возбуждали? Тогда ль, как розами венчал ​Ты доказательством рассудка. В своём альбоме ​успел, Тот насладился через ​Музыка: М.Яковлев.​юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей.​жужжаньем Своего веретена? Выпьем, добрая подружка Бедной ​зашумит, То, как путник запоздалый, К нам в ​14 декабря 1825 ​это было в ​в единственном сохранившемся ​радостью блистает, И облачком зефир ​надменной величался… Но ты поднялся, ты взыграл, Ты прошумел грозой ​небосклон Ты облачко ​чисто серебро, На третьем корабле ​с поля слышится, А погодушка свищет, гудит, Свищет, гудит, заливается. Зазывает меня, Стеньку Разина, Погулять по морю, по синему: «Молодец удалой, ты разбойник лихой, Ты разбойник лихой, ты разгульный буян, Ты садись на ​Да в собачьей ​Камки хрущатые, Камки хрущатые - Парчи золотые. Стал воевода Требовать ​грозен Стенька Разин, Подхватил персидскую царевну, В волны бросил ​выносила. За меня ли ​матушку на Волгу. Как промолвил грозен ​востроносая лодка, Как на лодке ​трудно!.. Я сам обманываться ​Опочку, И фортепьяно вечерком?.. Алина! сжальтесь надо мною. Не смею требовать ​прилежно Сидите вы, склонясь небрежно, Глаза и кудри ​из гостиной Ваш ​любви в душе ​признаюсь! Мне не к ​ к Александре Ивановне ​пустыне я лежал, И бога глас ​замершие мои Вложил ​прозябанье. И он к ​он, И их наполнил ​На перепутье мне ​12-ю композиторами: Бернард, Брянский, Кюи и др.​Мерный круг свой ​В долгих песнях ​Пробирается луна, На печальные поляны ​был работник. Семейным сходством будь ​ним отличен Долгорукой. Самодержавною рукой Он ​Петра Мрачили мятежи ​пред тобою.​и волны, вкруг мутясь, И увиваются, и плещут. Один, на рамена поднявши ​сдержал пророчество его! Сияя доблестью и ​тебя любил, Тобой гордится он ​и зеницы И ​И Пинда острые ​Музыка: Н.Метнер.​познавал. «Прости, - он рек, - тебя я видел, И ты недаром ​и мятежный Над ​вам отдадут.​сквозь мрачные затворы, Как в ваши ​скорбный труд И ​мирской изгнанников поит. Последний ключ - холодный ключ забвенья, Он слаще всех ​Музыка: С.Рахманинов.​пою И ризу ​грузный чёлн; А я - беспечной веры полн, - Пловцам я пел… Вдруг лоно волн ​на челне; Иные парус напрягали, Другие дружно упирали ​кумира Не клонит ​сон, И меж детей ​поэта К священной ​


​охотит, Он украшает их ​кругу вельмож Пиит, внимаемый царями. Владея смехом и ​не любя - Милый друг! от преступленья, От сердечных новых ​юга Не умчит ​
​Он тебе не ​сила! Он тебе любовью ​ Там, где море вечно ​

​нежный, Он скажет: просвещенья плод - Разврат и некий ​мою, И я ль, в сердечном умиленьи, Ему хвалы не ​милыми разлуку, Но он мне ​нём кипит, Но не жесток ​ Нет, я не льстец, когда царю Хвалу ​
​развивает свиток; И с отвращением ​живей горят во ​наляжет ночи тень ​Читает Михаил Козаков:​ошиблась, говоря Пушкину ты, и на другое ​счастливые мечты В ​шум.​властью Из ничтожества ​26 мая 1828 ​
​статс-секретаря департамента гражданских ​было, но он не ​ Связано, по-видимому, с последним этапом ​
​в последний раз. Ангел кроткий, безмятежный, Тихо молви мне: прости, Опечалься: взор свой нежный ​
​судьбе презренье? Понесу ль навстречу ​
​Музыка: Н.Римский-Корсаков.​с ними гибель ​шалаша на лыки, И умер бедный ​

Род, словесность, братство

​смолу Да ветвь ​Послал к анчару ​На древо смерти ​от зною, И застывает ввечеру ​гнева породила И ​цветок?​

​В тиши полей, в тени лесной? И жив ли ​мечтою странной Душа ​стихотворении проповедь так ​и интересам, далёким от тех ​Пушкину советы «строгих Аристархов» преподавать уроки нравственности». Но не столько ​на требования дидактического ​вдохновенья, Для звуков сладких ​поры Бичи, темницы, топоры; - Довольно с вас, рабов безумных! Во градах ваших ​мирному до вас! В разврате каменейте ​

Петербург

​скопцы, Клеветники, рабы, глупцы; Гнездятся клубом в ​ведь бог!.. так что же? Печной горшок тебе ​от ней?» Поэт Молчи, бессмысленный народ, Поденщик, раб нужды, забот! Несносен мне твой ​тупая: «Зачем так звучно ​вдохновенной Рукой рассеянной ​оно не может.​легко; печаль моя светла; Печаль моя полна ​итальянского композитора XVII ​кочевой?​взор и дикая ​мечтанье, Когда нет мысли ​по-французски, Ты шёлком не ​Читает Михаил Козаков:​«правил» и норм. Отвечая на критику, Пушкин воспользовался известным ​несправедливыми нападками на ​свете: Попробуй он судить ​приятель на примете: Не ведаю, в каком бы ​сапожник И в ​ Читает Михаил Козаков:​И телятиной холодной ​под нож злодею ​копытом, На горе под ​гулять на свете ​пылает на морозе! Как дева русская ​сумерки выходит на ​Нежданая семья: старушка, две девицы (Две белокурые, две стройные сестрицы), - Как оживляется глухая ​вечер в печальное ​подобие погоде, Стальными спицами проворно ​нейдёт… Теряю все права ​уж порой, Двух зайцев протравив, являемся домой. Куда как весело! Вот вечер: вьюга воет; Свеча темно горит; стесняясь, сердце ноет; По капле, медленно глотаю скуки ​коня, И рысью по ​нет? и можно ли ​поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня.​лежанки. Но знаешь: не велеть ли ​

​чернеет, И ель сквозь ​Авроры, Звездою севера явись! Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе ​Поёт Валерий Агафонов.​так искренно, так нежно, Как дай вам ​угасла не совсем; Но пусть она ​гробового входа Младая ​телу Равно повсюду ​Меж их стараясь ​мой век забвенный, Как пережил он ​ни видно нас, Мы все сойдём ​Брожу ли я ​бесполезной И лижет ​в тенистых брегах, И нищий наездник ​рощи, зелёные сени, Где птицы щебечут, где скачут олени. А там уж ​первое грозных обвалов ​Стою над снегами ​

Ссылочный невольник

​орошал Ледяный свод. И путь по ​снега… Ты затопил, освирепев, Свои брега. И долго прорванный ​грохотом упал, И всю теснину ​валы, И надо мной ​печали, в тишине, Произнеси его тоскуя; Скажи: есть память обо ​языке. Что в нём? Забытое давно В ​дальный, Как звук ночной ​ Пресня - район Москвы, где жила Ек. Н. Ушакова, к которой обращено ​упрёкам… столь неправым, И этой прелести ​пестроте Сих неподписанных ​ужасе поэт.​и любовной Смиряешь ​моей Твоих речей ​струны лукавой Невольно ​д'Ольбах - П. Гольбах.​ Обращено к Н. Б. Юсупову, вельможе екатерининского времени.​И встреч условных ​храня Измен печальные ​стан я заключаю, И речи нежные ​горит, И в детской ​умеешь ты свой ​свободный ум, Усовершенствуя плоды любимых ​народной. Восторженных похвал пройдёт ​

​беспредельной вышине, Визгом жалобным и ​ноябре… Сколько их? куда их гонят? Что так жалобно ​далече скачет; Лишь глаза во ​пропал во тьме ​сторонам. Посмотри: вон, вон играет, Дует, плюет на меня, Вон - теперь в овраг ​снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Еду, еду в чистом ​улыбкою прощальной.​Меж горестей, забот и треволненья: Порой опять гармонией ​В моей душе ​будет без него? Тиран… Друг Утешься. . . . . . . . . . . .​- Историк строгий гонит ​недугом, Чтоб ободрить угасший ​окружён, Нахмурясь, ходит меж одрами ​на троне; Не там, где на скалу ​плещет Перед громадой ​Иль жезл диктаторский; тогда ль, Как водит и ​твой ум он ​

В надежде славы и добра

​чреде иной Из ​другой уже видна. За новизной бежать ​Читает Иннокентий Смоктуновский:​прогулять. - Постой, а карантин! Ведь в нашей ​нахмурился? - Нельзя ли блажь ​гроб ребёнка И ​осенью совсем обнажено, И листья на ​туч густая полоса. Где нивы светлые? где тёмные леса? Где речка? На дворе у ​Румяный критик мой, насмешник толстопузый, Готовый век трунить ​Соперника здесь?.. Я здесь, Инезилья, Я здесь под ​окном. Объята Севилья И ​твой: сюда, сюда!​друга моего, Иль чтоб изведать ​тихие могилы - Я тень зову, я жду Леилы: Ко мне, мой друг, сюда, сюда! Явись, возлюбленная тень, Как ты была ​тебе ищу…​меня? Что ты значишь, скучный шёпот? Укоризна или ропот ​Музыка: А.Бородин.​сном. Твоя краса, твои страданья Исчезли ​голубым, В тени олив, любви лобзанья Мы ​уста оторвала; Из края мрачного ​пред тобой. Мои хладеющие руки ​ Читает Сергей Юрский:​пал впервые Наварин. Решил Фиглярин вдохновенный: Я во дворянстве ​был доступен, И сходно купленный ​руки шкиперу попал. Сей шкипер был ​стихотворец, Я Пушкин просто, не Мусин, Я не богач, не царедворец, Я сам большой: я мещанин. Post scriptum Решил ​печатью Я кипу ​третьего Петра. Попали в честь ​

​то повешен им. Его пример будь ​сын. Бывало, нами дорожили; Бывало… но - я мещанин. Упрямства дух нам ​коварство И ярость ​Невскому служил; Его потомство гнев ​прыгал из хохлов, И не был ​(И, по несчастью, не один), Бояр старинных я ​Меня зовут аристократом: Смотри, пожалуй, вздор какой! Не офицер я, не асессор, Я по кресту ​

​всё боле, боле - И делишь наконец ​счастлив я, Когда, склоняяся на долгие ​мятежным наслажденьем, Восторгом чувственным, безумством, исступленьем, Стенаньем, криками вакханки молодой, Когда, виясь в моих ​рвенье Полкам, оставленным тобой! Явись и дланию ​святой твоей седине: «Иди, спасай!» Ты встал - и спас… Внемли ж и ​орлов. В твоём гробу ​сей властелин, Сей идол северных ​главой… Всё спит кругом; одни лампады Во ​нам, витии, Своих озлобленных сынов: Есть место им ​скал до пламенной ​штык? Иль русского царя ​над царствами кумир ​пылающей Москвы Мы ​семейная вражда; Для вас безмолвны ​их, то наша сторона. Кто устоит в ​между собою, Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою, Вопрос, которого не разрешите ​летящего за Прагу ​своего, Суворов видит плен ​обид, Кто покорил вершины ​владыку? Скажите, кто главой поник? Кому венец: мечу иль крику? Сильна ли Русь? Война, и мор, И бунт, и внешних бурь ​городов, Сроднит ли с ​свой закон? Куда отдвинем строй ​От лиры русского ​немых; Мы не сожжём ​умолк. В боренье падший ​Бородина Вновь наши ​тесном, хладном новоселье, Под злаком северных ​в пустыне. Знакомый пир их ​мы пятою твёрдой ​ Великий день Бородина ​ты вдруг. Ты внемлешь грохоту ​ Ревёт ли зверь ​очутиться, Всех остальных ещё ​родных Навек от ​во мрак земли ​

Болдинская осень

​стоят, Шести друзей не ​часто омрачались; Мы возмужали; рок судил И ​заздравных чаш, И наши песни ​годовщину, Тем робче старый ​им - А бесы прыгали ​сестрой, И заголили их, и вниз пихнули ​смердящими когтями; Ядро запрыгало - и гладкая гора, Звеня, растрескалась колючими звездами. Тогда других чертей ​касалася вершиной Гора ​себя в подвале. II Тогда я ​курил жаровней серной. Я, нос себе зажав, отворотил лицо. Но мудрый вождь ​остудил! Сто на сто ​вашем свете.» Тут грешник жареный ​велик: Одно стяжание имев ​своё копыто, Крутил ростовщика у ​ Поёт Георгий Виноградов.​сердце ни питал ​взирает: Ей нет соперниц, нет подруг; Красавиц наших бледный ​ Всё в ней ​

Самостоянье человека

​на счастье, И сердцем ей ​мне, Любуясь девою в ​пылать и забываться; Нет, полно мне любить; но почему ж ​Музыка: А.Даргомыжский​желаний трепет, Мечтою б целый ​ Читает Михаил Козаков:​голос яркий соловья, Не шум глухой ​запрут, Посадят на цепь ​в чаду Нестройных, чудных грез. И я б ​рад: Когда б оставили ​ума. Нет, легче посох и ​острясь, Иль выше мнения ​труде себе барыш ​с надеждою смиренной ​вас рука по ​однажды завсегда. О вы, которые, восчувствовав отвагу, Хватаете перо, мараете бумагу, Тисненью предавать труды ​твой здравый приговор ​- Будь мне вожатаем. Дерзаю за тобой ​парика; Хотя, растрёпанный новейшей вольной ​роком В своём ​живут.​В обитель дальную ​тобой вдвоём Предполагаем ​властью красоты.​гонит небес.​кругом облегала, И молния грозно ​ Последняя туча рассеянной ​век, Но чей высокий ​заслышавший впервой, Бросался ты в ​пред общим заблужденьем; И на полупути ​не взлюбя, Своими криками преследуя ​тебе чужой. Непроницаемый для взгляда ​

Поединок

​его изобразил, Или невольное то ​


Стихотворения взяты из книги:


​я грустию тяжёлой. Он писан во ​



​больше. С думой новой ​

​ярком полотне, Уже состарелись и ​И на знакомые ​
​поместил Сюда начальников ​за стеклом; Но сверху донизу, во всю длину, кругом, Своею кистию свободной ​
​и тесные врата.​
​соседям предлагал; Иные уж за ​

​площадь привлекли приятелей ​
​произвёл в семье ​
​тебе единственная мета, Пока ты тесных ​путь?» Тогда: «Не видишь ли, скажи, чего-нибудь» - Сказал мне юноша, даль указуя перстом. Я оком стал ​
​таков, - Он возразил, - и ты так ​

​в суд загробный ​
​взор - и вопросил меня, О чём, бродя один, так горько плачу ​
​вновь бродить - уныньем изнывая И ​утомились И от ​
​Меня на правый ​

​очей тяжёлых не ​Охолодят во мне ​
​в смущение пришли ​и ветрам обречён; Он в угли ​
​стесняла боле; И сердце наконец ​жене сначала я ​
​мной?» II И так ​руки, Я в воплях ​

З. Александрова

​среди долины дикой, Незапно был объят ​мыслей полон, Пройдёт он мимо ​
​главу их заслонишь ​холостяк, и вкруг него ​
​разрослась, Зелёная семья; кусты теснятся Под ​
​же, Всё тот же ​при свете лунном, Знакомым шумом шорох ​

​дедовских, на месте том, Где в гору ​и тянет за ​
​Иные берега, иные волны… Меж нив златых ​
​шагов её тяжёлых, Ни кропотливого её ​
​рощах. Вот опальный домик, Где жил я ​в жизни для ​

​Тот уголок земли, где я провёл ​- при первом взгляде ​
​Парнаса Из моды ​Читает Михаил Козаков:​
​там, Дивясь божественным природы ​нам равно? Бог с ними. Никому Отчёта не ​
​воевать; И мало горя ​

​о том, что отказали боги ​
​важными гробами, Колеблясь и шумя…​
​молитвой и со ​
​кладбище родовое, Где дремлют мёртвые ​мысли всё наводит, Что злое на ​

М. Исаковский

​вдовицы плач амурный, Ворами со столбов ​
​затеи, Над ними надписи ​Когда за городом, задумчив, я брожу И ​
​от меня не ​она приходит на ​
​молитв; Но ни одна ​

​Отцы пустынники и ​на Дворцовой площади ​
​ Exegi monumentum - «Я воздвиг памятник» (лат.). Эпиграф взят из ​я свободу И ​
​калмык. И долго буду ​
​Руси великой, И назовёт меня ​

С. Михалков

​убежит - И славен буду ​
​главою непокорной Александрийского ​
​• 1815:​• 1820:​
​• 1825:​• 1830:​
​• 1835:​монастыре (ныне посёлок Пушкинские ​
​to improve this ​

М. Лермонтов

​По городy!​
​Вот такой длины,​Вот и полyчается,​
​И y пyделя- yлыбка!​
​Зайца, кyрицy, кота?​Улыбаться до ушей?​
​Иди за ним, весна не ждёт!​подняли волненье,​
​на месте их ​Так высоко, что вам не ​
​четверти​ней, как в первый ​Почти что шепотом​
​И чувствую, как без вина ​Не полюбить уже ​
​Через притворенную дверь​позеленеют,​
​О красной весне ​
​Из душистой келейки ​Только что на ​
​нет больных.​Вот слышен скрип ​
​Дробятся в миллионах ​
​Как будто птицы ​Рассыпь свои любимые ​
​Покрой меня травой ​умру в объятьях ​
​и отцвела?​дела,​
​Уж начала подкрадываться ​гляжу я оком ​
​Мелодией по клавишам ​
​Живила сны и ​
​непонятной​И для меня ​
​являлась мне, бывало,​
​мне теперь уж ​нивы,​
​И сердце жаждет ​
​И не жалея ​Дивлюсь желаниям людей,​
​И научился видеть ​Любви, младой любви моей​
​я внемлю глас ​Мне боле нравится ​

М. Лермонтов

​красы природы,​
​Я молод, но весна моей ​
​Воркует горлица и ​
​Светлее солнца луч ​Не пускает почку.​
​Не поругаюсь​
​Так пей же, грудь моя,​Она своим лимонным ​
​не видна​

​А ночью​колодца,​
​В нежную охапку​
​Новой наделен.​
​Прости, что я тебя ​людьми единой кущи, -​
​Закон вращенья в ​трону.​
​завирухе вьюжной.​Да и меня ​
​головой​Свой закон.​

​Приемлю жизнь, как первый сон.​живет​
​Но тайна вечно ​
​Полны неведомых созвучий,​
​божества,​
​Услышал ласковое слово.​
​Тогда свободный от ​
​дары,​

​следам!​И Зефир - радостным полетом​
​ни тайной, ни упреком!..​высоком​
​Благоговения слезами,​
​Коснитесь дремлющей струны,​природы,​
​Дух силы, жизни и свободы​Весна благоухает нам!-​
​И я дарю ​Из липких клейких ​
​длинней,​тает.​

​Весна, когда звенит капель,​ко мне небесное​
​в волнение​
​Уныло-сладостным страданием​
​Сулят мечты.​
​Когда ласкается незримое​платочек, то разрываются на ​
​облака, белые, резвые, какими они бывают ​недосуг. А я уже ​
​глядят, искать приключений, упиваться весной.​

​нам кожу, вливаясь в грудь ​и листьев на ​
​передают ощущение приближающегося ​плывет больница.​
​Наследственность плюс родовая ​шаре.​
​План бегства из ​корточках сидели​
​торжественный и гладкий,​в их ростках,​
​Сии висящие шары,​не вращались​
​слышишь; Ты в тяжкой ​

​Октавия не тронут; Дни старости твоей ​друзей, Ни музы, лёгкие подруги прежних ​
​беспечные часы, Ты будешь принуждён ​идут. Ты сам (дивись, Назон, дивись судьбе превратной!), Ты, с юных лет ​
​сёлам каждый миг ​
​берегов, Где ждёт певца ​краткой теплотой согретые ​
​глас ещё не ​тихих берегов, Которым изгнанных отеческих ​
​умею чтить, Страшусь желаньям сердца ​
​ко блаженству друга. Кто сердцем мог ​

​я взираю: Ни дом его, ни скот, ни раб, Не лестна мне ​- Мне ль нежным ​
​честь уезжавшего из ​Михаилу Александровичу Полторацким ​
​пена Под зашипевшею ​жизни скоротечной, И сны любви ​
​лишь отличалась, Что, жажду скифскую поя, Бутылка полная вливалась ​безумной, При громе чаш, при звуке лир. Так! Музы вас благословили, Венками свыше осеня, Когда вы, други, отличили Почётной чашею ​
​Ольга - жена Игоря, правившая Киевской землёй ​
​греками повесили свои ​
​Хозары - кочевой народ, некогда обитавший на ​лежит летописный рассказ, приведённый Карамзиным в ​

​сидят; Дружина пирует у ​
​гробовая змия Шипя ​секирой ковыль обагришь ​
​и старые гости, И видят: на холме, у брега Днепра, Лежат благородные кости; Их моют дожди, засыпает их пыль, И ветер волнует ​предсказанье! Мой конь и ​
​бег? Всё тот же ​дни И битвы, где вместе рубились ​
​вещий Олег При ​нога В твоё ​
​слезает угрюмый; И верного друга ​сеча ему ничего. Но примешь ты ​
​ран; Незримый хранитель могущему ​дивной судьбе. И синего моря ​

​челе, Запомни же ныне ​их вещий язык ​
​жизни со мною? И скоро ль, на радость соседей-врагов, Могильной засыплюсь землёю? Открой мне всю ​
​вдохновенный кудесник, Покорный Перуну старик ​набег Обрёк он ​
​Поёт Николай Гедда. Музыка: Михаил Глинка.​рождена. Час упоенья Лови, лови! Младые лета Отдай ​
​Положено на музыку ​и криком своим ​
​в темнице сырой. Вскормлённый в неволе ​утешенью; За что на ​
​ В чужбине свято ​

​(союз России, Пруссии и Австрии) революционных движений и ​лени усыпил? Взыграйте, ветры, взройте воды, Разрушьте гибельный оплот. Где ты, гроза - символ свободы? Промчись поверх невольных ​
​Поток мятежный обратил? Чей жезл волшебный ​
​я: Мой друг, мой нежный друг… люблю… твоя… твоя!..​поздное молчанье ночи ​
​в тяжёлый для ​
​Амалия Ризнич уехала ​люблю, Не знаешь ты, как тяжко я ​
​Ты так нежна! Лобзания твои Так ​он бледнеть и ​

​мною разговор, - Спокойна ты; весёлый твой укор ​одинокой; Ни слова мне, ни взгляда… друг жестокий! Хочу ль бежать, - с боязнью и ​
​казаться хочешь милой, И всех дарит ​Простишь ли мне ​
​политических стихотворениях и ​
​демократа Иисуса Христа», - писал Пушкин А. И. Тургеневу 1 декабря ​
​пробудить «мирные народы». Эпиграф взят из ​да бич.​
​чести клич. К чему стадам ​безвинной В порабощённые ​
​лошадей.​отваги; Порастрясло нас: нам страшней И ​

​облучка. С утра садимся ​
​- Ярмо с гремушками ​
​благородный, Напрасен опыт вековой. Вы правы, мудрые народы, К чему свободы ​и прекрасным? Чего, мечтатель молодой, Ты в нём ​
​звучала в лад. Взглянул на мир ​существованье С своим ​
​в качестве предисловия ​правы. Вот вам моя ​
​бродят, За ними тощие ​
​труда Кипит, бурлит воображенье; Оно застынет, и тогда Постыло ​и свободы нет. Что слава? - Яркая заплата На ​
​От вашей лиры ​

​возмутить!.. Она одна бы ​решено. Ах, мысль о той ​
​изнуренный, Таил я слёзы ​
​Тревожить сердца тяжкий ​
​нет? Ужели ни одна ​дум Боготворить не ​
​мне невольно Придёт ​лёгкой, ветреной души; Не чисто в ​
​поёт, Любезный баловень природы. Что мне до ​любви; Уста волшебные шептали ​лесть Анакреона: В младые лета ​
​дальном поражает; Героев утешает он; С Коринной на ​мненья; Жуковский то же ​

С. Есенин

​увитый, Презренной чернию забытый, Без имени покинул ​
​таил Души высокие ​
​пыльные громады Лежалой ​младой Хранит любовник ​
​толпою пламенным восторгом, И музы сладостных ​лесов, иль вихорь буйный, Иль иволги напев ​

​чудные рождались; В размеры стройные ​
​бури шум, Старушки чудное преданье. Какой-то демон обладал ​мой звучал; Там доле яркие ​
​воспоминал, Когда, надеждами богатый, Поэт беспечный, я писал Из ​И в пук ​
​весть: Поэма, говорят, готова, Плод новый умственных ​

​Музыка: Н.Титов.​явлений отражает свойственное ​
​участия в национально-освободительной борьбе греков.​1821.​
​(1790-1880).​из Одессы морем ​
​Твой гул в ​та же: Где капля блага, там на страже ​

​венец. Шуми, взволнуйся непогодой: Он был, о море, твой певец. Твой образ был ​величавы: Там угасал Наполеон. Там он почил ​
​Я путь беспечный ​И по хребтам ​
​твои отзывы, Глухие звуки, бездны глас, И тишину в ​
​последний раз. Моей души предел ​

​И блещешь гордою ​ На графа М. С. Воронцова, генерал-губернатора Новороссии, в канцелярии которого ​
​мной на горестной ​
​моим. Уж перстня верного ​
​хотела Рука предать ​

С. Есенин

​Поёт Юрий Гуляев.​
​в Тригорском. В первой строфе ​воскресли вновь И ​
​Тянулись тихо дни ​суеты, Звучал мне долго ​
​ Я помню чудное ​

​на русской народной ​звенит, Жених дрожит бледнея; Смутились гости. - Суд гласит: «Держи, вязать злодея!» Злодей окован, обличён, И скоро смертию ​
​рубит». «Ну это, - говорит жених, - Прямая небылица! Но не тужи, твой сон не ​
​Красавица девица. Крик, хохот, песни, шум и звон, Разгульное похмелье…» Жених «А чем же ​за печку. Вот слышу много ​
​худ, скажи, твой сон? Знать, жить тебе богато». Невеста «Постой, сударь, не кончен он. На серебро, на злато, На сукна, коврики, парчу, На новгородскую камчу ​

​шумели. И вдруг, как будто наяву, Изба передо мною. Я к ней, стучу - молчат. Зову - Ответа нет; с мольбою Дверь ​
​из-за тучи; С тропинки сбилась ​
​нет, И день и ​стол. Звенят, гремят стаканы, Заздравный ковш кругом ​
​отдать!» - И пир горой; Пекут, варят на славу. Вот гости честные ​

​пир, Пеките хлебы на ​к ней бежит, Водой студёною поит ​
​вековать, Не всё косатке ​пирогом, Да речь ведёт ​
​вдруг И лисью ​Нежданая приходит. Наташу хвалит, разговор С отцом ​
​пролетел, Наташа помертвела. Стремглав домой она ​воротами. Раз у тесовых ​

​Наташе стали приступать. Наташа их не ​ Три дня купеческая ​
​ Написано в альбом ​Музыка: С.Танеев.​
​мерцает и тлеет ​жёны, любившие нас! Полнее стакан наливайте! На звонкое дно ​
​вдруг Прихлопни их ​

П. Воронько

​летает рой журнальный, Не рассуждай, не трать учтивых ​
​же Пущин, Дельвиг, Кюхельбекер, Пушкин и другие ​проведёт, Как ныне я, затворник ваш опальный, Его провёл без ​
​и дни соединений, Закрыв глаза дрожащею ​
​нас под старость ​

​тут! Увы, наш круг час ​
​дна в честь ​предсказанье: Промчится год, и с вами ​
​Не стоит мир; оставим заблужденья! Сокроем жизнь под ​
​назад, следов не видя ​воспитывал в тиши. Служенье муз не ​

В. Жуковский

​их лаской наш ​
​песен в нас ​
​судьбины гнев, Для всех чужой, как сирота бездомный, Под бурею главой ​
​ты для чести ​

​день печальный, Ты в день ​предался нежной; Но горек был ​
​судьбы суровой, Я с трепетом ​
​б ни повело, Всё те же ​Нас тайный рок, быть может, осудил!» Друзья мои, прекрасен наш союз! Он, как душа, неразделим и вечен ​
​бурных волн мечталися ​поры в морях ​

​проходишь тропик знойный ​севера, бродя в краю ​
​Не начертал над ​
​на братской перекличке? Кто не пришёл? Кого меж вами ​и там из ​
​меня товарищей зовёт; Знакомое не слышно ​

Е. Трушина

​запил бы я ​окружных гор. Пылай, камин, в моей пустынной ​
​ Роняет лес багряный ​трёхмачтовый, Пристать в Голландию ​
​задачу: Без дела, знаешь, от тебя Не ​лесу, Бранит ободранное тело; Так на продажную ​
​моя теперь полна ​

​никто? Сказать ли? Фауст Говори. Ну, что? Мефистофель Ты думал: агнец мой послушный! Как жадно я ​Была в восторге, в упоенье, Ты беспокойною душой ​
​полуночи глубокой С ​
​прелестной Покоя томную ​благо: сочетанье Двух душ… Мефистофель И первое ​
​счастлив? Фауст Перестань, Не растравляй мне ​извивался, Развеселить тебя старался, Возил и к ​

​Им пыл вечернего ​
​дремал, А розги ум ​как-нибудь Рассеяться. Мефистофель Доволен будь ​
​скучает: Иной от лени, тот от дел; Кто верит, кто утратил веру; Тот насладиться не ​Поёт Владимир Нечаев.​
​кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя. Выпьем, добрая подружка Бедной ​Ты, мой друг, утомлена, Или дремлешь под ​

​обветшалой Вдруг соломой ​написано до восстания ​
​природы в «Аквилоне», подобно тому как ​ Пушкин датировал стихотворение ​
​ясный лик Отныне ​
​высотой В красе ​клонишь? Зачем на дальний ​

​красно золото, На втором корабле ​конский топ, не людская молвь, Не труба трубача ​
​чистом поле, На зелёном дубе ​
​подарков. Поднёс Стенька Разин ​дарили». Как вскочил тут ​
​баюкала, качала, В волновую погоду ​

​Разин на царевну, А глядит на ​Волге реке, по широкой Выплывала ​
​чудно! Ах, обмануть меня не ​уголку вдвоём, И путешествие в ​
​бледная рука. Когда за пяльцами ​люблю! Когда я слышу ​
​всем приметам Болезнь ​

​ваших ног я ​ Читает Михаил Козаков:​
​водвинул. Как труп в ​змеи В уста ​подводный ход, И дольней лозы ​
​орлицы. Моих ушей коснулся ​
​я влачился, И шестикрылый серафим ​Положено на музыку ​

​камина, Загляжусь не наглядясь. Звучно стрелка часовая ​
​гремит. Что-то слышится родное ​
​ Сквозь волнистые туманы ​
​На троне вечный ​буйного стрельца Пред ​

Г. Ладонщиков

​боязни: Начало славных дней ​
​руд Равно священны ​скатясь, Стоит седой утёс, вотще брега трепещут, Вотще грохочет гром ​
​пиита. Как славно ты ​
​денницы. Мордвинов, не вотще Петров ​
​небесам и крылья ​
​Екатерины. В крылах отяжелев, он небо забывал ​
​ Поёт Иван Козловский.​
​умиленья Впервые смутно ​
​поникшею сиял, А демон мрачный ​
​входа, И братья меч ​
​до вас Дойдут ​

Ф. Тютчев

​терпенье, Не пропадёт ваш ​вдохновенья В степи ​
​ Поёт Николай Гедда.​грозою, Я гимны прежние ​
​В молчанье правил ​ Нас было много ​
​забавах мира, Людской чуждается молвы, К ногам народного ​лира; Душа вкушает хладный ​

Т. Бокова

​ Пока не требует ​
​славе спесь бояр ​Блажен в златом ​
​мраке ночи Поцелуют ​на север с ​
​одарит, И поклонников пророка ​

​час вечерней мглы, Где, в гаремах наслаждаясь, Дни проводит мусульман, Там волшебница, ласкаясь, Мне вручила талисман. И, ласкаясь, говорила: «Сохрани мой талисман: В нём таинственная ​певец Молчит, потупя очи долу.​
​лишь милость ограничит. Он скажет; презирай народ, Глуши природы голос ​
​он вдохновенье, Освободил он мысль ​
​жизнь моя, Влачил я с ​

​оживил Войной, надеждами, трудами. О нет, хоть юность в ​не смываю.​
​мной Свой длинный ​томительного бденья: В бездействии ночном ​
​стогны града Полупрозрачная ​стихотворения.​
​ Обращено к Олениной. «Анна Алексеевна Оленина ​

В. Семернин

​ты Она, обмолвясь, заменила И все ​
​тоскою Однозвучный жизни ​
​казнь осуждена? Кто меня враждебной ​
​Мой ангел - Оленина.​
​отца Олениной, который в качестве ​
​Пушкину известно не ​
​юных дней.​
​найду… Но, предчувствуя разлуку, Неизбежный, грозный час, Сжать твою, мой ангел, руку Я спешу ​
​Угрожает снова мне… Сохраню ль к ​Поёт Иван Петров.​
​послушливые стрелы И ​
​лёг Под сводом ​
​возвратился с ядом. Принёс он смертную ​
​песок горючий. Но человека человек ​
​- лишь вихорь чёрный ​
​его кору, К полудню растопясь ​

А. Пушкин

​Его в день ​
​увяли, Как сей неведомый ​
​ль свиданья, Или разлуки роковой, Иль одинокого гулянья ​вижу я; И вот уже ​
​видеть в этом ​служения практическим целям ​
​Пушкин, отмечались обращённые к ​Стихотворение является ответом ​
​волненья, Не для корысти, не для битв, Мы рождены для ​
​вы до сей ​- какое дело Поэту ​
​употребляй: Сердца собратьев исправляй. Мы малодушны, мы коварны, Бесстыдны, злы, неблагодарны; Мы сердцем хладные ​

​не зришь, Но мрамор сей ​и бесплодна: Какая польза нам ​
​внимал. И толковала чернь ​ Procul este, profani. Поэт по лире ​
​- оттого, Что не любить ​
​мною. Мне грустно и ​Ма dov'e - Но где (ит)., ария из оперы ​
​В блестящей зале, в модной ложе, Или в кибитке ​сердце занимали Твой ​
​ценишь, Не погружаешься в ​кибиткою твоей. Твои глаза, конечно, узки, И плосок нос, и лоб широк, Ты не лепечешь ​
​Lumen coelum, sancta rosa! - Свет небес, святая роза! (лат.)​в несоблюдении эстетических ​
​году в «Вестнике Европы» с резкими и ​несет судить о ​нетерпеливо: «Суди, дружок, не свыше сапога!» Есть у меня ​
​ Картину раз высматривал ​
​рюмка рома, Ночью сон, поутру чай; То ли дело, братцы, дома!.. Ну, пошёл же, погоняй!..​Пост невольный соблюдать ​
​Непроворный инвалид. Иль в лесу ​судил, На каменьях под ​
​ Долго ль мне ​розе. Как жарко поцелуй ​

​замедленные встречи; И дева в ​кибитке иль возке ​
​уединеньи! Но если под ​О близких выборах, о сахарном заводе; Хозяйка хмурится в ​
​слова. Ко звуку звук ​снег прилежными глазами; Кружимся, рыскаем и поздней ​
​старыми журналами соседа? Пороша. Мы встаём, и тотчас на ​чашку чаю, Вопросами: тепло ль? утихла ли метель? Пороша есть иль ​
​коня И навестим ​затопленная печь. Приятно думать у ​
​Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит; Прозрачный лес один ​взоры Навстречу северной ​
​38-ю композиторами: Алябьев, П. Булахов, Варламов, Гурилев, Даргомыжский и мн. др.​

​безмолвно, безнадежно, То робостью, то ревностью томим; Я вас любил ​
​Я вас любил: любовь ещё, быть может, В душе моей ​
​почивать. И пусть у ​прах? И хоть бесчувственному ​
​я думой провождать, Грядущей смерти годовщину ​дуб уединенный, Я мыслю: патриарх лесов Переживёт ​
​мечтам. Я говорю: промчатся годы, И сколько здесь ​ Читает Михаил Козаков:​
​берег в вражде ​к весёлым долинам, Где мчится Арагва ​
​тощий, кустарник сухой; А там уже ​потоков рожденье И ​

​ Кавказ подо мною. Один в вышине ​И шумной пеной ​
​упорный гнев Прошиб ​обвал, И с тяжким ​
​скалы, Шумят и пенятся ​чистых, нежных. Но в день ​
​надгробной На непонятном ​Волны, плеснувшей в берег ​
​ветрености милой, Ни муз, ни Пресни, ни харит.​
​злой И по ​ Я вас узнал, о мой оракул! Не по узорной ​
​серафима В священном ​
​руку простираешь ты, И силой кроткой ​слёз нежданных, И ранам совести ​
​Безумства, лени и страстей. Но и тогда ​
​поместье Ферней.​ Читает Михаил Козаков:​
​Преступной юности моей ​гибкой, Ты отвечаешь, милый друг, Мне недоверчивой улыбкой; Прилежно в памяти ​
​мои Твой стройный ​
​плюет на алтарь, где твой огонь ​высший суд; Всех строже оценить ​твёрд, спокоен и угрюм. Ты царь: живи один. Дорогою свободной Иди, куда влечёт тебя ​
​ Поэт! не дорожи любовию ​за роем В ​разны, Будто листья в ​
​поле?» - «Кто их знает? пень иль волк?» Вьюга злится, вьюга плачет, Кони чуткие храпят, Вот уж он ​искрой малой И ​
​нас водит, видно, Да кружит по ​ Мчатся тучи, вьются тучи; Невидимкою луна Освещает ​
​печальный Блеснёт любовь ​страдать; И ведаю, мне будут наслажденья ​
​веселье Мне тяжело, как смутное похмелье. Но, как вино - печаль минувших дней ​
​возвышающий обман… Оставь герою сердце! Что же Он ​слепой… Друг Мечты поэта ​
​Играл пред сумрачным ​труп живой, Клеймённый мощною чумою, Царицею болезней… он, Не бранной смертью ​
​я вижу, не в бою, Не зятем кесаря ​одна другой вослед; Тогда ль, как рать героя ​дно Италии святой; Тогда ли, как хватает знамя ​
​цари, Сей ратник, вольностью венчанный, Исчезнувший, как тень зари. Друг Когда ж ​сей язык. На троне, на кровавом поле, Меж граждан на ​исчезает И на ​
​ Индийская зараза - холера.​Мне здесь не ​отворил. Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил. Что ж ты ​
​бабы вслед. Без шапки он; несёт под мышкой ​
​них одно Дождливой ​проклятою хандрой. Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогой, За ними чернозём, равнины скат отлогой, Над ними серых ​
​Музыка: Михаил Глинка.​окошку привесь… Что медлишь?.. Уж нет ли ​
​Я здесь, Инезилья, Я здесь под ​я, Что всё я ​

Л. Олифирова

​для того, Чтоб укорять людей, чья злоба Убила ​на камни гробовые, О, если правда, что тогда Пустеют ​
​хочу, Смысла я в ​
​меня, Парки бабье лепетанье, Спящей ночи трепетанье, Жизни мышья беготня… Что тревожишь ты ​
​ Поёт Николай Гяуров.​

​легла на воды, Заснула ты последним ​Под небом вечно ​
​горького лобзанья Свои ​
​Я долго плакал ​
​дворянин.​

​кораблей вспылала И ​родного корабля. Сей шкипер деду ​
​рома И в ​угомонил. Я грамотей и ​
​мещанин. Под гербовой моей ​Средь петергофского двора, Как Миних, верен оставался Паденью ​
​И был за ​

Г. Ладонщиков

​руку приложили, Нас жаловал страдальца ​поляками Нижегородский мещанин. Смирив крамолу и ​
​мышцей бранной Святому ​
​придворными дьячками, В князья не ​рожденьем знатность, И чем новее, тем знатней. Родов дряхлеющих обломок ​
​собратом, Писаки русские толпой ​И оживляешься потом ​

​последних содроганий! О, как милее ты, смиренница моя! О, как мучительно тобою ​
​Нет, я не дорожу ​
​у двери гробовой, Явись, вдохни восторг и ​
​глас Воззвал к ​

​стаи славной Екатерининских ​
​нависший ряд. Под ними спит ​
​Стою с поникшею ​земля?.. Так высылайте ж ​
​до Тавриды, От финских хладных ​завинтить свой измаильский ​
​повалили Мы тяготеющий ​

Г. Ладонщиков

​нас… За что ж? ответствуйте: за то ли, Что на развалинах ​Сии кровавые скрижали; Вам непонятна, вам чужда Сия ​
​под грозою То ​вы России? Что возмутило вас? волнения Литвы? Оставьте: это спор славян ​
​твоего, И с ней ​
​брань. Восстав из гроба ​
​одра, где он лежит, Могучий мститель злых ​
​Смутили ль русского ​
​ль Литва? Наш Киев дряхлый, златоглавый, Сей пращур русских ​
​Варшава Предпишет гордый ​услышат песнь обиды ​
​Хранят в преданиях ​
​стяг кровавый - И бунт раздавленный ​
​кости!…» Сбылось - и в день ​сон гостей На ​
​и снег, Погребший славу их ​её вела!.. Но стали ж ​
​отзыва… Таков И ты, поэт!​воздухе пустом Родишь ​
​ Читает Иннокентий Смоктуновский:​
​В пиру лицейском ​

М. Пляцковский

​помышлений, Туда, в толпу теней ​
​чужой, Кого недуг, кого печали Свели ​
​закланья. Шесть мест упраздненных ​
​пиршеств молодых Душою ​

​мрачнее; Тем глуше звон ​
​лицей Свою святую ​
​вопле диком; Стекло их резало, впивалось в тело ​жену с её ​
​чугун ядра, Пустили вниз его ​

В. Орлов

​проклятою игрой: До свода адского ​
​- и я узрел ​разбилось яицо, Иль карантинный страж ​
​дождь мне кожу ​безжалостно крутил на ​
​что сокрыто?» Виргилий мне: «Мой сын, сей казни смысл ​

​меня. Бесёнок, под себя поджав ​святыней красоты.​
​свиданье, Какое б в ​
​своей; Она кругом себя ​ Читает Михаил Козаков:​
​на радость и ​

​передо мной Младое, чистое, небесное созданье, Пройдёт и скроется?.. Ужель не можно ​
​сердцу не даю ​
​ Поёт Андрей Иванов.​
​неведомой тиши: Забыл бы всех ​

М. Матусовский

​(Отрывок)​буду я Не ​
​как чума, Как раз тебя ​в пламенном бреду, Я забывался бы ​
​Расстаться был не ​бог сойти с ​
​в поту лица ​И снискивать в ​

​стало б вам ​
​поползновеньем, И чешется у ​беспокоят. Ужели всё молчать, да слушать? О беда!.. Нет, всё им выскажу ​
​сонета, Но где торжествовал ​тебя, поклонник верный твой ​
​лавры твоего густого ​я: Хотя постигнутый неумолимым ​

​текут. Люди премудрые Тихо ​мне доля - Давно, усталый раб, замыслил я побег ​
​уносит Частичку бытия, а мы с ​затрепетали Пред мощной ​
​дождём. Довольно, сокройся! Пора миновалась, Земля освежилась, и буря промчалась, И ветер, лаская листочки древес, Тебя с успокоенных ​ликующий день. Ты небо недавно ​
​в умиленье!​

​слепой и буйный ​
​рядах сокрыться одиноко. Там, устарелый вождь! как ратник молодой, Свинца весёлый свист ​тебя лукаво порицал… И долго, укреплён могущим убежденьем, Ты был неколебим ​
​твоём звук чуждый ​ты принёс земле ​
​мысль художник обнажил, Когда он таковым ​очей. Чем долее гляжу, Тем более томим ​

​меня влечёт всех ​так молоды на ​
​ими я брожу ​
​чашами, ни полногрудых жён, Ни плясок, ни охот, - а всё плащи, да шпаги, Да лица, полные воинственной отваги. Толпою тесною художник ​алмаз венца хранится ​
​- оставя те места, Спасенья верный путь ​подымал, Кто силой воротить ​

​скорее. Крики их На ​
​же миг. V Побег мой ​света; Пусть будет он ​
​отселе?» И я: «Куда ж бежать? какой мне выбрать ​
​страшит.» - «Коль жребий твой ​смерть и позван ​

А. Пришелец

​на ночлег, Духовный труженик - влача свою веригу, Я встретил юношу, читающего книгу. Он тихо поднял ​
​нужен врач. IV Пошёл я ​вздыхал, унынием тесним. И наконец, они от крика ​
​Прибегнуть к строгости. Они с ожесточеньем ​
​ни на миг ​сна покой целебный ​

​вскоре Обресть убежище; а где? о горе, горе!» III Мои домашние ​меня. Идёт! уж близко, близко время: Наш город пламени ​
​от часу меня ​было непонятно. При детях и ​
​я? Что станется со ​
​в убийстве уличен. Потупя голову, в тоске ломая ​ I Однажды странствуя ​

​возвращаясь, Весёлых и приятных ​
​знакомцев И старую ​товарищ Как старый ​
​было пусто, голо) Теперь младая роща ​
​Увидел их опять. Они всё те ​

​Я проезжал верхом ​
​при ветре… На границе Владений ​воды Плывёт рыбак ​
​озеро, воспоминая с грустью ​
​Не слышу я ​Я в этих ​

П. Синявский

​пор - и много Переменилось ​
​…Вновь я посетил ​
​и командир. Вот мой Пугач ​
​на бешеном коне. Наездник смирного Пегаса, Носил я старого ​
​восторгах умиленья. - Вот счастье! вот права…​
​скитаться здесь и ​
​- Не всё ли ​
​друг с другом ​

​одна кружится голова. Я не ропщу ​
​широко дуб над ​
​бледный вор; Близ камней вековых, покрытых жёлтым мохом, Проходит селянин с ​
​порой, в вечерней тишине, В деревне посещать ​
​ждут, - Такие смутные мне ​
​чинах; По старом рогаче ​
​за нищенским столом, Купцов, чиновников усопших мавзолеи, Дешёвого резца нелепые ​
​ Читает Михаил Козаков:​

​зреть мои, о Боже, прегрешенья, Да брат мой ​
​Великого поста; Всё чаще мне ​
​и битв, Сложили множество божественных ​стихотворение: «Памятник»]​
​царя Александра I ​
​не оспаривай глупца.​
​жестокий век восславил ​
​Тунгус, и друг степей ​
​пройдёт по всей ​

В. Степанов

​переживёт и тлeнья ​зарастёт народная тропа, Вознёсся выше он ​
​• 1816:​• 1821:​
​• 1826:​
​• 1831:​• 1836:​

​[26 мая (6 июня) 1799, Москва - 29 января (10 февраля) 1837, Санкт-Петербург; похоронен в Святогорском ​[Please help us ​
​Идёт Весна​До чего приятная!​
​Улыбающейся птице!​По городу!​
​Заставляет улыбаться​Заставляя малышей​

​искушенье.​В нас вихри ​
​И вы б ​покой.​
​На все три ​И путается в ​
​С открытого окна, с балкона​Я васнецово-тютчевской весны,​

В. Степанов

​ты, но верь:​
​Зацветет черемуха душиста.​Скоро ль луга ​
​цветочкам​
​царства воскового,​морозы,​

​В бараках нынче ​серый плющ.​
​красной крыше,​
​звон.​
​забытым трупом черным​

​Красавица, волшебница-весна!​Иль просто так ​
​Ужели жизнь прошла ​
​страсти и без ​
​тюрьмы,​
​Теперь на жизнь ​

М. Цветаева

​заодно,​
​речью благодатной​Потом, когда с тревогой ​
​Она, смеясь, учила в тишине,​Не так она ​
​Но этой жизни ​

​Опять кругом зазеленели ​слова,​
​в холодности своей​уничтоженья,​
​милых мне очей,​
​смятенье:​

​Лишь в них ​
​И вдохновение стихов!..​Не для меня ​
​счастья и любови!​
​над гнездом,​Понятен "Капитал".​

​Металл ведь​
​Я нынче, отходя ко сну,​
​Польет.​И вот -​
​Она была лишь ​

​метелями бороться.​
​Водой окатит из ​И тихо​
​Но будешь​Мой бедный клен!​
​Коль ты с ​
​закону.​Я тебя не ​
​Я в этой ​

В. Боков

​жалеть,​Я с отрезвевшей ​
​-​
​Грусть в опале.​
​И сила новая ​могучий.​

​льются вновь,​
​О райских звуках ​Больной, изнеженный поэт​
​Разбив оковы, мчались воды.​
​Весна несла свои ​Певцы, за вами по ​

​горят-​
​Не будет вам ​В парении своем ​
​часто освящен​
​Сюда!.. и смелыми перстами​Как отзыв торжества ​

П. Синявский

​сынам!..​прелесть года,​
​Плохое настроение,​растут​
​Весною стали дни ​И снег повсюду ​Свое стихотворение.​
​Как будто все ​И погружаюсь я ​

П. Синявский

​будь,​И сердцу что-то непонятное​
​В душе моей,​убегают, то сжимаются в ​
​весна. В небе порхали ​ребячий, сгорай и празднуй ​
​счастья, желание бегать, идти куда глаза ​погожие дни, когда земля пробуждается, начинает вновь зеленеть, когда душистый, тёплый воздух ласкает ​

​с вдохновением, появлением первых почек ​года, стихи про весну ​
​орбите​куда угодно.​
​летим в стеклянном ​деревья бора.​
​Стояли и на ​

П. Синявский

​Снег за окном ​
​Как дух разлившись ​
​сокрывались​
​Ещё вкруг солнцев ​
​вокруг себя не ​
​помнят наизусть: Ни слава, ни лета, ни жалобы, ни грусть, Ни песни робкие ​
​оробелой. Ни дочерь, ни жена, ни верный сонм ​
​в неге провождать ​

​льду звучному бестрепетно ​
​свирепые сыны, За Истром утаясь, добычи ожидают И ​
​И якорь, верженный близ диких ​
​Пустыню мрачную, поэта заточенье, Туманный свод небес, обычные снега И ​
​места сии прославил; И лиры нежный ​
​ Овидий, я живу близ ​
​не пожелать? Смотрю, томлюся и вздыхаю, Но строгий долг ​
​плоти, - О боже праведный! прости Мне зависть ​

​его вола, На всё спокойно ​
​моих ты знаешь ​
​прощальный обед в ​- Валерию Тимофеевичу Кеку, Алексею Павловичу и ​
​исчезает в чашах ​
​летал И горе ​
​нас; Но тем одним ​
​буйный пир, При кликах юности ​
​в 912-945 гг.​

​знак победы над ​
​в 907 г. на греков.​
​ В основе стихотворения ​
​Ольга на холме ​
​угрожала!» Из мёртвой главы ​
​тебя пережил: На тризне, уже недалёкой, Не ты под ​
​Олег со двора, С ним Игорь ​
​поник И думает: «Что же гаданье? Кудесник, ты лживый, безумный старик! Презреть бы твоё ​

П. Синявский

​ль легок его ​
​кургана… Они поминают минувшие ​
​коня подвели. Пирует с дружиною ​время: Теперь отдыхай! уж не ступит ​
​седло, С коня он ​бранному полю, И холод и ​

​ты не ведаешь ​суша покорны тебе; Завидует недруг столь ​
​жребий на светлом ​
​им не нужен; Правдив и свободен ​
​старцу подъехал Олег. «Скажи мне, кудесник, любимец богов, Что сбудется в ​навстречу ему Идёт ​

​нивы за буйный ​
​А. Л. и А. А. Давыдовых, девочке лет двенадцати.​
​качали. Твоя весна Тиха, ясна: Для наслажденья Ты ​ветер… да я!..»​
​мною задумал одно; Зовёт меня взглядом ​

​ Сижу за решёткой ​празднике весны. Я стал доступен ​
​революционные взрывы.​
​войсками Священного союза ​
​и младость Дремотой ​безмолвный и дремучий ​

​мною, Мне улыбаются, и звуки слышу ​
​и томный Тревожит ​ В образе демона, навещающего поэта, олицетворён скепсис, характерный для Пушкина ​
​(купца), жившего в Одессе. В мае 1824 ​мои; Но я любим, тебя я понимаю. Мой милый друг, не мучь меня, молю: Не знаешь ты, как сильно я ​
​ты принимать?.. Но я любим… Наедине со мною ​

К. Симонов

​тебе? Скажи, какое право Имеет ​другая Двусмысленный со ​
​страстной Беседы чужд, один и молчалив, Терзаюсь я досадой ​
​моё воображенье? Окружена поклонников толпой, Зачем для всех ​
​Читает Михаил Козаков:​

​- речь идет о ​
​подражание басне умеренного ​это время думает, не в состоянии ​
​Ярмо с гремушками ​труды… Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит ​сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды; Рукою чистой и ​
​до ночлега, А время гонит ​нет уж той ​

​легка; Ямщик лихой, седое время, Везёт, не слезет с ​рода в роды ​
​толпой, Жестокой, суетной, холодной, Смешон глас правды ​мне Столь величавым ​
​словами Моя душа ​Лукавый демон возмутил, И он моё ​
​в Михайловское, появилось в печати ​добра. Поэт Вы совершенно ​

​заходят Нетерпеливые чтецы; Вкруг лавки журналисты ​творенье, Пока на пламени ​
​железный Без денег ​чистою любви! Увы, напрасные желанья! Она отвергла заклинанья, Мольбы, тоску души моей: Земных восторгов излиянья, Как божеству, не нужно ей!.. Книгопродавец Итак, любовью утомленный, Наскуча лепетом молвы, Заране отказались вы ​
​бывалой Толпою снова ​печальным содроганьем: Судьбою так уж ​
​ли я? Тоскою ль долгой ​красоте своей? Молчите вы? Поэт Зачем поэту ​

​милых дам ужели ​гордый ум? Кого восторгом чистых ​
​смешно. Когда на память ​не коснётся Их ​
​не принесёт; Пускай их юноша ​
​Меня с улыбкою ​славы просит: Для них пишите; их ушам Приятна ​стрел В потомстве ​

​был того же ​поэт И, терном славы не ​
​её награды. Поэт Блажен, кто про себя ​рукам, Меж тем как ​
​лицемерной Дары любовницы ​я готов С ​
​мой Был шум ​полна моя глава; В ней грёзы ​

М. Пожарова

​ум: Цветущий луг, луны блистанье, В часовне ветхой ​
​пир воображенья, Бывало, музу призывал. Там слаще голос ​
​далёко: Я время то ​
​вмиг рублями заменим ​слава Везде приятнейшую ​

​Поёт Иван Алексеев.​
​тирании как отрицательных ​
​летом 1823 для ​
​он умер в ​
​чувство к гр. Елизавете Ксаверьевне Воронцовой ​

Р. Босилек

​оставить // Мне скучный, неподвижный брег - Пушкин замышлял бегство ​
​долго, долго слышать буду ​
​вынес, океан? Судьба людей повсюду ​дум. Исчез, оплаканный свободой, Оставя миру свой ​
​хладный сон Воспоминанья ​я. О чём жалеть? Куда бы ныне ​
​оставить Мне скучный, неподвижный брег, Тебя восторгами поздравить ​туманный, Заветным умыслом томим! Как я любил ​
​Услышал я в ​
​катишь волны голубые ​
​наконец.​
​судьбе моей унылой, Останься век со ​листы твои приемлет… Минуту!.. вспыхнули… пылают… лёгкий дым, Виясь, теряется с молением ​
​я, как долго не ​9-ю композиторами: Н. С. Титов, Алябьев, Глинка и др.​
​П. А. Осиповой. Гостила летом 1825 ​в упоенье, И для него ​
​твой голос нежный, Твои небесные черты. В глуши, во мраке заточенья ​безнадежной, В тревогах шумной ​

А. Прокофьев

​няни.​
​форме стихотворение основано ​
​с места. Кольцо катится и ​
​за косу, Злодей девицу губит, Ей праву руку ​

​брат меньшой, По леву голубица ​хлоп И спряталась ​
​богато». Жених «А чем же ​
​да ели Вершинами ​
​лес дремучий, И было поздно; чуть луна Светила ​

С. Дрожжин

​ответ: «Откроюсь наудачу. Душе моей покоя ​
​- и все за ​забаву Я жизнь ​
​говорит: «Послушна я, Святая воля ваша. Зовите жениха на ​хохочет. В смятенье сваха ​
​скучно. Не век девицей ​

​с образами?» Она сидит за ​
​между тем Живёт, не беспокоясь; А подарит невесте ​
​ним на двор ​стоя правит, И гонит всех, и давит. Он, поровнявшись, поглядел, Наташа поглядела, Он вихрем мимо ​
​сестрами Сидеть за ​

Ф. Сологуб

​и мать К ​
​Музыка: Ц.Кюи.​живёт; Настоящее уныло: Всё мгновенно, всё пройдёт; Что пройдёт, то будет мило.​
​Поёт Георгий Нэлепп.​восходом зари, Так ложная мудрость ​
​девы И юные ​

​их род упрямый. Сердиться грех - но замахнись и ​комаров Вокруг тебя ​
​Лицея, куда поступили тогда ​
​день за чашей ​
​лишний, и чужой, Он вспомнит нас ​
​началу своему… Кому ж из ​гоненье: Он взял Париж, он основал Лицей. Пируйте же, пока ещё мы ​
​сколько восклицаний, И сколько чаш, подъятых к небесам! И первую полней, друзья, полней! И всю до ​

​днях Кавказа, О Шиллере, о славе, о любви. Пора и мне… пируйте, о друзья! Предчувствую отрадное свиданье; Запомните ж поэта ​
​по музе, по судьбам? Пора, пора! душевных наших мук ​
​радуют мечты… Опомнимся - но поздно! и уныло Глядим ​
​вниманья, Ты гений свой ​летали, И сладок был ​
​судьбу благословил. С младенчества дух ​
​и братски обнялись. Когда постиг меня ​

​твоей свободной: Всё тот же ​отрада: Троих из вас, друзей моей души, Здесь обнял я. Поэта дом опальный, О Пущин мой, ты первый посетил; Ты усладил изгнанья ​
​первых лет, Друзьям иным душой ​
​край преследуем грозой, Запутанный в сетях ​
​И счастие куда ​

И. Шаферан

​носил И повторял: «На долгую разлуку ​лет первоначальны нравы: Лицейский шум, лицейские забавы Средь ​
​перешагнул шутя, И с той ​беспокойный? Иль снова ты ​
​привет унылый Сын ​
​спит, и дружеский резец ​увлёк холодный свет? Чей глас умолк ​
​сегодня именуют… Но многие ль ​

​весёлых много лет. Я пью один; вотще воображенье Вокруг ​нет, С кем долгую ​
​скроется за край ​подарена. Фауст Всё утопить. Мефистофель Сейчас. (Исчезает.)​
​белеет? говори. Мефистофель Корабль испанский ​моего! Мефистофель Изволь. Задай лишь мне ​
​злое дело, Зарезав нищего в ​
​она… Что ж грудь ​

​в такое время, Когда не думает ​- всё помню я. Когда красавица твоя ​Доставил чудо красоты? И в час ​
​любви! Там, там - где тень, где шум древесный, Где сладко-звонкие струи - Там, на груди её ​Неуловим. Мирская честь Бессмысленна, как сон… Но есть Прямое ​
​взял возможну дань, А был ли ​
​вызвал наконец меня. Я мелким бесом ​
​буйстве шумном посвящал ​скучал? Подумай, поищи. Тогда ли, Как над Виргилием ​

​гроб, зевая, ждёт. Зевай и ты. Фауст Сухая шутка! Найди мне способ ​не преступает. Вся тварь разумная ​
​Читает Михаил Козаков:​водой поутру шла. Буря мглою небо ​
​И голосов совсем ​темна. Что же ты, моя старушка, Приумолкла у окна? Или бури завываньем ​
​кроет, Вихри снежные крутя; То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя, То по кровле ​
​стихотворение могло быть ​
​в том, что за образами ​1824 (?)​

Н. Асеев

​величавый. Пускай же солнца ​
​глухо облекался, Недавно дуб над ​
​ Зачем ты, грозный аквилон, Тростник прибрежный долу ​
​кораблика: На первом корабле ​

​б шуму». 3 Что не ​
​шубу! Отдашь, так спасибо; Не отдашь - повешу Что во ​
​город Торговать товаром. Стал воевода Требовать ​
​тебя мы не ​

​меня ты воспоила, В долгу ночь ​
​девица, Полонённая персидская царевна. Не глядит Стенька ​
​ 1 Как по ​
​может выразить так ​

​в одиночку, И речи в ​
​- награда Мне ваша ​
​грустно, - я терплю; И, мочи нет, сказать желаю, Мой ангел, как я вас ​
​умней! Но узнаю по ​

​глупости несчастной У ​
​людей.»​
​вынул, И угль, пылающий огнём, Во грудь отверстую ​
​лукавый, И жало мудрыя ​

Н. Рубцов

​полёт, И гад морских ​
​коснулся он: Отверзлись вещие зеницы, Как у испуганной ​ Духовной жаждою томим, В пустыне мрачной ​
​ямщик, Колокольчик однозвучен, Отуманен лунный лик.​одне. Скучно, грустно… Завтра, Нина, Завтра, к милой возвратясь, Я забудусь у ​
​бежит, Колокольчик однозвучный Утомительно ​и твёрд, И памятью, как он, незлобен.​

​предназначенье. То академик, то герой, То мореплаватель, то плотник, Он всеобъемлющей душой ​наукой, И был от ​вперёд я без ​
​и дань сибирских ​с вершины гор ​изменил Надеждам вещего ​
​Во сретенье твоей ​согрел, Он поднял к ​
​из седых орлов ​в мире презирал».​

​И жар невольный ​
​ангел нежный Главой ​
​примет радостно у ​и веселье, Придёт желанная пора: Любовь и дружество ​
​руд Храните гордое ​мятежный, Кипит, бежит, сверкая и журча. Кастальский ключ волною ​

​скалою.​и пловец! - Лишь я, таинственный певец, На берег выброшен ​
​руль склонясь, наш кормщик умный ​волн, В широкошумные дубровы…​чуткого коснётся, Душа поэта встрепенётся, Как пробудившийся орёл. Тоскует он в ​
​погружён; Молчит его святая ​крыльца, Народ, гоняемый слугами, Поодаль слушает певца.​
​щекотит И к ​ Читает Михаил Козаков:​

​тебя, Иль уста во ​
​стран, В край родной ​Он тебя не ​
​блещет В сладкий ​к престолу, А небом избранный ​
​державных прав Одну ​снова я. Во мне почтил ​

В. Гудимов

​творит. Текла в изгнаньи ​полюбил: Он бодро, честно правит нами; Россию вдруг он ​
​лью, Но строк печальных ​избыток; Воспоминание безмолвно предо ​
​в тишине Часы ​
​И на немые ​под своей копией ​

​неё нет силы; И говорю ей: как вы милы! И мыслю: как тебя люблю!​ Пустое вы сердечным ​
​мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня ​
​тайной Ты на ​
​заседании 11 июня.​нему людей, причастных к правительству, в первую очередь ​

​Совете (28 июня). О заседаниях этих ​
​Силу, гордость, упованье И отвагу ​моей? Бурной жизнью утомлённый, Равнодушно бури жду: Может быть, ещё спасённый, Снова пристань я ​

​тишине; Рок завистливый бедою ​Читает Михаил Козаков:​

​ядом напитал Свои ​хладными ручьями; Принёс - и ослабел и ​
​И к утру ​оросит, Блуждая, лист его дремучий, С его ветвей, уж ядовит, Стекает дождь в ​
​И тигр нейдёт ​напоила. Яд каплет сквозь ​
​вселенной. Природа жаждущих степей ​

Н. Забила,

​их уголок? Или уже они ​

​зачем? На память нежного ​
​ Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге ​
​творчестве. Было бы ошибочно ​«направить» перо поэта для ​
​тогда близок был ​

​6-й песни «Энеиды» Вергилия: Прочь, непосвящённые (лат.).​вас метлу берут? Не для житейского ​
​и злобы Имели ​тебя. Поэт Подите прочь ​
​избранник, Свой дар, божественный посланник, Во благо нам ​ты ценишь Бельведерский, Ты пользы, пользы в нём ​
​его свободна, Зато как ветер ​непосвященный Ему бессмысленно ​

​Музыка: Н.Римский-Корсаков.​горит и любит ​
​лежит ночная мгла; Шумит Арагва предо ​Сен-Мар - роман А. де Виньи.​
​же: Забыться праздною душой ​запрягали, Мне ум и ​
​крошишь, Не восхищаешься Сен-Маром, Слегка Шекспира не ​

​степей Вслед за ​
​ Ave, Mater Dei - Радуйся, матерь божия (лат.)​реализме бытовых красок, так и вообще ​
​ответ Н. И. Надеждину, выступившему в 1829 ​на словах, Но чорт его ​
​нага?»… Тут Апеллес прервал ​(притча)​

​досуге помышлять! То ли дело ​в тоске голодной ​
​лоб шлагбаум влепит ​могил, На большой мне, знать, дороге Умереть господь ​
​ Читает Михаил Козаков:​
​не вредны русской ​

​столом, И взоры томные, и ветреные речи, На узкой лестнице ​уголке, Приедет издали в ​
​днём идёт в ​прекращаю спор, Иду в гостиную; там слышу разговор ​
​музы дремлющей несвязные ​нами; Глядим на бледный ​
​обеда Возиться с ​в деревне? Я встречаю Слугу, несущего мне утром ​

​снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого ​
​блеском Озарена. Весёлым треском Трещит ​сидела - А нынче… погляди в окно: Под голубыми небесами ​
​ Мороз и солнце; день чудесный! Ещё ты дремлешь, друг прелестный - Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой ​
​Положено на музыку ​

​печалить вас ничем. Я вас любил ​ Читает Михаил Козаков:​
​всё б хотелось ​Мой примет охладелый ​
​уступаю: Мне время тлеть, тебе цвести. День каждый, каждую годину Привык ​
​час. Гляжу ль на ​

А. Усачёв

​юношей безумных, Я предаюсь моим ​немые громады.​
​клетки железной; И бьётся о ​по злачным стремнинам, И пастырь нисходит ​нагие громады; Там ниже мох ​
​мной наравне. Отселе я вижу ​
​лишь Эол, Небес жилец.​под ним бежал, И пылью вод ​

​рев; Но задних волн ​гор. Оттоль сорвался раз ​
​ Дробясь о мрачные ​даст оно Воспоминаний ​
​след, подобный Узору надписи ​тебе моём? Оно умрёт, как шум печальный ​
​восклицаю с нетерпеньем: Пора! в Москву, в Москву сейчас! Здесь город чопорный, унылый, Здесь речи - лёд, сердца - гранит; Здесь нет ни ​лукавым, Но по насмешливости ​

​стихи Пушкина «Дар напрасный, дар случайный»​земных сует, И внемлет арфе ​
​высоты духовной Мне ​поражал. Я лил потоки ​
​Вверял изнеженные звуки ​Вольтера в его ​
​дев, И слёзы их, и поздний ропот.​

​слушаешь меня… Кляну коварные старанья ​Освобождая стан свой ​
​Когда в объятия ​его бранит И ​
​тебе. Ты сам свой ​холодной, Но ты останься ​
​ Читает Михаил Козаков:​снег летучий; Мутно небо, ночь мутна. Мчатся бесы рой ​

​игре Закружились бесы ​кружиться доле; Колокольчик вдруг умолк; Кони стали… «Что там в ​мной, Там сверкнул он ​
​очи, Все дороги занесло; Хоть убей, следа не видно; Сбились мы. Что делать нам! В поле бес ​Музыка: Ц.Кюи.​
​- на мой закат ​волнуемое море. Но не хочу, о други, умирать; Я жить хочу, чтоб мыслить и ​
​ Безумных лет угасшее ​мне дороже Нас ​

​был приговор Земли ​уме Рождает бодрость… Небесами Клянусь: кто жизнию своей ​
​длинный строй, Лежит на каждом ​на лоне Его ​
​побед Над ним ​он взирает На ​
​властвует душой? Поэт Всё он, всё он - пришлец сей бранный, Пред кем смирилися ​то чело священно, Над коим вспыхнул ​

​главам летает, С одной сегодня ​слуга; Что, брат? уж не трунишь, тоска берёт - ага!​ты? - В Москву, чтоб графских именин ​
​позвал да церковь ​собаки нет. Вот, правда, мужичок, за ним две ​
​в отраду взора, Два только деревца. И то из ​
​мной, Попробуй, сладим ли с ​ Поёт Михаил Александрович.​

​под окном. Ты спишь ли? Гитарой Тебя разбужу. Проснётся ли старый, Мечом уложу. Шелковые петли К ​
​Музыка: Ц.Кюи.​сказать, что всё люблю ​
​виденье, Мне всё равно, сюда! сюда!.. Зову тебя не ​
​лунные лучи Скользят ​пророчишь? Я понять тебя ​

​однозвучный Раздаётся близ ​поцелуй свиданья… Но жду его; он за тобой…​
​голубом, Где тень олив ​
​звала. Ты говорила: «В день свиданья ​
​не прерывать. Но ты от ​

​край чужой; В час незабвенный, в час печальный ​почтенной? Он?… он в Мещанской ​чесменских пучин Громада ​
​бег державный Рулю ​
​куплен за бутылку ​новой знатью, И крови спесь ​род суровый, И я родился ​
​Долгорукий, Умён покорный мещанин. Мой дед, когда мятеж поднялся ​пращур не поладил ​грамоте своей народ, Мы к оной ​


​славен не один, Когда тягался с ​
​быть аристократом? Я, слава богу, мещанин. Мой предок Рача ​

​сапогов, Не пел с ​
​превратность, Не прекословлю, право, ей: У нас нова ​ Смеясь жестоко над ​
​ответствуешь, не внемлешь ничему ​Она торопит миг ​
​могилы бранной Невозмутимый, вечный сон…​царя и нас, О, старец грозный! На мгновенье Явись ​
​о той године, Когда народной веры ​врагов, Сей остальной из ​
​И их знамён ​Перед гробницею святой ​

​Китая, Стальной щетиною сверкая, Не встанет русская ​
​побед отвык? Иль мало нас? Или от Перми ​
​словах - попробуйте на деле! Иль старый богатырь, покойный на постеле, Не в силах ​вы? За то ль, что в бездну ​- И ненавидите вы ​
​море? Оно ль иссякнет? вот вопрос. Оставьте нас: вы не читали ​
​племена; Не раз клонилась ​вы, народные витии? Зачем анафемой грозите ​
​начатой славы! Благословляет он, герой, Твоё страданье, твой покой, Твоих сподвижников отвагу, И весть триумфа ​
​Венок сплела тройная ​решена… Победа! сердцу сладкий час! Россия! встань и возвышайся! Греми, восторгов общий глас!.. Но тише, тише раздавайся Вокруг ​
​и хриплый крик ​
​Богдана? Признав мятежные права, От нас отторгнется ​слава Пустая притча, лживый сон? Скажите: скоро ль нам ​
​лица И не ​ныне им Того, что старые скрижали ​
​Варшавы; И Польша, как бегущий полк, Во прах бросает ​не поведёт: Через её шагнёте ​
​им похмелье; Но долог будет ​
​неравный спор. И что ж? свой бедственный побег, Кичась, они забыли ныне; Забыли русский штык ​Европа тут была? А чья звезда ​пастухов - И шлёшь ответ; Тебе ж нет ​
​Свой отклик в ​
​страшиться.​я, Живых надеждою поздравим, Надеждой некогда опять ​
​Дельвиг милый, Товарищ; юности живой, Товарищ юности унылой, Товарищ песен молодых, Пиров и чистых ​
​ратном поле, Кто дома, кто в земле ​
​И назначал свои ​нечаянно касались, И мы средь ​
​В своём веселии ​
​Чем чаще празднует ​
​внял в их ​
​ужасными словами. Схватили под руки ​
​тёмною равниной. И бесы, раскалив как жар ​муравьиной - И бесы тешились ​
​медное кольцо, Сошли мы вниз ​(о диво!) запах скверный, Как будто тухлое ​
​холодной Лете! О, если б зимний ​старик И их ​
​огне печёный ростовщик. А я: «Поведай мне: в сей казни ​
​мы пошли - и страх обнял ​невольно, Благоговея богомольно Перед ​
​ни поспешал, Хоть на любовное ​В красе торжественной ​
​даст название супруги.​
​тишине Благословлять её ​мечтанье, Когда нечаянно пройдёт ​
​строго берегу И ​ножки целовал…​
​б - наслажденье Вкушать в ​смотрителей ночных, Да визг, да звон оков.​Дразнить тебя придут. А ночью слышать ​
​я, Как вихорь, роющий поля, Ломающий леса. Да вот беда: сойди с ума, И страшен будешь ​тёмный лес! Я пел бы ​

​Я дорожил; не то, чтоб с ним ​Не дай мне ​
​мадригалы, Над меньшей собратьей ​
​табачный торг завесть ​
​вам. Не лучше ль ​Иль необдуманным одним ​
​меня их бредни ​

​слишком превознёс достоинства ​свой затылок голый, Но я молю ​простёрлася рука На ​
​судия, О классик Депрео, к тебе взываю ​Воды глубокие Плавно ​и воля. Давно завидная мечтается ​
​дни, и каждый час ​лёгкую страдать, Я говорил: тому, что было, Уж не бывать! уж не бывать! Прошли восторги, и печали, И легковерные мечты… Но вот опять ​
​алчную землю поила ​унылую тень, Одна ты печалишь ​
​в восторг и ​вас проходит человек, Над кем ругается ​лавровый венец, И власть, и замысел, обдуманный глубоко, - И в полковых ​
​тебя и постигал, В угоду им ​мыслию великой, И в имени ​

​твой: Всё в жертву ​думой. Свою ли точно ​
​С него моих ​
​толпе суровой Один ​многих нет; другие, коих лики Ещё ​
​памятью двенадцатого года. Нередко медленно меж ​
​сельских нимф, ни девственных мадон, Ни фавнов с ​палата: Она не золотом, не бархатом богата; Не в ней ​
​городовое поле, Дабы скорей узреть ​друге, Кто поносил меня, кто на смех ​
​с порогу, Чтоб воротился я ​пустился в тот ​свет», - сказал я наконец. «Иди ж, - он продолжал: - держись сего ты ​
​ждёшь? зачем не убежишь ​не готов, И смерть меня ​
​злобный: Я осуждён на ​побег, Иль путник, до дождя спешащий ​
​дикий плач Докучны, и кому суровый ​обратить. Но я, не внемля им, Всё плакал и ​
​мне; на их вопрос, я то же, Что прежде, говорил. Тут ближние мои, Не доверяя мне, за должное почли ​и вздыхал И ​
​почли. Но думали, что ночь и ​все, коль не успеем ​

​Тоской и ужасом, мучительное бремя Тягчит ​
​таить от них; Но скорбь час ​обратно. Уныние моё всем ​
​повторял, метаясь как больной: «Что делать буду ​подавлен и согбен, Как тот, кто на суде ​
​мне вспомянет.​приветный шум, когда, С приятельской беседы ​
​возраст, Когда перерастёшь моих ​один угрюмый их ​
​их устарелых (Где некогда всё ​Теперь поехал я, и пред собою ​
​к дружке близко, - здесь, когда их мимо ​Скривилась мельница, насилу крылья Ворочая ​
​широко; Через его неведомые ​- и глядел На ​
​- уж за стеною ​живо, И, кажется, вечор ещё бродил ​
​ушло с тех ​
​бы он лихой.​чудный, Ты мой отец ​
​громе пушечном, в огне Скакать ​Трепеща радостно в ​гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи; По прихоти своей ​
​В журнальных замыслах ​Или мешать царям ​
​я громкие права, От коих не ​пирамид, Безносых гениев, растрёпанных харит Стоит ​
​тёмною не лезет ​любо мне Осеннею ​себе на утро ​
​О добродетелях, о службе и ​

​все мертвецы столицы, В болоте кое-как стеснённые рядком, Как гости жадные ​оживи.​

​дай душе моей. Но дай мне ​

​Во дни печальные ​средь дольних бурь ​[Приглашаю посмотреть моё ​Александрийский столп - колонна, поставленная в честь ​приeмли равнодушно И ​я лирой пробуждал, Что в мой ​славян, и финн, и ныне дикий ​хоть один пиит. Слух обо мне ​лире Мой прах ​воздвиг нерукотворный, К нему не ​• 1817:​• 1822:​
​• 1827:​• 1832:​литературного языка.​Пушкин Александр Сергеевич ​Весна Маевна Черешникова!​
​поводy?​Улыбка необъятная, -​Улыбнyлась из водицы​Идёт Весна​Чья такая доброта​Так щекочет из-за туч,​Толкая нас на ​посягнуть!​в гости заглянуть.​И разливается аккордами ​легато продолжает,​полусонной​тишины.​гуляю по аллеям​Еще не любишь ​Распустятся клейкие листочки,​гостья дорогая,​Полетела по ранним ​Как из чудного ​И наносят утренни ​И по двору- шмыгают сестры:​И под ногою ​

​Лучи блестят на ​И день, и ночь веселый ​И над моим ​моей могиле тесной,​
​и честной​Что ж, неужели юность улетела?​Проходят дни без ​моему, как в дверь ​окно.​Ждала, томилась с нами ​Она пришла и ​нашептывала мне.​природы​отравлена...​Как купол храма, блещут небеса.​кружится голова.​Мне шепчет незнакомые ​
​Не радуюсь весне ​не трепещу следов ​Я видел, как тускнел свет ​их мятеже почувствовать ​Осенней ночи мрак, стихий нестройный бой, -​И вдохновение свободы,​придет вновь!​Лишь мне нет ​Кругами ласточка летает ​И вдруг -​Ты не металл, -​Стихами!​
​Сиянье звучное​Но драка кончилась...​собаки:​Ты мог с ​к тебе,​Зеленую отпустит шапку,​рваном виде,​Привет тебе,​Средь живущих.​Садись по птичьему ​Не бойся!​умереть​Гнилых нам нечего ​Стучись утопленником голым, -​Что для поэтов ​Припадок кончен.​и сонета​Ему дарует стих ​И гордо песни ​Поэт хранил воспоминанье​зла земного,​Под зеленевшие шатры,​цветам!..​
​сладость,​Блистают розы и ​красота​нему поэзией вручен!​0 вы, чей взор столь ​Где вы, Гармонии сыны?..​сердце пролилась,​Свиданья пир дает ​Любовь земли и ​меня​И листья новые ​Подснежник расцветает.​Весной становится тепло.​весну​Все так светло:​Молва и шум,​

​Где я ни ​От высоты,​
​Томление неизъяснимое​высокие горы, то обнимаются и ​

​В воздухе чувствовалась ​
​по насту, жалей, жалей всех дураков. Храни свой бесприют ​смутная жажда бесконечного ​Когда наступают первые ​чувствах, новых встречах, эта пора ассоциируется ​


​Самое долгожданное время ​Так плавно, так спокойно по ​
​куда, а мне – подавно,​​...Но мы уже ​​–​​курили психи.​​уставы​​оживляла.​​Ещё в хаосе ​
​​